Страница 74 из 122
Эти протекционистские меры неизбежно сработали против производителей шелка и шерсти. В начале XVIII века ситец был классическим товаром с высокой прибавочной стоимостью. Богатства Креза ожидали того, кто мог преодолеть пропасть между дешевым хлопком-сырцом и дорогой мягкой и тонкой тканью, которой жаждал потребитель. Высокий спрос и высокие цены на ситец в сочетании с недоступностью индийских тканей побуждали изобретателей совершенствовать ткацкие и прядильные технологии.
И они совершенствовали. Через дюжину лет после принятия «Закона 1721 года» Джон Кей изобрел самолетный челнок, что вдвое повысило производительность работы ткачей. Повысился спрос на тики, производство которых труднее поддавалось механизации. В 1738 году Льюис Пол и Джон Виатт запатентовали первую прядильную машину, но коммерчески ценное устройство придумали только в середине 60-х годов. Эти машины изобрели Джеймс Харгривс, Ричард Аркрайт и Сэмюэл Кромптон. (Соответственно «Дженни», ватер-машину и мюль-машину, достоинство которой заключалось в том, что она была гибридом первых двух.){446}
Специалист по истории экономики Эрик Хобсбаум однажды сказал знаменитую фразу: «Говоря о промышленной революции, мы говорим о хлопке». Новые машины, которые стали сердцем великих преобразований, оставили без работы многие тысячи прядильщиков и ткачей. Толпы безработных в гневе крушили станки в XVIII и XIX веках, пока наконец не растворились на новых заводах.{447} (Название «луддиты» восходит к имени Неда Лудда, предводителя восстаний «разрушителей машин» в 1810-х годах, возможно, вымышленного.)
Сразу же после принятия закона 1721 года любимым предметом экспорта из Индии стали нитки. Но с изобретением новых чудесных машин топливом промышленной революции и любимым ввозным товаром стал хлопок-сырец. В начале 1720-х годов Ост-Индская компания ежегодно ввозила из Индии 1,5 миллиона фунтов хлопковой пряжи. В конце 1790-х годов это значение выросло до тридцати миллионов.{448}
За последующие 75 лет английская хлопкообрабатывающая промышленность развивалась. Спрос на ее продукцию вырастал за счет появления многофункциональных рыночных механизмов, так хорошо известных сегодня: магазинов моды, модных сезонов, смены мод, которые становились все чаще, выставок-продаж и региональных товарных баз. Из-за них в стране появились новые платные дороги.{449}
Урожая азиатского хлопка уже не хватало для бездонных утроб адских машин. Английские фабрики выдавали в 1765 году полмиллиона фунтов готовой ткани, в 1775 году — два миллиона, а в 1784 году — 16 миллионов. Английские поселенцы начали выращивать хлопок в тропической части Южной Америки и Вест-Индии, куда уже были налажены поставки рабов. Но даже это не могло удовлетворить потребности заводов Ланкашира в хлопке-сырце. Сырье поставлялось, в основном, не Британской империей, а недавно образованными независимыми Соединенными Штатами.
В 1790 году, во время первой переписи населения, в молодой республике насчитывалось около 700 000 рабов (примерно шестая часть населения), которые, большей частью, жили в южных штатах. Но из-за сельскохозяйственной депрессии Юг в то время больше экспортировал рабов, чем импортировал. В 1794 году ситуация изменилась, когда Эли Уитни изобрел коттон-джин (хлопкоочистительную машину) — грубое приспособление с барабаном и крючками, отделявшее хлопковые волокна от семян. Эта машина превратила огромные пахотные земли Юга в хлопковую плантацию Англии, откуда хлопок доставлялся в Бристоль и Ливерпуль всего за несколько недель (а не за шесть месяцев, которые требовались, чтобы добраться до Индии вокруг Африки).
К 1820 году американский экспорт хлопка, преимущественно в Англию, вырос до двухсот миллионов фунтов ежегодно, а накануне Гражданской войны он составлял уже два миллиарда фунтов.{450} Англия, возмущенная тем, как агрессивно защищает рабство Конфедерация, и презрительно относившаяся к шотландскому и ирландскому сброду, поселившемуся на Юге, должна была бы примкнуть к северянам. Но такова была темная власть Короля Хлопка, что Британия в этом конфликте осталась нейтральной.
В XVII веке проигрыш голландцам в борьбе за Острова Пряностей заставил Английскую Ост-Индскую компанию переключить внимание на индийские ткани. А в XVIII веке потеря прибыльной торговли готовыми хлопковыми и шелковыми тканями заставила ее вновь переместить внимание. На этот раз в Китай, на торговлю чаем.
Если Индия была раздроблена на множество народов, религиозных и политических течений и была очень восприимчива к манипуляциям европейцев, то Китай, напротив, был этнически целостной, централизованной страной. Он легко удерживал западных торговцев на должной дистанции и позволял им заходить только в порт Кантона. Хуже того, китайцев не слишком интересовали европейские товары, за исключением технологических новшеств, таких как часы, музыкальные шкатулки или особые стратегические товары, которых им не хватало, например медь. Этот дисбаланс в торговле в середине XIX века вызвал открытые вооруженные столкновения, и этот конфликт до сих пор отравляет отношения Китая и Запада.
Корабли компании, следовавшие в Китай, предназначались для перевозки чая. Быстрые и вместительные, они были оборудованы специальными закрытыми ларями для хранения драгоценного, но капризного груза. Как голландцы когда-то избегали португальских патрулей, проходя мимо Малакки, так и англичане выруливали, чтобы не попасться голландцам. Отличные надраенные суда, отправляясь в Китай, следовали древним путем на ревущие сороковые, до Австралии, затем поворачивали на север. Возвращаясь домой, они избегали голландских патрулей, правя на юго-восток, в открытый Тихий океан, пока не пройдут восточную оконечность Новой Гвинеи, затем они пробирались через пролив Торреса, к северу от Австралии.
Поскольку в Китае европейцев не жаловали, те знали о выращивании чая немногим больше, чем во времена Марко Поло. Процесс его производства был гораздо сложнее, чем просто выращивание и сушка листьев. Чай, который появлялся на пристанях Кантона, уже был обработан, несколько раз перевозился и хранился в разных местах. На каждом этапе его дегустировали и смешивали листья из разных городов и провинций, добавляли в него такие экзотические ингредиенты, как бергамот, и такие мошеннические, как опилки.
Кофе передал эстафету столетия чаю. Первый груз высушенных листьев чая Голландская компания доставила в Амстердам в 1610 году. Первый груз чая достиг Англии около 1645 года. А в 1657 году «Кофейный дом Гарроуэя» начал продавать этот напиток в деловом квартале Лондона.{451} Когда Екатерина Брагансская вышла замуж за Карла II, она привезла в приданое английскому двору не только Бомбей, но и чай, который уже обосновался в Лиссабоне. Как и в случае с хлопком, путь к коммерческому успеху в Англии пролегал прямиком через королевские покои. Только после этого новому обычаю следовало дворянство, затем низшая аристократия и наконец, вздыхая, простонародье. В 1685 году Ост-Индская компания извещала своих закупщиков в Кантоне:
Чай является желанным товаром, и мы, при случае, представляем его близким друзьям при дворе. Посему вам надлежит ежегодно поставлять нам 5-6 ларей самого лучшего и свежайшего чая.{452}
В 1700 году фунт листьев, за которые китайскому крестьянину платили пенни, продавался в европейских магазинах по 3 фунта стерлингов. К 1800 году цена упала на 95%, до трех шиллингов, и чай стал доступен большинству горожан. В 1700 году чай пили только самые богатые. В середине столетия — большинство представителей буржуазии (в том числе, как известно, создатель «Словаря английского языка» доктор Джонсон) пили его постоянно. К 1800 году чай пили даже в работных домах.