Заклинатель

— Да так и есть, Андрей. До Острова верст двадцать осталось, не более. Как из леса выйдем — князь Чевкин, я так мыслю, на отдых рать остановит. У Гороховского озера луга широкие, заливные. Ныне уж просохнуть должны, а коням попастись в самый раз будет. От озера до крепости час пути. От него, с силами собравшись, и ударим. Так разумнее всего выйдет. И ляхам нас от города не видать, и кони перед сшибкой запариться не успеют, и рать развернуть места хватит.

— Значит, тогда и танк мне сегодня собирать нужно?

— Ты все про баловство свое беспокоишься? Коли так, то до завтра дело сие отложи. Знамо, в первый же день князь Чевкин не ударит. И людям передышку хоть в день дать надобно, и коней хорошо бы на заводных переменить, и то, как поганые расположились, проведать. Завтра игрушку свою собирай. А послезавтра к сече надобно быть готовым.

— Так и будет, отец, — кивнул Андрей. — Успею.

В день святой мученицы Вассы[4] поместная рать вышла к озеру. Когда точно — сказать было трудно, поскольку голова войска вслед за дозорами начала спешиваться на заливных лугах, когда солнце стояло еще высоко, хвост армии — в сумерках, обоз подкатился уже в темноте, а заводных коней холопы пригнали и вовсе под утро.

К приходу обоза ратники успели не только расседлать коней, напоить и увести их в сторонку на зеленую травку, но и приготовить дрова, разложить костры. В темноте с расползшихся по своим отрядам телег оставалось только снять котлы и водрузить их над огнем — где на большущих треногах, а где и на вертелах. Воду из озера черпали в таких количествах, что Андрей даже думал — обмелеет. Но нет, вода ничуть от берега не отошла.

Как закипело, наскоро заварили кулеш — густую похлебку из муки и сала. Этот суп-пюре имел запах запеченной крольчатины и вкус исполнявшегося теста, но зато готовился практически мгновенно и был весьма сытным. Холопы достали ложки, выстроились в круг. Каждый зачерпывал порцию и тут же бежал в конец очереди. Обжигаясь, опорожнял свой «прибор» и, когда проходил полный круг, мог зачерпывать кулеш снова. Поскольку походная ложка емкостью мало уступала поварешке, котел опустошался довольно быстро.

Боярин с сыном в общей толпе, естественно, не стояли. Они сидели на расстеленном на траве ковре и прихлебывали варево из отдельных мисочек, закусывая копченым лещом. Спали они тоже рядом, прикрывшись шерстяными, подбитыми на плечах кожей, плащами. Броню вблизи врага почти никто не снимал, а в поддоспешнике, пусть даже войлочном, да в меховой безрукавке поверх толстокольчатой байданы, было жарко и без одеяла.

Утром Рыкень сварил уже нормальную, рассыпчатую гречневую кашу с шафраном, перцем и тушеной свининой. По сравнению с кулешом — просто лакомство от лучшего московского ресторана. Вскоре после завтрака бояре и князья потянулись к большому сине-красному, с алым флажком шатру на взгорке — к ставке воеводы Чевкина, — а Андрей, прихватив два десятка холопов, двинулся в обратную сторону, на край стана, собирать «танки». Посреди воинского лагеря, в густой толчее, делать это было просто негде.

Пятнадцатитысячная русская рать раскинула свои ковры, шатры и потники возле озера на полосе шириной метров в триста и около полукилометра длиной. Оно и понятно — без воды ни помыться, ни каши не сварить, ни попить. За дровами же приходилось бегать к растущему почти в километре на восток густому ольховнику. Дальше вдоль берега, в пределах видимости, под присмотром сотен холопов — каждый боярин по паре своих воинов послал — паслись боевые кони. Лошадь — она ведь не БТР, рядом с собой на привале не оставишь. Ей и побегать хочется, и травку пощипать, и надобности естественные справить.

Как раз на свободном месте между табуном и лагерем Зверев и устроился со своим новым изобретением. По его замыслу, «танк» должен был представлять собой некое подобие поставленного на колеса сруба, с узкими бойницами на каждую сторону. Внутри следовало запрячь лошадь, а также посадить пятерых холопов с пищалями. Один стреляет вперед, двое — по сторонам, еще двое — управляют лошадью и перезаряжают оружие.

Недостаток конструкции заключался в том, что она оказалась необычайно тяжелой и неуклюжей, угнаться за обозом «танки» никак не могли, как ни старайся. Вот и пришлось разобрать их на четыре бревенчатых щита каждый и разложить на несколько повозок. Впрочем, оптимизма Зверев не потерял: ведь первые танки, пошедшие в атаку на Сомме, тоже были изрядными уродцами, тоже тихоходными и неповоротливыми. Однако на поле боя они все равно произвели сенсацию.

— Давайте, мужики, сгружайте, — подогнав телеги на более-менее ровное место, указал новик. — Ставьте пока на землю, слегами подоприте, чтобы не падали. Весь крепеж изнутри, нужно разобраться, какие из щитов к какому танку относятся…

Холопы принялись сгружать бревенчатые прямоугольники, расставлять вокруг телег так, чтобы бойницы находились в верхней части и лежали горизонтально. Андрей отыскал среди пищалей, слег, постромок и оглоблей оси, которые надлежало продеть через специальные отверстия снизу щитов. Потом боковины скреплялись сверху, на крюки надевались передняя и задняя стенки.

— Да ты, никак, строиться здесь задумал, младший Лисьин? — совсем рядом неожиданно прозвучал насмешливый голос. — Это мудро! Раз уж на чужой земле сесть удалось, так отчего и в другом месте вотчины не украсть? Ты стройся, стройся, авось обойдется…

Со стороны табуна гарцевали трое одетых в панцирные кольчуги ратников. Охульные речи вел один, тощий, как фотомодель, с треугольным лицом, словно заточенным вниз, к подбородку. Грубиян поверх кольчуги носил наведенное серебром, сверкающее зерцало, из-под брони тянулись рукава алой атласной рубахи, на голенищах сафьяновых сапог сверкали золотые пластинки. А может, и медные — поди разбери. Судя по тому, что двадцатилетний на вид паренек сидел верхом — значит, скакал с поручением. Зверев улыбнулся:

— Ба-а, кого мы видим! Никак княжич Федор Друцкий?! Вижу, уже при ставке пристроился? Это правильно. Подальше от сечи, поближе к славе.

— Что?! Ты назвал меня трусом?! — Юный Друцкий схватился за саблю.

— Нет, я назвал тебя рассыльным при ставке… — Андрей взялся за ратовище висящего за спиной бердыша и перекинул ремень оружия на плечо. Теперь сдернуть его можно было одним движением. — Ну, мальчиком на побегушках при воеводе.

— Не тебе судить, тать безродный! — вспыхнул княжич. — Тебя, вора, и близко к воеводе никто не пустит!

— Да я понимаю, понимаю, — не стал спорить Зверев. — Каждому свое. Кому ворога с мечом встречать, а кому с писульками из полка в полк по кустам бегать.

— Как ты смеешь… — В этот раз Федор Друцкий даже вытащил наполовину саблю. — Я уже в трех походах ратных побывал! А ты, новик, первый раз со двора нос свой высунул!

— Может, и высунул, — хмыкнул Андрей, — а желающих нос этот прищемить нарубил уж поболее, нежели ты по кустам сумел найти.

— Я тебя выпорю, смерд! — двинул на него коня княжич. — За твой язык поганый, да за наглость несусветную…

— Не ты первый сбираешься, — сдернул с плеча бердыш Зверев, — не тебе первому и по сусалам получать.

— Бояре, бояре… — Чувствуя, что вот-вот дойдет до драки, втиснулись между конем и новиком холопы Василия Ярославовича.

Княжеские холопы тоже двинулись вперед, пытаясь оттеснить скакуна господина в сторону, мимо Андрея. Наверное, так бы и развели двух задиристых мальчишек, одного неполных шестнадцати, а другого — двадцати лет, но тут вдруг над лагерем промчался истошный крик ужаса:

— Пога-а-а-аные!!!

Из изрядно прореженного сборщиками дров ольховника выхлестывала плотная лавина закованной в сверкающее железо конницы и, опустив копья, неслась через поле на воинский лагерь. Люди вскакивали, хватали оружие, щиты, рогатины — но ни сомкнуться, ни тем более сесть в седла ополченцы уже никак не успевали. Было ясно, что рыхлая масса пеших бойцов через несколько мгновений будет стоптана, уничтожена, перемешана с черной торфянистой землей.

4

4 июня.