Файл №212. Обри

— Вряд ли Мендель разрабатывал свою теорию с расчетом на серийных убийц, — скептически заметили Скалли, но все-таки пододвинула телефон поближе и начала набирать номер.

— Когда я был ребенком, — глубокомысленно начал Молдер, беря горсть семечек, — мне часто снились кошмары. Прямо кладезь для нашего брата, психолога. Порой я просыпался среди ночи от жуткого ощущения, что я последний человек на земле. И тогда я слышал вот это, — он демонстративно хрустнул семечком.

— Что «это»?

— Мой отец сидел по ночам у себя в кабинете и щелкал семечки…

Скалли плотнее прижала трубку к уху — она наконец дозвонилась.

— Алло, дайте мне Валладау. Это агент Скалли, — и, прикрыв ладонью динамик, бросила Молдеру: — Ну, и при чем здесь Коукли?

— Все мы представляем собой среднее арифметическое от черт наших предков. Но что, если от поколения к поколению передаются не только базовые генетические признаки? Что, если я люблю семечки потому, что генетически предрасположен их любить?

— Дети — это не твои любимые подсолнухи, они не растут сами по себе. Иногда их кое-чему и обучают.

— Да, но существует масса случаев, когда близнецов разлучали сразу после рождения, воспитывали в совершенно разной среде, а потом они женились или выходили за муж за схожих людей и даже называли своих детей одинаково. В конце концов, о чем-то похожем писал еще Юнг. Разве его «коллективное бессознательное» — это не генетическая память, Дэйна?

Скалли собиралась парировать, но тут в трубке снова зашуршало, и она подняла руку, делая Молдеру знак помолчать.

— Да, Денни… Да, спасибо… Я непременно ему передам. — Она аккуратно, как стеклянную, положила трубку. — Денни отыскал информацию о сыне миссис Тибидо и Коукли. Парень был полицейским, и в приюте ему дали имя Рэймонд Морроу.

— Отец Би Джей?!

— Угу.

— Получается, что Би Джей — внучка Коукли! И она отвечает за убийства… Ну-ка, одевайся и пошли!

Уже на крыльце Молдера догнал вопрос Дэйны:

— Ты полагаешь, Би Джей способна на подобную жестокость?

«Хотел бы я знать, — подумал Молдер, — кто из нас на что в конечном счете способен».

— Не знаю, — честно ответил он, забираясь в машину. — Но Коукли был способен. И не исключено, что Би Джей сейчас ассоциирует себя с этим маньяком.

— Призрак, но это же чушь собачья! — Скалли опустилась на соседнее кресло. Мотор заурчал, и машина мягко тронулась с места.

— Я думаю, память Коукли и его стремления на генетическом уровне передались его внучке, и потому Би Джей начала убивать.

— Ты что, серьезно веришь, что эта женщина, Морроу, и есть тот убийца, который вырезает своим жертвам на груди слово «сестра»?

— Да.

— Но это же никак не объясняет ее собственные раны!

— Может, это вроде стигматов у излишне впечатлительных верующих? В любом случае, она в последнее время сама не своя, это даже я заметил.

— Ладно, уговорил. Но что мы теперь будем делать?

— Предупредим миссис Тибидо. Если Би Джей действительно одержима Коукли, если то, о чем мы тут теоретизировали, и в самом деле произошло, очень может быть, что она попытается завершить дело, начатое в сорок втором году.

В течение многих лет большая пятничная уборка была для миссис Тибидо неизменным элементом бытия, своеобразным ритуалом, без которого старая женщина уже не мыслила своей жизни. Выстирать и погладить белье, подмести комнаты и кухню, пройтись по полу влажной тряпкой, начисто вымыть окна, обмахнуть щеткой потолок, навести лоск в ванной, почистить кухонную плиту… С тех пор как не стало Мартина, полностью выполнять эту программу сделалось сложнее, но миссис Тибидо не собиралась сдаваться. Когда-то забота о поддержании порядка в доме оказалась тем якорем, который помог ей удержаться на поверхности жизни, и сегодня, когда отголосок тех давних событий вновь, как в дурном сне, прозвучал совсем рядом, она была рада снова обратиться к старому проверенному способу. И способ не подвел: глухая тоска, которую всколыхнули заданные молодыми агентами из ФБР вопросы, отступила, и планка настроения медленно, но неудержимо поползла вверх. К тому моменту, когда дело дошло до чистки плиты, миссис Тибидо даже начала что-то негромко напевать про себя. В аккуратном чепце и переднике с цветочками она буквально олицетворяла полноценную, цветущую старость, — по крайней мере, если не обращать внимания на старые, давно ставшие почти незаметными, но все-таки не исчезнувшие шрамы.

Мурлыча под нос мотив без слов, миссис Тибидо не слышала, как человек, тихо вошедший через незапертую дверь, взял поставленный рядом с гладильной доской утюг и на цыпочках двинулся в кухню. Когда тихие шаги за спиной заставили ее наконец обернуться, пришелец был совсем рядом: молодая женщина со странно знакомым лицом, перекошенным почти карикатурной гримасой ярости, заносила для удара тяжелый остроносый утюг…

Последующие события распались для миссис Тибидо на ряд не связанных между собой фрагментов, и только много позже ей удалось сложить из этих обрывков более-менее связную картину, в точности которой, впрочем, полной уверенности у пожилой женщины не было. Чутье, позволившее ей некогда пережить встречу с Коукли, не подвело и на сей раз. Миссис Тибидо успела отшатнуться, уклониться от сокрушительного удара утюгом и, схватив со стола пластиковую бутылку с жидкостью для чистки, обдала нападающую густой едкой струей. В следующую секунду она уже бежала в спальню, где в верхнем левом ящике стола много лет хранился заряженный и взведенный пистолет Мартина. Дрожащими руками она выдернула ящик и еле успела схватить тяжелый, маслянисто-черный «браунинг» — как раз в тот момент, когда в комнату ворвалась ее преследовательница.

— Кто-то должен взять вину на себя, — невнятно проговорила молодая женщина.

Она хрипло дышала и ожесточенно терла глаза. Взгляд ее, не задерживаясь, скользнул по черному зрачку ствола, и кривая усмешка тронула бескровные губы. Медленно, словно загипнотизированная, она сделала шаг вперед. Мелкая сыпь, покрывающая лоб и щеки, медленно наливалась кровью.

— Кто-то должен взять вину на себя, — повторила она, и в руке у нее блеснула опасная бритва со светлой костяной рукояткой, — и это буду не я…

— Между прочим, я не боюсь, могу и выстрелить, — не отводя ствол пистолета от нападающей, нервно проговорила миссис Тибидо и сделала маленький шаг, отступая на лестницу. Шаг, еще шаг…

— У тебя его глаза, — внезапно сообразила старая женщина.

Теперь она стояла на промежуточной площадке лестницы и сверху вниз смотрела прямо в подернутые мутноватой пеленой глаза убийцы… В глаза своей внучки. Морроу мотнула головой и вдруг заметила висящие на стене фотографии. Те самые, из сна! Только во сне умирала другая.

— Ты — это он! Ты моя внучка! Ты соображаешь, что делаешь?

— Заткнись! Ты все равно умрешь! — детектив Морроу оторвала взгляд от фотографий, быстро шагнула к старой женщине, с легкостью отвела в сторону дуло пистолета, рванула халат у нее на груди — и замерла.

На груди миссис Тибидо белела сетка старых, давно зарубцевавшихся, но все еще заметных шрамов, складывающихся в легко различимое слово: «сестра». То самое, которое столько раз на все лады повторялось в последние дни.

То самое, которое короткими скупыми штрихами было начертано на груди у самой Би Джей. Не обращая внимания на упавший на пол пистолет, детектив Морроу непослушными пальцами потянула вниз застежку своей молнии.

Вырезанные пониже шеи буквы у обеих женщин были похожи, словно две капли воды.

— Он сотворил это с нами обеими! — невольно вырвалось у миссис Тибидо.

Би Джей сфокусировала безумный, мутный взгляд, и сверкающее на солнце отточенное лезвие снова взвилось над головой пожилой женщины.

Миссис Тибидо кулем осела на пол — ноги больше не держали ее.

— Что ты делаешь! Это он виноват! Не-е-ет!!! Лезвие коротко свистнуло, рассекая воздух.

Машина федералов плавно затормозила у крыльца. Мельком окинув взглядом распахнутую настежь дверь коттеджа (едва ли такая неаккуратность была в характере миссис Тибидо), Молдер осторожно вошел в прихожую.