Страница 27 из 41
Все-таки папенька как-то чересчур уж запаздывает…
Евдокия вынуждена была признать, что сестрица ее была права… шляпка дурацкая. И платье из серой шерсти, купленное ввиду исключительной своей практичности, было не самым подходящим для столицы нарядом. И стоило заглянуть в лавку, поискать что-то поприличней, но время…
Времени не хватало.
Времени не хватало всегда, но накануне отъезда — особенно остро.
Как оставить маменьку наедине с «Модестомъ»?
…линия новая только-только запустилась, и значит, возможны дефекты в продукции…
…а третьего дня управляющий отписал, что каолин доставили недолжного качества, и если требовать возмещения убытков, то…
…отослать партию назад? Линия станет, и заказчики будут недовольны.
…принять в производство? Мало того, что скажется на продукции и репутации фирмы, так еще даст повод поставщикам думать, будто бы «Модестъ» не столь уж привередлив…
Нет, клиенты разницу вряд ли заметят…
…но все одно, нельзя рисковать…
Времена нынче неспокойные, конкурентов развелось, и всяк, только-только пришедший на рынок, полагает, что будто бы «Модестъ» незаслуженно этот самый рынок держит.
…на Селуцкой мануфактуре проблемы…
…а отчет полугодовой, с шахт полученный, Евдокии не нравился, чуяла — подворовывают, уж больно аккуратными, правильными были числа…
И еще рудники медные, с которыми никак не ладилось…
…нет, документы все были в полном порядке. На первый взгляд. И на второй тоже. И на третий, пусть бы подобная скрупулезность, граничащая с нервической паранойей, пришлась не по вкусу пану Острожскому, каковой и заявился с сим предложением к матушке.
Помимо предложения, купчей на землю и данных геологической разведки, в которых Евдокия разбиралась всю ночь, и потом еще утро, сей господин весьма импозантной внешности располагал рекомендательным письмом от старого матушкиного знакомого…
Все одно подозрительно.
…двадцать пять тысяч злотней минимальным взносом…
Деньги имелись.
И маменька аккурат задумалась, во что их вложить. Евдокия предлагала акции «Восточной кампании», которая в последние лет двадцать показывала стабильный рост, однако доход с них был невелик…
Пан Острожский обещал удвоить капиталы в течение года… а если вложить не двадцать пять тысяч, а пятьдесят, чтобы оборудовать шахты по последнему слову техники… конечно, чем больше вклад, тем больше доход, но все же…
— О чем думаешь, деточка? — мягко поинтересовался Лютик, откладывая дамский альбом с эскизами.
А ведь едва не опоздал.
И Евдокия всерьез намеревалась требовать задержки поезда, поскольку выдвигаться без Лютика в столицу было бы безумием. Две девицы, пусть и не благородных кровей, но путешествующие самостоятельно? Немыслимое нарушение приличий.
Нет, на собственную репутацию Евдокии было глубоко плевать, ей случалось совершать поступки и куда более предосудительные, чем поездка в вагоне первого класса от Краковеля до Познаньска, но вот рисковать сестрой она не могла.
Аленка дулась.
Демонстративно дулась, повернулась к окну и губу нижнюю выпятила. Журнальчик, в дорогу купленный, развернула, но читать не читает…
— О рудниках, — призналась Евдокия, разминая пальцами виски.
Воняло керосином.
Запах этот являлся прямым свидетельством приближающейся мигрени. И Евдокия поморщилась, злясь на себя за невозможность изжить сию, чисто женскую, болезнь, которая по утверждению приглашенного матушкой медикуса проистекала единственно от избытка ума.
Как решить проблему медикус не знал.
— Что тебе не нравится? — Лютик сцепил руки.
Пальцы у него были длинные и неестественно-тонкие, с аккуратными синеватыми ногтями, которые по мнению того же медикуса свидетельствовали о несомненной слабости сердечной мышцы. Лечить оную медикус предлагал скипидаром.
— Все не нравится, — призналась Евдокия, со стоном вытаскивая ленту.
При мигрени волосы становились тяжелыми, и малейшее к ним прикосновение вызывало острейший спазм.
— Скользкий он…
— А по-моему, воспитанный, — Аленка, заприметив маневры сестрицы, перестала обижаться, но пересела и шлепнула Евдокию по рукам. — Дай мне. Ты же себе все волосы повыдираешь…
— Воспитанный. Но все равно скользкий.
Аленка расплетала косу осторожно, и прикосновения ее мягкие унимали боль.
— Он говорит… то, что мы хотели бы услышать… а это не совсем правильно… гарантирует доход, а в таком деле гарантий быть не может…
— Мошенник? — Лютик коснулся восковым карандашом носа.
— Не знаю… письмо его…
…восторженное, нервное какое-то, словно бы человек, писавший его, пребывал в величайшем возбуждении. Конечно, может статься, так оно и было, но…
— Пан Запольский — человек осторожный, — Евдокия закрыла глаза, отрешаясь и от боли, и от далекого мерного стука колес, и от еще более далекого гула рельс, которые дрожали, но держали стальную тушу состава. — Опытный…
— На любого хитрого лиса капкан найдется, — заметил Лютик. — Ко всему именно этот лис — жаден.
Пана Запольского Лютик недолюбливал, по обычаю своему не давая себе труда скрывать эту нелюбовь. Следовало признать, что отчим, которого многие матушкины знакомые полагали существом в высшей степени бесполезным — а то и вправду, какой от эльфа в хозяйстве прибыток? — отличался редкостной наблюдательностью и острым умом.
Отчима Евдокия уважала.
И любила.
Родного отца она помнила единственно по карточке, которую маменька, отдавая дань уважения супругу, не спрятала и после нового замужества. Лютик не протестовал, быстро смирившись с негласным присутствием Парфена Афанасьевича в доме.
— Прошлое нельзя спрятать, — сказал он как-то, — с ним можно научиться жить и только…
Тогда Евдокия, которой только-только десятый год пошел, его не поняла.
…а позже поняла, но… говорить легче, чем учиться.
Или ученица из нее дурная?
— Дусенька, тебе бы прилечь, — Аленка разбирала косу по прядке, тесня мигрень. — И перестать думать о всякой ерунде…
— Двадцать пять тысяч злотней — не ерунда, — возразила Евдокия, но все же прилегла, Аленка же, сунув сестрице под голову подушку, села рядом.
— Не ерунда, конечно, — ее гребешок из слоновой кости скользил по мягким волосам. — Но ты слишком много думаешь о деньгах…
Евдокия хотела сказать, что кому-то ведь надо, но поймала насмешливый Лютиков взгляд.
Нет, она вовсе не собиралась упрекать сестрицу в легкомысленном отношении к семейному делу… и Лютика не считала бесполезным, напротив, лучше, чем кто бы то ни было осознавала, сколь многое он сделал…
— А о чем мне думать? — проворчала исключительно из врожденного упрямства. — Об офицерах?
— Почему нет? Согласись, он хорош… почти как Себастьян…
— Даже так?
— Себастьян, конечно, лучше, но…
— Он лучше, потому что ты в жизни с ним не сталкивалась, — Евдокия закрыла глаза, впадая в блаженную полудрему.
Вагон-колыбель.
Напевы колес… и так ли важно, существуют ли на самом деле те залежи меди, в которые предлагает вложиться пан Острожский.
Двадцать пять тысяч злотней потенциальных убытков…
…или злотней недополученной прибыли…
Башенки из золотых монет, которые проступают в воображении, окружая Евдокию. Золото и снова… и далекий голос отчима, напевающий колыбельную. Аленка рядом… и верно, к чему рисковать?
Шахты?
…Серые земли…
…ушедшие жилы и рекомендательное письмо на плотной бумаге высочайшего качества… нервный почерк, скачущие буковки, но маменька руку опознала…
…шахты.
К Хельму их вместе с разлюбезным паном Острожским… хватит денег и для себя, и для Аленки… ей больше нужно, она ведь красавица, каких поискать… и надо с нею мягче, потому что действительно не права Евдокия была, когда за офицера упрекала. Но как объяснить, что боится она, до дрожи в руках, до холода под сердцем.
…Аленка ведь легкая, светлая, как Ирженина искра, и верит всем…