Страница 16 из 18
— Привет, — сказал он и под уздцы, словно норовистого коня, втянул в комнату крайне недовольного Суэйна. — Смотрите, что я поймал.
И от души, привычным и решительным движением заядлого рыболова, привыкшего подсекать крупную рыбу, дернул. Доктор ойкнул.
— Мистер Суэйн, — со вздохом доставая пистолет, сказал Молдер. — По подозрению в нескольких убийствах и за сопротивление полиции вы арестованы.
Мой Лоб — Все Пули Стоп сделал высокомерно-брезгливую мину.
Полицейское управление Гибсонтона 10 октября, 03.53
— Это классический случай расследования, с самого начала пошедшего по ложному пути, — авторитетно и безапелляционно вещал Суэйн, закинув ногу на ногу. Свою железную щетину он уже удалил — и, что самое нелепое, уже через пять минут на коже его не осталось ни малейших следов недавней вивисекции. — Очередной выкидыш правосудия! Сколько мы перевидали подобного еще в программе «Шестьдесят минут»! Эта ваша любимая пятая поправка к этой вашей ненаглядной конституции…
Он был искренне возмущен и трещал без умолку. Шериф, сложив руки на груди, прислонился спиной к стене в углу и только ухмылялся, время от времени разглаживая лысину широкой крепкой ладонью; на его лице отчетливо читалось: «Ну и хренотень»! Молдер сидел за столом, угрюмо уставившись в угол и перестав даже пытаться вести протокол. Он не успел переодеться, и пиджак его действительно напоминал дуршлаг; ровно так же выглядели и брюки на коленях, но их сейчас было не видно, они прятались под столом. Скалли медленно ходила из угла в угол, от решетки, отделявшей закуток с камерой для задержанных, до передней стены с окном, выходившим на главную улицу городка и большим фотопортретом Билли Клинтона на фоне развевающегося флага.
Именно она первой услышала стон из-за решетки.
Подняла палец к губам.
Против ожидания, Суэйн с готовностью затих на полуслове. Стон стал слышен отчетливее — однотонный, безнадежный скулеж. Скалли прижалась к решетке лбом, вглядываясь в неосвещенный закуток.
— Это Лэйни, — сказал шериф. — Не обращайте внимания. Проспится и придет в себя.
— Боюсь, от этого он не проспится, — медленно сказала Скалли и повернулась к шерифу. Лоб ее пересекал отчетливый розовый отпечаток, оставленный металлическим прутом. — Там кровь на стене… под окошком.
Молдер вскочил.
Шериф, спиной оттолкнувшись от стены, не торопясь пошел к двери в кутузку, на ходу вынимая из кармана ключи.
В скупом свете, с трудом залетавшим сюда из комнаты, было видно запрокинутое, белое, с закрытыми глазами, лицо распластанного на койке Лэйни. Рубаха его была расстегнута, но старательно запахнута; широкие и плоские ладони прижимали ее к телу, будто Лэйни боялся, что рубаху унесет ветром. А на цементной стене под узким зарешеченным окошком действительно темнел характерный кровавый потек.
— Да какая же, черт возьми, тварь могла сюда влезть сквозь прутья? — тоже теряя самообладание, выкрикнул шериф.
— Она не влезала сюда, эта тварь, — тихо сказала Скалли. — Она отсюда вылезла.
— Что ты имеешь в виду? — так же негромко спросил Молдер. И тут Лэйни опять заскулил.
— Живот, — проговорила Скалли. — Я не знаю, Фокс, что именно я имею в виду… но уверена, мы узнаем гораздо больше, когда отыщем братца Леонардо.
Она сдала шаг вперед и решительно раздернула полы рубахи Лэйни. Его ладони немощно дрогнули — но не решились ей помешать.
— Господи… — с ужасом пробормотал Молдер.
Ужасная рана зияла на левой верхней части живота неподвижного Лэйни. Такую же, точно такую и на том же самом месте они видели и у Глэйсбрука, и у Руля-Всезнайки, и у мистера Ната…
С одной лишь разницей.
Рана Лэйни не кровоточила.
— Близнеца извлекли… — потрясенно проговорил шериф.
— Нет, — ответила Скалли. Лэйни перевел дух и заскулил снова, уже совсем безнадежно и тоскливо. — Никто его не извлекал. Он сам.
— Вы что, — шериф озадаченно почесал лысину, — хотите сказать, что этот безголовый недомерок по ночам вылезает из проспиртованного брюха Лэйни и носится по городу, как Аль Капоне?
— Думаю, что голова у него все-таки есть, — проговорила Скалли. — И это вот — ее гнездо. Посмотрите на расположение раны. Рот Леонардо придется как раз напротив пищевода Лэйни, — она запнулась. Помедлила. — Вот так, по-братски, они делили пищу.
— Господи… — повторил Молдер. Искуси меня, Господи, вспомнилось ему вдруг, и испытай меня; расплавь внутренности мои и сердце мое…
— Лэйни, — мягко позвала Скалли. — Лэйни. Ты меня слышишь?
Глаза Лэйни открылись.
— Да.
Четыре человека, полукругом стоявшие возле его койки, молчали. Никто не ведал, что сказать.
— Как? — простонал, тяжело и хрипло дыша, Лэйни. — Как я мог донести на него? Он такой маленький… такой маленький…
— Лэйни, — спросила Скалли. — Мы все понимаем. Никто тебя не винит. Но скажи, почему… — у нее перехватило горло. — Почему он нападает на людей?
— Он не нападает… — бескровные губы Лэйни дрогнули в беспомощной улыбке. — Он, наверное, и не знает, что наносит вред. Он просто ищет другого брата.
Он со свистом втянул воздух — и опять завыл.
— Тебе очень больно, Лэйни? — тихонько спросил шериф.
— Больно… — едва разлепляя губы, пролепетал Лэйни. — Больно, когда тебя не хочет твой самый… самый близкий… Я ему давно надоел. Ну почему он так меня ненавидит? Я заботился о нем… всю нашу жизнь я заботился о нем. А он только и знал… только и знал…
— Лэйни, как долго он может оставаться один?
Лэйни приподнял голову и посмотрел на Скалли. Медленно поднял бессильную руку и выставил палец.
— Достаточно долго, чтобы понять: нельзя сделаться иным, чем родился. Нельзя изменить свою природу… — он уронил руку и откинулся головой снова. — Не бойтесь, он вернется… Он всегда возвращается. Я все еще единственный его брат.
Одной ногой Скалли встала на край койки и, опираясь ладонью на стену, выглянула в высокое, узкое оконце кутузки.
— Шериф, — сказал Молдер. — Нам нужен врач.
Шериф кивнул и молча вышел.
— Скалли, как ты думаешь, этот Леонардо… насколько он в своем автономном состоянии подвижен?
Скалли пристально смотрела наружу. Потом спрыгнула вниз.
— Слишком подвижен, — сказала она и поспешно вышла из камеры. Не спрашивая больше ни о чем, Молдер устремился за ней.
Доктор Лоб подошел к Лэйни поближе. Его глаза горели.
— Так этот твой, ты говоришь, близнец, действительно может… — он сделал рукой движение наружу. — А потом… — он сделал рукой движение внутрь. — Да?
Лэйни чуть кивнул.
Доктор Лоб восхищенно качнул головой.
— Вот это был бы номер!
04.20
Погоня была такой же безумной, как и все это расследование. Вначале они, грозя снятыми с предохранителей пистолетами каждой тени, тщательно обошли подсобки и гаражи, потому что, когда Скалли выглядывала из кутузки наружу, ей показалось, будто нечто приземистое шустро проползло к ним с площадки перед управлением, колыхнув створку патриархально незапертых ворот. Потом им услышался странный, надсадный гортанный писк, такого не могло бы издать ни одно из известных им обоим существ — и они наискось бросились через улицу к площадке аттракционов, замерших в ночной тишине. При полном безветрии, в мертвом предрассветном безмолвии чуть поскрипывали, непонятно покачиваясь, качели. Скалли била дрожь. Молдер лишь стискивал зубы от бессильного остервенения; желваки намертво вздулись на его скулах, словно два глубинных нарыва.
Потом вдруг отчетливо, протяжно и, казалось, оглушительно завизжала дверь Кровавого лабиринта — и они, так и не обменявшись ни словом, опрометью рванулись туда. Темный проем приоткрытой двери с фальшивым радушием намекал им на то, что цель близка.
Они двинулись внутрь.
Это была ошибка. Лабиринт действительно был лабиринтом. Они даже не заметили, как потеряли друг друга.
В скупом свете дежурных ламп Молдер с четверть часа блуждал по каким-то заляпанным фальшивыми пятнами крови узостям, плотно населенным внезапно прыгающими из ниш и пазух скелетами и чудищами, заставлявшими его то и дело выбрасывать перед собою зажатый обеими руками пистолет. Иногда ему казалось, что откуда-то издалека снова доносится тот невыносимый то ли писк, то ли визг — но когда он замирал, прислушиваясь, то слышал лишь гром собственной крови. Пару раз ему казалось, будто он видит ползущую по полу голую, словно бы лишенную кожи тварь, но она сразу скрывалась за ближайшим углом, а когда он, заранее целясь, выбегал за этот угол — там никого уже не было. Злобное отчаяние вздувалось штормом, грозя свести с ума.