Бег сквозь лабиринт

— Зизка! — Наташа быстро вытерла слёзы и помахала лучшей подруге, — я только что из лагеря!

— Так выходи!

— Сейчас, погоди, только переоденусь!

Быстро нацепив на себя трикотажную майку и джинсовые шортики, она выскочила из дому. Подружки долго обнимались, Наташе всегда было легко с Азизой, она имела талант делать людей счастливыми. Вот и сейчас, встретившись с подругой, Наташа почувствовала мимолетное облегчение за обиду на мать и дедушку, которые не сообщили ей о смерти отца.

— Ты знаешь, — серьезно начала Наташа, — мои совсем уже… пока я была в лагере, папа умер…

— Наташа! — Азиза прижала руку ко рту, — я и не знала, бедная моя.

— А они… они ничего не сказали мне, от соседки узнала, а еще мать называется…

— Я понимаю, — кивнула Азиза, — ну успокойся, не плачь… пошли ко мне, Нугманчик приехал, такой здоровенный стал, не узнаешь.

— Ну… я не знаю, — пожала плечами Наташа, но после недолгих уговоров подруги согласилась, — пошли. Поговорим, я знаю, мне станет легче, так всегда было.

— Ну вот, — обняла ее Азиза, — наконец-то ты теперь это признала, — она поцеловала подругу в щёку, — идем, а вечером Нугман отвезет тебя домой.

Они взялись за руки и направились в сторону дома, где жила семья Ахмедовых. Азиза была из богатой семьи, ее отец Ахмед Алиевич работал директором базы мясокомбината, а мать директором Дома Быта в самом центре города. Потом через год, Наташа будет именно там начинать работать, Мадина Магометовна была очень доброй и понимающей женщиной, она с радостью помогла Наташе, когда та пришла устраиваться на работу, учеником закройщика. Тогда она получала копейки, но многому научилась и была рада и тем крохам, что могла заработать в свои пятнадцать.

Когда они устроились на уютной лоджии дома Ахмедовых, Наташа ощущала себя такой счастливой.

— Вот были бы мы сестрами. — Мечтательно протянула Азиза, и словно читая мысли подруги, спросила: — Что с твоими-то стало, ничего не могу понять, прости, наверное, не нужно говорить об этом, — она взяла подругу за руку.

— Тебе можно, — вздохнула Наташа, — а так, знаешь обидно, когда родителей алкашами называют. А ведь самое обидное, что все кругом правы.

— Тебя же тетя Лена в Артёмовск звала.

— А как же ты, Сережка, у меня ведь там ни кого нет, там буду совсем одна, — Наташа с такой тоской посмотрела на Азизу, что той стало не по себе. — Зизка, как я там буду без всех вас?

— Ничего, все образуется, пойдешь в техникум, ты уже решила куда?

— Не знаю, — пожала плечами Наташа, — Сережа идет на будущий год в профтехучилище, и я пойду, только еще не выбрала на какой факультет.

— А сама, что думаешь? — настойчиво спросила Азиза.

— На художника оформителя, мне всегда нравилось рисовать.

— Но так это тебе нужно в училище культуры.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво покачала головой Наташа, — а там есть факультет, где учат моделировать и шить одежду, типа закройщика, но… как бы это сказать с фантазией, — девочки рассмеялись.

— Так тебе туда и надо, «с фантазией»!

— Брось ты, Зизка, — отмахнулась Наташа, — я, что тебе будущий модельер?

— А почему бы и нет, — серьёзно ответил Азиза. — Пойдем, чай пить, Нугман привез из Махачкалы столько всего вкусного: сладостей, орехов фруктов, так что мы сейчас устроим пир.

Дверь на кухню тихо отворилась, и в дверном проеме появилось заспанное лицо Нугмана, на котором вспыхнула приветливая улыбка обращенная явно не к Азизе.

— Нугман, мы тебя разбудили? — спросила Азиза своего старшего брата. Это был высокий широкоплечий парень с копной густых вьющихся волос и темными глазами.

— Ваш хохот кого хочешь, разбудит, — улыбнулся Нугман и ласково потрепал по волосам сестренку. — Да уже хватит спать, ты, я слышал, чай обещала, — лукаво улыбнулся он и, подмигнув Наташе, добавил, — так выросла, девушка прям взрослая, скоро можно за муж отдавать.

Наташа, смущаясь, отвела глаза и, повернувшись к Азизе, взяла из её рук чашки.

— Вы тоже изменились, уже мужчина… взрослый.

— А помнишь, курносая, как я вас на плечах таскал, и мы так дурачились во дворе, когда я еще учился в школе.

— Да, Нугман, — улыбнулась Наташа, — это было так давно, мы еще все тогда были детьми, а теперь, я не знаю, как вас называть, перед глазами стоит тот худой длинный мальчишка с оттопыренными ушами, а сейчас мужчина.

— Что ты заладила мужчина — мужчина, ну, — он шутливо толкнул её в бок, — ты меня еще дядей назови, — Наташа рассмеялась, — самой смешно. Так значит, ни каких выканий, словно, я древний саксаул, ты для меня как сестренка, поняла?

— Ага, — улыбнулась Наташа, и они пожали друг другу руки, как тогда в старые добрые времена, которые величают детством, и которое уходит безвозвратно, словно перевернутая страница в книге жизни.

Они еще немного поговорили, потом Нугман посмотрев на часы, сказал, что ему нужно уйти.

— Скажешь отцу, я к Журавлеву.

— Хорошо, купи нам газировки, когда будешь возвращаться? — попросила Азиза.

— И мороженого, — закончил он, — обязательно ящик мороженого и три килограмма газировки.

Девочки рассмеялись его шутке, а Азиза добавила, что только «Тархун» или «Буратино».

— Буратино я может, и выстругаю, а вот тархун здесь не растет, с этим будут проблемы.

Когда Нугман ушел, девочки принялись за виноград и персики, Наташа чувствовала себя такой счастливой, что немного отвлеклась от произошедшего дома.

— Можно я тебя кое о чем спрошу? — вдруг серьезно посмотрела на нее Азиза.

— Ну, спрашивай, — ответила Наташа, доедая сочный персик.

— А вот если бы мы тебя все удочерили, ты бы согласилась?

— Что ты, Зизка, тебе иной раз такое в голову придет, это же надо такое выдумать!

— Нет просто, когда я увидела тебя в окне такую несчастную…

— Стоп, — Наташа строго посмотрела в глаза подруги, — только не надо меня жалеть, иначе я обижусь.

— Я не хотела тебя обижать, просто ты моя лучшая подруга и я не хочу, чтобы тебе было плохо.

— А сейчас, знаешь ли, мне очень хорошо, а то, что дома, предки со своей пьянкой, они же меня не трогают, и я их не трогаю, окончу техникум, комнату дадут в общежитии, начну новую жизнь, просто нужно немного подождать.

Азиза обняла подругу и сказала, что если что, она все для нее сделает.

— И я, — кивнула Наташа, — все у меня будет хорошо, только нужно немного времени.

Пролетел год. Вот теперь Наташе пятнадцать и она учится на модельера-закройщика, подрабатывая в ателье Мадины Магометовны матери Азизы. У нее еще не все получается, но закройщица тетя Валя хвалит её и говорит, что через год, доверит ей раскрой пиджаков и пальто.

Наташа была отличницей и лучше всех училась на факультете, преподаватели говорили ей, что нельзя останавливаться и после окончания техникума поступать в институт. Ей все давалось легко и все ребята хотели с ней дружить потому, что с ней было просто. Наташа старалась не думать о том, что вечером ей придется вновь возвращаться в свою квартиру, где только в своей комнате, она могла обрести покой.

После занятий, она спешила в ателье, а потом бежала домой, делала уроки и уходила до поздней ночи, чтобы не слышать пьяного разгула матери и ее дружков. Теперь у нее был ненормированный рабочий день. Директор школы предупреждал Веронику Анатольевну, что систематическое пьянство ни к чему хорошему не приведет, и после того, когда она послала его при коллегах учителях в место не столь отдаленное, терпение Евгения Саврасовича лопнуло. Он покраснел, потом побелел и, стараясь не потерять самообладание, сказал, что Вероника Анатольевна больше не будет работать преподавателем.

— Таким, как вы не место в школе, — добавил он и, стукнув кулаком по столу, велел ей выйти вон.

— Ты представляешь, — жаловалась Вероника Анатольевна дочери, — этот старый козел, мне еще будет кулаком по столу стучать. Ты куда? — непонимающе спросила она выходящую в коридор дочь.