Страница 12 из 45
Понурил голову Жиренше, чувствуя, что уж теперь не избегнуть ему смерти.
А Карашаш говорит:
— Не горюй, дорогой. Иди спрячься в степи и не показывайся до вечера. Я сама приму хана.
Жиренше ушёл в степь, а Карашаш осталась в хижине. Вскоре слышит она конский топот и грозный голос:
— Эй, кто там! Откликайтесь!
Карашаш по голосу сразу узнала хана. Она вышла из хижины и низко поклонилась ему.
— Где же твой муж? Почему он не встречает меня? — сердито спросил хан.
И Карашаш ответила ему почтительно:
— О, могущественный хан, смилуйся над моим несчастным мужем: он отлучился из дому, чтобы угодить тебе. Как услышал он, что ты едешь навестить нас, так вошла к нему в сердце скорбь, потому что бедны мы и ничего нет у нас в запасе для угощенья знатных гостей. Тогда мой муж поспешил в степь, чтобы подоить свою ручную перепёлку и из её молока приготовить для тебя кумыс. Войди в нашу лачужку, великий хан, муж скоро вернётся и угостит тебя на славу.
Хан рассвирепел.
— Ты лжешь, негодная женщина! — закричал он. — Где это видано, чтобы доились перепёлки!
— Чем ты поражён, ясноокий хан? — как ни в чём не бывало сказала Карашаш. — Разве тебе не известно, что в стране, которой управляет мудрый, случаются и не такие чудеса? Не твои ли сорок баранов собираются оягниться со дня на день?
Хан понял, что простая женщина смеётся над ним. Не зная, куда деваться от стыда, он круто повернул коня, огрел его плетью и скрылся вдали.
С той поры он оставил Жиренше и Карашаш в покое, и они счастливо прожили вместе до глубокой старости.
Конь хана Жанибека
Был у хана Жанибека чистокровный жеребец. Не конь — буря. Хан гордился и дорожил им больше всего на свете. И вдруг скакун захворал. Хан был вне себя от горя. Он отказался от обычных дел и забав, не спал, не ел и не пил. До всех дошла его страшная угроза:
— Если кто-нибудь отважится сказать, что любимый мой конь умер, я забью ему в глотку кол!
Ужас обуял придворных. Ханские слуги двигались не дыша. Конюхи не отходили от коня ни на минуту. А конь пал на ноги и вскоре издох. На что было надеяться? Все ждали смерти. Мужья прощались с жёнами, родители с детьми.
Тогда к хану вошёл премудрый Жиренше-Шешен. Хан уставился на него исступленным взором.
— Ты хочешь говорить со мной о коне?
— Да, великий хан.
— Что же случилось с конём? Отвечай!
— Господин мой! Будь спокоен. С конём ничего не случилось. Он всё такой же, что и прежде, только не берёт корма, не открывает глаз, не двигает ногами и не шевелит хвостом.
— Так значит, мой конь мёртв! — вскричал хан.
— Воистину так, повелитель! Но заметь, что запретное слово, за которое ты грозил жестокой карой, произнесли твои, а не мои уста. Не думаю, чтобы ты пожелал предать смерти самого себя.
Так мудрый Жиренше находчивой речью отвёл гнев хана от себя и от других людей.
Кузнец и его верная жена
Давным-давно это было. Жил в одном городе искусный кузнец. Руки его могли сотворить всё, что в состоянии придумать человеческий разум, — не могли только добыть вдоволь хлеба для мастера и его жены. Беден был народ в том городе, а кузнец, нигде не находя работы, бедствовал больше всех. Никогда он не предавался унынию, всегда шутил с товарищами и пел песни, но сердце его от забот почернело, как уголь. Сам-то он готов был сносить любые невзгоды, да горько ему было смотреть, как бьётся в нужде молодая жена — такая красавица, какие рождаются раз в сто лет. Вот и запало кузнецу в голову отправиться на заработки в столицу хана, где богатым людям, быть может, понадобятся изделия его рук.
Прощаясь с женой, он сказал:
— Жизнь моя! Ухожу в чужой край на три года. Будешь ли ты помнить меня до встречи? Будешь ли верна мне в разлуке?
Наклонилась красавица к земле, сорвала голубой цветок и подала его мужу с такими словами:
— Возлюбленный мой! Возьми этот цветочек и храни его так, как я стану хранить свою супружескую честь. Где бы ты ни был, сколько бы ни странствовал, знай: пока не увянет цветок, не увянет моя любовь к тебе…
Придя в столицу, кузнец зашёл в чайхану, чтобы выпить с дороги чашку чая. Здесь среди множества посетителей увидел он трёх хорошо одетых мужчин, которые сидели в молчании, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью, точно их тяготило какое-то горе. Заметив вошедшего незнакомца, люди эти стали разглядывать его так пристально, что кузнецу сделалось не по себе.
— Что вы так смотрите на меня, почтенные господа? — заговорил кузнец. — Я бедный, но честный человек. Пришёл в столицу из дальних мест поискать работы. Я мастер, кузнец, и кто поручит мне какое-либо дело, не пожалеет вовек, что связался со мною.
Трое мужчин переглянулись, и старший из них, подозвав кузнеца, сказал ему дружелюбно:
— Слушай, кузнец, внимательно каждое моё слово. Мы трое — визири хана, о чём не знает и не должен знать хозяин чайханы. Не праздность и любопытство, а важное дело заставляет нас бродить по базарам и караван-сараям, по чайханам и прочим людным местам. Хан повелел нам построить для него дворец из золота и серебра, обещая награду, если желание его будет исполнено, и угрожая смертью, если дворец не будет воздвигнут в срок. Мы находимся в большом затруднении, так как время течёт, а нам никак не удаётся отыскать во всей столице мастера, который решился бы взяться за столь необычную работу. Не поможешь ли ты нам, если не делом, то хоть советом?
Просияв от счастья, кузнец сказал:
— Мудрые визири, сама судьба открыла предо мной дверь в эту чайхану. Дайте мне сколько нужно золота и серебра, дайте семьдесят помощников, и я построю к сроку такой дворец, какого ещё не было ни у одного хана.
В тот же день кузнец приступил к работе. Запылали горны, зазвенел под молотом драгоценный металл, забегали туда-сюда проворные работники, выполняя распоряжения главного мастера. В назначенный день дворец был готов. И правда, никогда ещё ни одну столицу не украшало подобное здание: золото и серебро, из которых были возведены его стены и кровля, не стоили ничего в сравнении с его красотой.
Когда хан увидел новый дворец, он, как дитя, вскрикнул от восхищения и тут же утроил жалованье своим визирям. Потом он сказал:
— Хочу видеть мастера, создавшего на земле это неземное чудо!
Привели кузнеца. Хан обнял его нежней, чем сына, и произнёс слова, каких от него ещё никто не слышал:
— Отныне, — сказал хан, — ты будешь моим ближайшим советником и другом. Мне угодно, чтобы никто из моих подданных или чужеземных владык не воспользовался бы твоим дарованием и мастерством. Ты будешь жить со мной в этом прекрасном дворце и будешь работать только для меня.
С этой минуты визири, хотя они были обязаны теперь кузнецу жизнью и несметным богатством, затаили против великого мастера зависть и злобу и стали поодиночке и сообща думать о том, чтобы как-нибудь погубить его наветом и клеветой.
Кузнец поселился во дворце. Что ни день он подносил хану какую-нибудь диковинную вещь, причём всякий новый подарок затмевал изяществом и тонкостью работы предыдущий. Хан всё больше привязывался к кузнецу, а визири всё больше его ненавидели. Они следили за каждым шагом простодушного мастера и вскоре приметили, что время от времени он вынимает из-за пазухи какой-то голубой цветок, подолгу глядит на него, шевеля губами, нежно целует и вновь бережно прячет на груди.
Явившись к хану, визири доложили:
— Всесильный хан! Любимец твой, кузнец, — колдун и чародей. Он построил дворец и добился твоего расположения с помощью дьявольского цветка, который прячет от глаз людей. Нам кажется, что злодей нечто замышляет против тебя и твоей священной жизни.
Хан был мнителен и горяч. Он приказал немедленно позвать кузнеца, и когда тот прибыл, в гневе воскликнул: