Страница 4 из 13
— И что там, за чертой? — поинтересовался Костя.
— Вам понравится, — пообещал Ворон. — Там хорошо… Правда, бродяга?
Ведун тактично промолчал.
— Но ведь ты там ничего не потерял? Только приобрел!
— Почему не потерял? — пожал плечами Середин. — Кистень мой пропал. Серебряный. Прибрал кто-то… Чтоб на них Медный страж обозлился.
— О! Кистень! — вскинул палец Ливон Ратмирович. Он наклонился к столу, дернул к себе ящик: — Вы гляньте, чего я тут на дикой свалке за мясокомбинатом нашел. Видать, музей какой-то или театр ремонт делал и люстру выбросил…
Руководитель клуба высыпал на столешницу, поверх журнала, с десяток сверкающих гранями то ли стеклянных, то ли хрустальных капелек. Причем довольно увесистых — граммов по двести-триста. Как раз вес обычного боевого кистеня. Возле острых кончиков в украшениях были проделаны сквозные отверстия для крепежа.
— Вот. Шнурок шелковый продеваешь — и хоть завтра в сечу, — довольно предложил Ворон. — Красиво и удобно.
— Так хрупкие же… — неуверенно пригладил лысину Стас. — Стекло.
— Это оно, когда в окне, хрупкое, или в бутылке, — прихлебнул пиво старик. — А коли шаром сделано, так иной камень стеклом разбить можно. Особливо, если закалить. Так ведь, бродяга?
— В горне размягчить можно, да в воду. Но помнется, когда расплавится. Оно ведь мягким будет. Форму нужно делать специальную. Ладно, попробую.
Он забрал со стола сразу три «капельки» и сунул в поясную сумку. Костя привстал у дверей на цыпочки и попытался заглянуть внутрь:
— А чего ты от этого заклинания приобрел, Олежка? Только усы?
— Не только, — улыбнулся Середин. — Еще кое-что приобрел. Разноцветное. С синим и зеленым глазами.
— Что-о-о?! — Ворон поперхнулся пивом и закашлялся, роняя на стол коричневатую пену: — Что?! Ты притащил ее с собой?
— Я не хотел… — прикусил губу Олег. — Так получилось.
— Ты с ума сошел?!
— Зато я смог забрать ее у Аркаима.
— Ты чего, совсем ума лишился?! — Старик, качнувшись вперед, звучно постучал себя бутылкой по лбу. — Ты понимаешь, что она способна уничтожить весь наш мир?! Стереть всю землю в порошок?!
— Она тут вообще ни при чем, Ливон Ратмирович! Она всего лишь жертва. Открыть врата Итшахра хотел Аркаим.
— Пока она жива, это всегда может сделать кто-то другой!
— Не может, — покачал головой ведун. — Для этого нужно знать, на каком алтаре приносились первые жертвы, владеть книгой Махагри, быть каимцем и заполучить Урсулу.
— Мужики, — кашлянул Стас. — А по-русски вы говорить не пробовали?
— Ты играешь с огнем, бродяга, — покачал головой старик. — Ох, каким огнем… Ладно бы собой одним рисковал. А то весь мир разом спалить можешь.
— Подожди, Ливон Ратмирович, — заметил странность Олег. — Так ты чего — знал? И про каимцев знал, и про книгу, и про Урсулу? Почему же не предупредил?
— Да чего я знал? — Ворон откинулся на спинку кресла и вылил себе в рот последние капли «Оболони». — Слышал от персидских магов про эту легенду. Что живут два брата-каима, которые мечтают отдать нашу землю мертвецам, и что для этого им нужна девственница с разноцветными глазами. И что случится это в год шеститысячный с чем-то от сотворения мира. Срок миновал, земля уцелела. Все облегченно вздохнули и стали жить дальше. Пророчества там были хитрые, вполне могли и не совпасть.
— Совпали, Ливон Ратмирович, совпали… — Середин полувытащил саблю, вогнал ее обратно и присел на край стола. — Ты же знаешь, пророчества всегда исполняются. Просто их смысл становится понятен только после исполнения… Ты вот что… Скажи, Ливон Ратмирович, а как там братья? Что с ними после моего исчезновения случилось?
— А я откуда знаю?
— Я думал, ты знаешь все… учитель.
— Я выгляжу таким многомудрым? — довольно ухмыльнулся старик, потянулся к холодильнику и достал еще бутылку. — Увы, бродяга, я много чего не знаю. Не знаю, сколько зубов у нильского крокодила, сколько букв «Л» пишется в слове «Тал-л-л-лин», сколько игроков в команде «Зенита». Никто не знает всего, бродяга. И уж тем более не знает того, чем никогда не интересовался. Сам подумай, Олежка, зачем мне эти каимовцы сдались? Ну, жили два брата… И леший с ними!
— Хорошее, похоже, заклинание Олег испробовал, — оглянулся на Костю Стас. — Вон сколько впечатлений. Может, и нам попробовать?
— Пулемет с собой возьмите, — не удержался от совета Середин.
— А ты брал?
— Нет. И горько потом раскаивался.
— Перестань их пугать, бродяга! Не то так по эту сторону и останутся.
— И правильно сделают. Поеду-ка я домой, Ливон Ратмирович. У меня там новоявленное сокровище на пару с мамочкой целый день взаперти сидят. Боюсь, всю посуду уже перебили. Сам знаешь, каково двум женщинам в одной берлоге. Я ведь поздороваться просто хотел, на тебя посмотреть. Ты это или не ты?
— Ну, и что решил, бродяга?
— Как ты мог узнать меня, Ратмирович? Не сейчас. Там, у Мурома… Ведь ты тогда увидел меня в первый раз!
— Тебе сказать правду, бродяга? — прищурился Ворон. — Быть посему, скажу. Все дело в том, что ты все еще ученик, а я учитель. Вскоре ты узнаешь немало нового и сам сможешь на все ответить. К тому же, мы ведь еще увидимся. И не раз. А покамест деньков пять тебе можно отдохнуть. Заслужил.
Что больше всего удивило Олега, когда он открыл дверь — так это тишина в доме. Тихонько мурмулил на кухне холодильник, приглушенно бормотал телевизор, прерываемый редкими смешками. Стараясь двигаться бесшумно, Середин снял ботинки, скользнул к себе в комнату. Положил шлем на стол, расстегнул ремень, спрятал саблю под постель, потом прокрался к большой комнате, осторожно толкнул дверь.
Ну да, само собой! Мамочка перелистывала альбом, отпуская слышные только Урсуле замечания, невольница сидела рядом, поджав ноги, все еще одетая только в легкий халатик.
— Господин! — первой заметила его рабыня, спрыгнула с дивана и кинулась на шею. — Тебя так долго не было, господин!
— Я и не заметила, как ты вернулся, сынок. — Мама захлопнула альбом, поднялась: — Постой, Олег, да что с тобой такое? Ты чего, устал? Усы откуда-то взялись… Утром же еще не было! Приклеил, что ли?
— Как же не было? Я уже две недели их ношу! — не моргнув глазом, соврал Середин. Что еще оставалось делать?
— Перестань паясничать! Я же твердо помню, что еще утром их у тебя не было!
— Сама подумай, мама. Не могли же они у меня за один день вырасти?
— И вообще вид у тебя какой-то усталый. Славно на пять лет разом старше стал. Небось, опять в клубе три часа со своими игрушками прыгал? И это после целого дня в кузне! Отдыхать тебе надо больше, а то сгоришь у меня, как свеча. Знаешь, во сколько лет балерины на пенсию выходят? А они куда меньше твоего трудятся.
— Ерунда. Высплюсь — утром буду, как огурчик.
— Знаю я, как ты выспишься, — стрельнула глазами в сторону Урсулы женщина. — Девочка, ты посиди пока, «Убойный отдел» посмотри. Мне с сыном нужно поговорить.
— Слушаю, госпожа, — склонила голову невольница и юркнула обратно на диван.
— Я же просила, Урсула. Не надо никакой госпожи. Просто мама.
— Мама?! — передернуло Олега. — Почему «мама»?
— У нее с именем-отчеством никак не получается. — Женщина увлекла сына в коридор. — И про себя ничего не говорит. А что говорит, того я не понимаю. Ханство, дворец, купцы, война. Ерунда какая-то. Но на тебя чуть не молится! — Матушка понизила голос. — Тебе повезло, обормот, ох, повезло. Держи ее крепко. Любит, видно, до безумия. Как о тебе речь заходит, так у нее аж голос меняется. Не сварлива, не упряма, не белоручка. И посуду помыла, и пол весь вытерла, и пыль убрала. Только и спрашивает, чем еще помочь. Правда, картошку чистить, сразу видно, не умеет. Но старательна. И ведет себя уважительно, не то что твои предыдущие, не корчится… Умница девка! Хозяйка из нее выйдет — загляденье. И собой хороша. Бери ее, и не думай! Сбежит — локти себе кусать будешь…