Страница 22 из 42
Встав там посередине, ее императорская милость взяла у молодых кольца и, обменяв, надела им на пальцы. Присутствовавший здешний архиепископ, прочтя краткую молитву, благословил их святым распятием. После этого ее императорская милость пошла к своему столу, он был отдельный и большой. За ним сидели справа от императрицы ее милость герцогиня Голштинская, рядом с нею ее милость княжна как виновница этого торжества, далее ее милость цесаревна, а за нею супруга шведского посла заключала эту сторону, так как половина стола от залы была пуста. Слева сидели его милость герцог Голштинский, герцогиня Мекленбургская и княгиня Долгорукая, а ее милость княгиня Меншикова как хозяйка заключала эту сторону. У того же стола стояли двое кравчих ее императорской милости – один подавал [блюда], а другой уносил. В этой зале было три больших и длинных четырехугольных стола, поставленных вдоль стен в три линии, за ними сидели сенаторы, министры и генералы; однако самое первое место отдано было господину старосте Бобруйскому как фельдмаршалу. Место напротив – его сыну как виновнику торжества, второе место – его милости господину старосте Мерецкому. Далее сидели по своим рангам в[еликий] адмирал Апраксин и другие. Со стороны же его милости господина старосты Бобруйского занимали свои места иностранные министры. Дамы и другие кавалеры сидели за столами, поставленными в других комнатах, так как мест было на 300 персон. Через полчаса после того, как сели за столы, его княжеская милость подошел к ее императорской милости, испрашивая позволения начать веселье за ее здоровье.
Получив позволение, он велел подать себе большой бокал и, наполнив его, встал в середине перед государыней. Он обратился сначала к его милости господину старосте Здзитовскому как виновнику торжества, и они оба выпили, стоя посередине. Затем его княжеская милость, вторично подойдя к ее императорской милости, подал ей рюмку. Она, выпив за здоровье виновников торжества под громкую пушечную стрельбу и под звуки труб, литавр и другой музыки, велела налить больший бокал и подать его милости г. старосте Бобруйскому, который, обратившись к сидевшему рядом шведскому послу, вышел с ним на середину, и оба выпили за здоровье ее императорской милости. И так же все стали выходить по двое на середину, а выпив, возвращались на свои места. С провозглашением же ее императорской милостью каждого тоста за чье-либо здоровье палили из пушек, а также когда их милости герцог и герцогиня Голштинские, ее милость цесаревна и виновники торжества пили за здоровье ее императорской милости, палили из пушек только по одному разу. Для иных же их милостей было сопровождение только труб, литавр и другой музыки. Через несколько часов ее императорская милость поднялась из-за стола и пошла в комнаты ее милости княжны. К ее императорской милости пошел его милость князь Меншиков, испрашивая позволения увеселить эту церемонию танцами. Хотя она в этом поначалу отказала из-за траура, в котором была и во время этой церемонии вместе со всей фамилией и свитой, однако же потом разрешила это кавалерам и дамам, не имевшим траурного знака, и сама со всеми присутствовавшими дамами вернулась в залу.
Итак, по воле ее императорской милости за первым французским танцем обрученных последовали дальнейшие, а потом и другие их милости продолжили разные танцы. Его же княжеская милость польским танцем в первой паре, а во второй его милость господин староста Бобруйский увеселили ее величество. Затем его княжеская милость возобновил веселье и, стоя на коленях перед ее императорской милостью, выпил за ее здоровье большой бокал и предложил другим их милостям совершить такую же церемонию.
Пробыв до часу пополуночи, ее императорская милость поднялась и, будучи сопровождаема многочисленными их милостями дамами и кавалерами, отбыла в свой дворец. Проводив ее императорскую милость, некоторые их милости вернулись наверх, и все пошли к их милостям княжнам. Выпив там под пушечную стрельбу и звуки разнообразной музыки за здоровье виновников торжества, разъехались. А его милость господин староста Бобруйский, пригласив их милостей князя и княгиню со всей фамилией на завтрашний обед, пошел в свою резиденцию. Весь дворец их милостей князя и княгини снаружи с вечера всю ночь был в иллюминации. Наверху на фасаде дворца была большая картина с изображением ангела, державшего два сердца с монограммами имен в середине под одной короной и с русской надписью наверху: «Небо посылает меня утвердить союз ваш». По обеим же сторонам колонны с гербами – на одной сапежинский, на другой его милости князя Меншикова. Все это сзади украшалось превосходной иллюминацией и смотрелось так хорошо и явственно, словно горело прямо в огне. Фигура, гербы и буквы были видны более чем за полверсты, как будто смотришь с близкого расстояния.
При Петре I были сделаны и такие, не свойственные прежде российским городам распоряжения: начались систематические наблюдения за погодой, которые вел вице-адмирал Корнелий Крюйс, издан указ «О содержании в Петербурге по улицам фонарей, о чищеньи и мощении улиц»; для вывоза мусора с улиц города было назначено определить несколько лошадей с возчиками, и «чтобы каждый житель токмо против своего двора навоз в груду сгреб, а оные определенные люди брали и отвозили в удобные места».
Петр I – император, 1721 год
О зачатии и здании царствующего града Санктпетербурга в лето от первого дни Адама 7211 по Рождестве Иисус Христове 1703, Михаил Ломоносов
Правление Петра кардинально преобразило Россию – из восточной деспотии страна начала превращаться в государство европейского типа. Можно долго спорить о том, какими методами осуществлялись преобразования, но заслуги царя-реформатора перед Россией неоспоримы. В 1721 году царя Петра провозгласили императором, отцом Отечества и присвоили ему титул Великого.
В 1721 году октября в 11 день по упрошению всенародному царское величество изволил принять титул императорской и в церкви Живоначальной Троицы от лика святительского и генералитета и всех чинов поздравлен великим императором отцом отечества и от всех коронованных государей чрез послов и грамоты императором поздравлен, и его императорским величеством начало восприяла четвертая монархия северная, то есть Российская империя.
Хотя великое, как гласит известное присловье, лучше всего видится издалека, величие свершений Петра признавали и современники, и ближайшие поколения потомков. К последним принадлежал, в частности, замечательный русский ученый, бесспорный сторонник прогресса Михаил Ломоносов, составивший в 1755 году «Слово похвальное блаженной и вечнодостойной памяти Государю императору Петру Великому».
Давно долженствовали науки представить славу его ясными изображениями; давно желали в нарочном торжественном собрании превознести несравненные дела своего основателя. Но ведая, сколь великое искусство требуется к сложению слова, их достойного, поныне умолчали, ибо о сем герое должно предлагать, чего о других еще не слыхано. Нет в делах ему равного, нет равных примеров в красноречии, которым бы мысль последуя могла безопасно пуститься в толикую глубину их множества и величества. Однако, наконец, рассудилось лучше в красноречии, нежели в благодарности, показать недостаток, лучше с произносимыми от усердной простоты разговорами соединить искренностию украшенное слово, нежели молчать между столькими празднественными восклицаниями... Итак, оставив боязливое сомнение и уступив ревностной смелости место, сколько есть духа и голоса должно употребить или паче истощить на похвалу нашего героя. Сие предпринимая, откуду начну мое слово? От телесных ли его дарований? От крепости ли сил? Но оные явствуют в преодолении трудов тяжких, трудов неизсчетных и в разрушении ужасных препятствий. От геройского ли виду и возраста, с величественною красотою соединенного? Но кроме многих, которые начертанное в памяти его изображение живо представляют, удостоверяют разные государства и города, которые, славою его движимы, во сретение стекались и делам его соответствующему и великим монархам приличному взору чудились. От бодрости ли духа приму начало? Но доказывает его неусыпное бдение, без которого невозможно было произвести дел столь многих и великих. Того ради непосредственно приступаю к их предложению, ведая, что удобнее принять начало, нежели конца достигнуть, и что великий сей муж ни от кого лучше похвален быть не может, кроме того, кто подробно и верно труды его исчислит, есть ли бы только исчислить возможно было. <...>