Страница 25 из 28
Зыбкий голос королевы, в котором - ожидание.
Эхом - мягкий бас Гуннара.
Нить слов, в котором и обида, и горечь, и прощание, прощение, многое, что заставляет сердце замереть. И снова снег лепестков, который собирается в руках королевы. Полная горсть, и больше. Сыплются, укрывая сцену… и она, касаясь этого снега губами, просит прощения.
У кого?
- Все было не так… - шепот Кейрена в наступившей тишине кажется оглушающим. И Таннис оборачивается, пропуская миг, когда белое становится алым.
Грохот.
И вой стаи скрипок. Треск ткани мира. Пламя, получившее свободу. Вновь мечутся тени, и хор стонет, кричит, от криков этих рвется сердце, и Таннис затыкает уши, чтобы не слышать.
Она не хочет вновь видеть…
Шелковые языки огня, поднимаясь над сценой, скрывают людей…
Ткань. Просто-напросто ткань… и дым ненастоящий… Кейрен рассказывал, что его производит специальная машина, которую прячут под сценой. И другая машина создает ветер, который заставляет шелковые полосы раскачиваться.
Все ложь.
И Таннис с немалым облегчением выдыхает. Ложь, красивая, но не имеющая ничего общего с истинным огнем. К лучшему… что сегодня за день такой?
- С тобой все…
- Хорошо, - она вновь целует раскрытую ладонь Кейрена. - Все замечательно. Просто… опера…
- Сильная постановка, - он гладит шею Таннис, и от нежности этих прикосновений вновь накатывают слезы. Глупая девчонка, ну сколько реветь-то можно?
Тем паче, без повода.
- Сильная…
Повержен король. И Гуннар из рода Синей стали осаждает древний Элодиниум. Обрывки пламени трепещут на остриях копий. А голос перекрывает совокупный рокот труб.
Сдаться…
…и раскрываются ворота. Бредет королева, боса и с непокрытой головой, в черном мешковатом платье, она преклоняет колени перед тем, кого и любит, все еще любит, и ненавидит.
Занавес падает, скрывая обоих. И робко, не смея разрушить послевкусие чуда, загораются огоньки.
- На самом деле все было иначе, - Кейрен подал руку. - Это, скажем так, вольная интерпретация.
- А как было?
- Без королевы.
Он не спешил покинуть ложу, ожидая, пока уйдут остальные, и Таннис не торопила.
- Псам некуда было идти, и тогда они договорились с людьми, дали им черный алмаз в обмен на право поселиться в Каменном логе.
Опустевшая сцена вызывала странное чувство. Нарисованный замок и ковер вместо травы. Изнанка обмана, и удивительно, что еще недавно Таннис верила…
- Но шло время, и люди решили, что алмаз и так принадлежит им. А псы мешают. Нас было не так и много. Хватило бы одного удара.
В его изложении недавняя трагедия теряла театральную позолоту.
- Люди сами сунулись в Каменный лог.
- И что было дальше?
- А дальше они почти не солгали. Гуннар Стальной вскрыл жилы…
…истинное пламя получило свою жертву.
Таннис отвернулась от сцены. Почему-то сейчас она особенно остро чувствовала обман деревянных декораций, и печальный снег живых лепестков, которые скоро станут грязью.
Чего ради?
Удовольствия? Игры? Памяти?
- И да, тогда Гуннар осадил город, а королева подписала мирный договор, признав его власть. Хочешь, я покажу тебе ее?
- Королеву?
Безумное предположение, но Кейрен, одержимый им, спешит. И Таннис приходится бежать, подхватив тяжелые юбки. Кружево путается в ногах, и сами ноги становятся неуклюжи. А он вдруг останавливается и, схватив Таннис за руку, дергает.
- Тише. Она не любит, когда на нее смотрят… видишь?
Видит.
Холл театра пуст.
Желтый янтарь, белое пламя, в нем отраженное. И женщина призрак. Ее сложно не заметить. Высокая, непомерно худая, издали она выглядит изможденной, едва ли не прозрачной. И платье лишь подчеркивает эту неестественную худобу.
Кружево. И шелк. Узкий крой с подбитыми ватой рукавами, закрывающими руки до кончиков пальцев. Крылья фижм, жесткое колесо воротника и павлиний хвост шлейфа… волосы ее зачесаны наверх и прикрыты крохотной, едва ли больше яблока, шляпкой.
- Она редко выходит из дому…
- Королева? - шепотом переспросила Таннис.
Женщина их не слышит. Она замерла в картинной позе, округлив плечи и руки разведя. Ладони ее раскрыты, они выделяются на белой ткани темными пятнами, и кончики пальцев соприкасаются.
- Ее праправнучка, - Кейрен тянет за собой, и Таннис отступает в полумрак коридора, пряча свое стыдное вдруг любопытство. - Говорят, она до сих пор хранит корону с проклятым алмазом…
Рядом с королевой, куда более жуткой, чем та, из-за которой развязалась театральная война, суетилась пухлая женщина в розовом, обильно украшенном рюшами, платье. Она что-то говорила, то и дело оглядываясь. И вдруг замерла, с неестественной поспешностью отпрянув от королевы…
- Матушка, - этот голос заставил Таннис замереть. - Прошу простить меня за промедление, экипаж уже подан…
Молодой человек в черном фрачном плаще набросил на плечи королевы шубу, столь огромную, что Таннис показалось - переломится. Королева устояла, кивнув благосклонно… но Таннис больше не видела ее.
Бледное, будто из мрамора высеченное лицо с тонкими чертами. Узкие губы. Несколько массивный нос и тяжеловатый подбородок. Аккуратный разрез глаз и такой до боли знакомый шрам на щеке… он почти и не заметен, и Таннис удивительно, что она этот шрам увидела.
Или показалось?
- Кто это?
- Освальд, герцог Шеффолк… правда, многие именуют его Принцем.
Освальд обернулся.
И взгляд его заставил Таннис отпрянуть.
- Когда-нибудь, - добавил Кейрен вполголоса, - он станет королем…
Да, пожалуй.
Он всегда хотел стать королем и… Таннис запоздало раскрыла веер, заслоняясь от ледяного чужого взгляда. Ей показалось.
Вновь.
День такой, что мертвецы оживают… плохая примета.
Глава 9
Шеффолк-холл медленно пробуждался к жизни. Нанятые работницы, несуетливые, немногословные, избавляли его от пыли и паутины, отчищали копоть со стен, и лепнина обретала исконный белый цвет. На засиженных мухами потолках проступали фрески, покрытые вязью трещин. И древний паркет, начищенный, натертый мастикой, лоснился.
…в спешном порядке чинились стены. И покрывались новыми бумажными обоями, которые Марта полагала сущим баловством. Но тайком восхищалась, отрезала кусочки, полосочки, которые привычно прятала в широких рукавах, а после уносила в комнату.
В ее комнатах скопилось немало пустых вещей.
…бестолковая женщина, пустоголовая, но безопасная. И Ульне привыкла к ней, а ныне, в потревоженной тишине Шеффолк-холла, привычка значила многое.
Внося свою долю беспокойства, появлялись плотники и столяры, мастера-краснодеревщики и реставраторы, которых Ульне старательно избегала. Впрочем, в доме было не скрыться от перемен.
…Шеффолк-холл готовился принимать гостей.
Разостланы приглашения в серых конвертах с гербовой печатью.
И уже скоро.
- Матушка, вы меня искали?
Освальд выглядел встревоженным.
- Да, дорогой.
К счастью, перемены обошли стороной покои Ульне. И за массивной дверью с замком, ключ от которого Ульне по-прежнему носила с собой, царило ставшее уютным запустение.
Снова розы.
И букет ложится у ног Ульне, она же благосклонно кивает, наклоняется, проводя пальцами по тугим бутонам. Роз немного жаль, и увядание их напоминает Ульне о скорой смерти… ей не хочется умирать.
Не сейчас.
На пальцах остался слабый аромат роз… быть может, эти поставить в воду? Раз уж Шеффолк-холл столь разительно изменился?
- Ты должен жениться, - Ульне вытерла пальцы платком. В ящике ее комода хранились дюжины платков из тонкого батиста, отделанных кружевом, украшенных монограммой… все-таки и сумасшедшим нужно чем-то заниматься, а вышивка когда-то весьма ее увлекала.
- Да, матушка, на ком?
Хороший все-таки мальчик, понятливый… и корона ему пойдет.
…рано еще.
Но ведь пойдет… пусть и не осталось ее, все же подобные вещи хранить небезопасно, однако Освальд сумеет понять и правильно распорядиться наследством.