Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 55



— Если вы не примете решение в ближайшие шесть часов, — сказала Николь, — я прикажу вернуть вас в эру Варварства, и любое соглашение между нами… — она сделала резкий жест рукой, и у Геринга возникло предчувствие конца.

— Я просто не располагаю полномочиями… — начал он.

— Послушайте! — Николь резко наклонилась к нему. — Вам бы лучше ими располагать!.. О чем, интересно, вы думали… какие мысли возникли у вас, когда вы увидели свой раздувшийся труп в тюремной камере в Нюрнберге? У вас есть выбор: или это, или взять на себя полномочия, чтобы вести со мной переговоры. — Она откинулась на спинку кресла и отпила из чашки уже окончательно остывшего чаю.

— Я… — хрипло сказал Геринг, — еще подумаю над этим. Дайте мне еще несколько часов. Благодарю вас за возможность совершить путешествие во времени. Лично я ничего не имею против евреев. Мне бы очень хотелось…

— Вот и захотите! — Николь поднялась.

Рейхсмаршал остался сидеть, погрузившись в тяжелые размышления. По всей вероятности, он даже не заметил, что Николь встала. Она удалилась из гостиной, оставив немца в полном одиночестве.

«До чего же мерзкий и презренный тип! — думала она. — Развращен властью, потерял всякую способность к инициативе!.. Стоит ли удивляться, что они проиграли войну. Подумать только, в первую мировую войну он был доблестным летчикомасом! Он был одним из участников знаменитого Воздушного цирка Рихтгофена[21] и летал на крохотном аэроплане, сооруженном из дерева и проволоки. Трудно поверить, что это один и тот же человек…»

Через окно Белого дома она увидела толпу за воротами. Эти зеваки собрались здесь из-за «болезни» Руди. Николь улыбнулась. Добровольная стража у ворот, этакий почетный караул! Отныне они будут торчать здесь круглые сутки, будто в очереди за билетами на турнир мировой серии, пока Кальбфляйш не «отправится на тот свет». А затем безмолвно разойдутся. Одному Богу известно, почему приходят сюда эти люди. Неужели им просто больше нечем заняться? Она уже много раз задавалась этим вопросом. Интересно, это одни и те же люди? Над этим стоило бы подумать…

Она свернула за угол… и столкнулась нос к носу с Бертольдом Гольцем.

— Я поспешил сюда, как только услышал о случившемся, — лениво сказал Гольц. — Выходит, старик отслужил свой срок, и ему пора на свалку. Недолго он продержался, очень недолго! А заменит его герр Хогбен — мифический, не существующий в реальной жизни конструкт с очень подходящим именем. Я побывал на заводе Фрауэнциммера, там пыль столбом и дым коромыслом.

— Что вам здесь нужно? — резко спросила Николь.

Гольц пожал плечами:

— Да хотя бы поговорить с вами. Мне всегда нравилось поболтать с вами. Однако на сей раз у меня есть вполне определенная цель: предупредить вас. «Карп унд Зоннен» уже обзавелись агентом в «Фрауэнциммер Верке».

— Мне известно об этом, — сказала Николь. — И не добавляйте к фирме Фрауэнциммера словечко «Верке». Слишком это ничтожное предприятие, чтобы именоваться картелем.

— Картелю совсем не обязательно быть огромным. Главное — является ли данное предприятие монополистом, у которого нет конкурентов. «Фрауэнциммер» этими качествами обладает… А теперь, Николь, послушайте-ка меня. Прикажите своим Лессингер-спецам просмотреть все будущие события, участниками которых станут сотрудники Фрауэнциммера. В течение двух следующих месяцев как минимум. Я думаю, вы будете премного удивлены. Карп вовсе не намерен сдаваться так легко — вам бы следовало подумать об этом.

— Мы держим ситуацию под…

— Нет, не держите! — перебил ее Гольц. — Нет у вас никакого контроля! Загляните в будущее, и сами убедитесь в этом. Вы стали умиротворенной, как большая жирная кошка. — Он увидел, что она коснулась тревожной кнопки, замаскированной под ожерелье, и широко улыбнулся. — Тревога, Никки? Из-за меня? Ладно, мне, пожалуй, самое время прогуляться… Кстати, примите мои поздравления в связи с тем, что вам удалось остановить Конгросяна и не дать ему эмигрировать. Это был удачный ход с вашей стороны. Однако… вам об этом пока еще ничего не известно, но ловушка, которую вы устроили Конгросяну, ведет ко многим весьма неожиданным для вас осложнениям. Пожалуйста, воспользуйтесь своим аппаратом фон Лессингера — в ситуациях, подобных нынешней, это настоящий подарок.

В конце коридора появились двое энпэшников в сером. Николь энергично махнула рукой, и они тут же схватились за пистолеты.

Гольц зевнул и исчез.



— Он ушел! — обвинительным тоном сказала Николь, когда охранники приблизились.

Разумеется, Гольц ушел. Другого она и не ожидала. Но по крайней мере с его исчезновением, прекратился и столь неприятный для нее разговор.

«Нам нужно вернуться назад, в те времена, когда Гольц был ребенком, — подумала Николь. — И уничтожить его. Впрочем, Гольц наверняка предусмотрел такой вариант. Он уже давным-давно побывал там, и в день своего рождения, и попозже, в своих детских годах. И уберег себя, и подготовил себя, и взял себя под опеку. С помощью аппарата фон Лессингера этот чертов Бертольд Гольц стал сам себе Аристотелем,[22] потому юному Гольцу вряд ли удастся преподнести неожиданность.

Преподнести неожиданность — эту возможность фон Лессингер из политики практически изгнал. Все теперь было чистыми причинами и следствиями. По крайней мере, Николь так надеялась.

— Миссис Тибодо, — уважительно сказал один из энпэшников. — С вами тут хочет встретиться один человек из «АГ Хеми». Некто мистер Меррилл Джадд. Мы пропустили его.

— Хорошо, — кивнула Николь.

Она сама назначила ему встречу: у Джадца были какие-то свежие идеи в отношении того, как вылечить Ричарда Конгросяна. Психохимиотерапевт направился в Белый дом, как только узнал о том, что Конгросяна нашли.

— Спасибо, — сказала она и направилась в гостиную с калифорнийскими маками, где должна была встретиться с Джаддом.

«Будь они прокляты, эти Карпы, Антон и Феликс! — думала она, спеша по устланному коврами коридору. — Предположим, они действительно намерены сорвать создание Дитера Хогбена… Возможно, Гольц прав: нам и в самом деле пора объявить Карпам войну! Но ведь они очень сильны. И очень хитроумны. И в области интриг дадут сто очков даже мне… — Она оглянулась на сопровождающих ее охранников, и те изобразили на физиономиях готовность жизнь положить за мать-командиршу. — Что же имел в виду Гольц, говоря, что меня ждут осложнения после возвращения Ричарда Конгросяна? Может, это связано с Чокнутым Лукой? Вот и еще один интриган, ничуть не лучше Карпов или Гольца! Вот и еще один бандит и нигилист, нагуливающий жирок за государственный счет! Как же все в жизни усложнилось! А тут еще незавершенное соглашение с Герингом, затмевающее собой все остальное. Рейхсмаршал никак не может решиться, да и не решится, и вся эта затея так и останется затеей, а его нерешительность остановит уже запущенный процесс, игру, в которой на кон поставлено почти все. Нет, если Геринг не примет решения к сегодняшнему вечеру… — Она снова оглянулась на охранников. — Если он так и будет жевать сопли, то окажется в своем прошлом уже к восьми часам вечера. И будет одним из главных виновников военного поражения Германии, что в самом скором времени — и это ему известно — будет стоить ему не только жира, но и жизни».

Впереди уже виделся конец коридора, и пора было переключать свои мысли на другую проблему.

«Я позабочусь, чтобы Геринг получил по заслугам, — подумала Николь. — Как и Гольц, и Карпы. Все эти сволочи, включая и Чокнутого Луку. Но добиваться своего надо последовательно, шаг за шагом. И сейчас главным шагом, главной проблемой является Конгросян».

Она стремительно шагнула в гостиную с калифорнийскими маками, где ее приветствовал Меррилл Джадд, психохимиотерапевт концерна «АГ Хеми».

Иану Дункану приснился ужасный сон. Отвратительная старуха драла его зеленоватыми корявыми когтями, а он скулил и пытался что-то делать — он и сам не понимал, что именно, ибо не мог сообразить, чего она хочет. Из зубастого рта старухи сбегала слюна, текла по подбородку. Иан изо всех сил боролся, пытаясь освободиться, убежать от старухи…

21

Неофициальное название истребительного полка, укомплектованного лучшими немецкими асами, под командованием ротмистра Манфреда фон Рихтгофена.

22

Аристотель был воспитателем Александра Македонского.