Клан

— Великий Правитель, Сошедший с Небес и Напитавший Смертные Народы Своей Мудростью, не приказывал морскому народу умереть, — ровным голосом сообщил просителям советник. — Он запретил им ступать на землю. Если шарданцы роют подземные ходы и выкладывают улицы камнем, дабы не нарушить воли Нефелима и не коснуться ногой земли, это значит, что они с честью несут наложенную на них кару. За это не полагается новых наказаний. Ступайте. Тревожить Великого такой малостью нет никакой нужды.

Снова раскрылись и захлопнулись высокие створки, но на этот раз в зал никто не вошел.

Мудрый Хентиаменти позволил себе вздохнуть и поднял руку, останавливая опахальщиков со страусовыми веерами.

— Хет-ка-Хтах, — обратился советник к одному из них. — Ступай к номарху порта и вырази ему мое недовольство. Он не должен был пропускать в храм Великого мореплавателей с Теплых островов. Никакие дары не могут быть веским основанием для нарушения покоя Нефелима. Нам достаточно списка подношений.

Черный Пес поднялся с трона, поправил диадему, украшенную головой змеи с жутким немигающим взглядом, так пугающе похожим на взор Великого, спустился по ступеням и ушел в низкий проем за троном, невидимый посетителям. Проход был темен и низок. Настолько низок, что Сошедший с Небес, пожалуй, и не протиснулся бы здесь своим могучим телом, но правитель все равно никогда не появлялся в зале просителей. Здесь важных гостей от обычных попрошаек отделяли его советники.

Навстречу потянуло сыростью, и Хентиаменти недовольно поежился — даже прохлада бывает чрезмерной. Нога его переступила священное кольцо из черного стекла, вмурованного в стены прохода и защищающего внутренние покои от злых духов. По телу пробежал привычный холодок, уши различили тихие голоса в комнате слуг. Тихие… Значит, Великий еще спит…

Входить во внутренние залы, отделенные от покоев Нефелима всего одной стеной, дозволялось лишь избранным. Женщинам, повелевающим девственницами, самим девственницам, советникам и прорицателям. И, естественно, чернокожей страже из избранного племени вивитов, обитающего между третьим и четвертым порогом. Даже самые знатные из царей, ханов и жрецов, коим на родине поклонялись, как Великому, принесшему мудрость с небес на землю, никогда не видели этих выложенных черным вулканическим стеклом врат, высоких стен из красного гранита, лежащего на кипарисовых балках и подпертого круглыми колоннами потолка. Даже в тех редких случаях, когда советники не могли сами разрешить дело просителя, тот должен был ожидать волеизъявления Нефелима на улице. Великий выходил на залитую солнцем траву, возвышаясь над слугами подобно горе, и громогласно провозглашал свою волю. Не словами — правитель никогда не пользовался человеческой речью. Просто он вскидывал голову, и весь остров наполнялся его оглушающим рыком. Рыком столь могучим, что в замкнутых тенистых залах храма от этого гласа у людей лопались глаза и текла кровь из ушей, подгибались ноги и прерывалось дыхание. Рыком, от которого даже на открытом со всех сторон речном мысу просители падали ниц в священном трепете. Великий просто подавал голос — и всем смертным становилась ясна его воля до последней черточки…

Однако уже давно не раскатывался священный голос Великого ни над речными струями, ни в прохладных покоях огромных залов правителя. И тщетно ожидали пробуждения в предвратном помещении трое советников Нефелима и трое прорицателей, одетые лишь в набедренные повязки и черные платки, свернутые на гладко выбритых лысинах; о чем-то переговаривались две смотрительницы за девственницами. Тела женщин ограждали от любопытных взоров длинные туники, украшенные понизу красной полосой.

Невозмутимая чернокожая стража, словно высеченная из обсидиана, нерушимо застыла перед ведущими в покои вратами. Воины сжимали в руках бронзовые боевые топоры, покрытые магическими иероглифами, что вселяли во врага ужас. Мудрый Хентиаменти пересек зал, направляясь к вратам в покои Нефелима, — но, когда до поблескивающих священным камнем врат осталось всего несколько шагов, двое стражей опустили топоры на уровень плотно исшитых золотыми нитями набедренных повязок со свисающими вперед полотняными лентами. Это означало, что еще немного — и они отрубят ноги нечестивцу, вознамерившемуся встревожить покой правителя мира.

Главный из советников Нефелима остановился, вздохнул, вперившись взглядом в такие близкие, но недоступные ему створки.

— Сегодня настал сороковой день, Мудрый Хентиаменти… — Черный Пес вздрогнул от тихих, но неожиданных слов, произнесенных в самое ухо.

— Это ты, Всевидящий Сехем? — отступив на пару шагов, кивнул советник главному прорицателю. — Скажи мне что-нибудь вещее, всевидящий. Скажи мне что-нибудь доброе.

— Надо ли говорить это здесь? — чуть заметно пожал плечами прорицатель. — Надо ли запирать слова среди стен? Пойдем на мыс, Мудрый Хентиаменти. Отдадим вещие слова на волю ветров кеметских…

— Ты хочешь отдать вещие слова на волю ветров? — удивился Черный Пес, глядя прорицателю прямо в глаза.

Однако Всевидящий Сехем, облаченный в шелковую тунику через левое плечо, в высоком цилиндре из коры пробкового дерева, украшенном жемчугом и тонкими бирюзовыми лепестками, и в широком ожерелье из пластинок слоновой кости, выдержал тяжелый взгляд главного советника.

Хентиаменти кивнул:

— Ну, что же, идем.

Стоило двум высшим служителям Великого Нефелима покинуть дворец, как на них немедленно обрушился полуденный зной. С безупречно чистого неба Амон-Ра излучал бесконечные потоки ослепительного света. Горячий воздух заскользил по телам, словно пламя жертвенного костра, и Черный Пес остро позавидовал прорицателю, голову которого спасала пробковая триара, а плечи — широкое ожерелье. Сехем спокойно шествовал вперед, и только темно-темно-коричневая кожа урожденного египтянина в ярком свете казалась отлитой из электрона.[8] В отличие от чернокожего Хентиаменти, который еще младенцем был принесен в жертву одному из храмов Великого Правителя, Сошедшего с Небес и Напитавшего Смертные Народы Своей Мудростью, а потому не знал ни имен родителей, ни своего роду-племени, всевидящий Сехем родился и вырос на берегах Нила. Во дворец он попал благодаря дару прорицания, проявившемуся еще в детские годы. Предсказания Сехема исполнялись всегда. Просто всегда, без всяких исключений.

Египтянин обогнул дворец, облицованный снаружи светлым песчаником, вышел на широкий мыс, тянущийся в сторону первого порога. От коричневых потоков, струящихся справа и слева, потянуло легкой прохладой, ветер кинул в людей немного водяной пыли, принесенной с порога, и главный советник Нефелима почувствовал себя несколько лучше.

— Ты умен, Черный Пес, — остановился Сехем, продолжая глядеть перед собой, туда, где струи илистой нильской воды с ревом пробивались между скалами. — Ты ловок и умен. Сегодня настал сороковой день, как Великий не открыл глаз, а никто еще ни о чем не догадался. К нему не удалось пробиться ни единому просителю, от него не потребовалось ни единого совета. Во всех сторонах света жизнь течет своим чередом, и многие миллионы смертных по-прежнему уверены, что над ними простирается могучая рука Великого, защищая их своею волей и высшей мудростью от любых невзгод…

— К чему ты ведешь, Всевидящий?

— Ты умен, Черный Пес, — покачал головой прорицатель, — но даже ты не сможешь скрывать истину вечно. Когда Нефелим не показывается на мысу сорок дней, смертные еще готовы поверить, что в этом нет нужды. Когда он не покажется еще столько же, они начнут тревожиться. Если они не увидят Великого полгода, начнется ропот. И тогда уже никакие слова не смогут вернуть правителям веру подданных. Будет лучше, Хентиаменти, если смертные услышат горькую весть от нас, а не догадаются о ней сами.

— Но, может быть, — сглотнул советник, — может, он еще проснется?

— Он проснется, Мудрый Хентиаменти, — положил египтянин ладонь на плечо Черного Пса. — Он проснется, но не здесь и не сейчас. Его сон будет долог, очень долог. Сотни веков проплывут над его усыпальницей, прежде чем разум Великого, правившего миром пятьсот лет, отдохнет и обретет прежнюю силу; прежде чем он снова сможет волей своей поворачивать вспять реки, поднимать в воздух горы, призывать ураганы… Он вернется куда более сильным, нежели прежде. Наш правитель не умер, Черный Пес. Он всего лишь спит. Вот уже сорок дней, как он не поднимает веки, как перестали биться его сердца и остановилось дыхание. Но на теле Великого нет никаких следов тлена. Запах его по-прежнему чист и свеж, кожа ровна и крепка, цвет ее здоров, как никогда. Я вижу, что души Ка и Ах[9] еще не покинули тела, не допустили ухода Великого. Я вижу, что лишь Ба оставила нашего правителя, отправившись в путь между мирами ради постижения новой мудрости. Повелитель всех земель и народов почил, но не взошел на ладью миллионов лет, не вознесся на небо навстречу дню, не вошел в царство великой Аментет, не сразился с ужасной Амамат, пожирательницей Дуата. Вернется Ба в отдохновенное тело, откроются глаза его, отомкнутся уста его, вернется мудрость его на благодарные земли…

8

Электрон — сплав золота и серебра, чрезвычайно популярный в Древнем мире.

9

Души Ка, Ах и Ба. По убеждениям древнейших египтян, человек обладал двумя душами, Именем и Тенью. Кроме того, верховные правители, боги, города и страны обладали еще одной душой, Ба. По мере развития их цивилизации простые египтяне тоже стали ощущать тройственную внутреннюю сущность, и в народе постепенно возникло убеждение, что Ба стало присуще и простым людям. А потом в Египет пришел ислам, и это направление духовного развития оказалось оборвано.