Жребий брошен

Когда Середин повернулся обратно, то увидел дозорного с мечом. Видать, всаднику пришлось-таки покинуть седло. Из-под лошадиной туши слышались стоны второго, придавленного воина.

— Сдавайтесь, тати! — грозно заорал каимец.

— Совсем сдурел? — рассмеялся Олег. — Доспех лучше застегни, мешаться будет.

— А-а-а!!! — вскинув меч над головой, кинулся на него дозорный.

Ведун начал медленно поднимать саблю, делая вид, что намерен удар парировать, но в последний момент резко качнулся вправо и сверху вниз полосонул противника по открытому телу:

— Говорил же тебе, застегнись…

Старший дозора, хрипя, перевернулся на живот и на четвереньках поспешил в кустарник. Олег, не отвлекаясь на безопасного врага, побежал на помощь Ксандру и купцу — но те уже снимали истекающего кровью воина с седла.

— Все?

— Кажись, да, колдун, — оглянулся на него Любовод. — Чегой-то хлипкие тут совсем дружинники. Не насмерть рубятся, а словно в шутку балуют.

— Будешь тут хлипким, когда многие поколения ни с кем воевать не приходилось, — пожал плечами ведун. — Похоже, слишком уж они на своего медного стража надеются. Никак не ожидали, что мы биться станем. Думали, лапки покорно сложим и руки под веревки подставим.

— Как же мы теперь с ним, со стражем медным? — поднял глаза на Олега купец. — Погонится ведь. И пока не убьет, не отстанет. А, колдун?

— Коней ловите… — посоветовал Середин. — Коли боишься, чего же за меч взялся? Трусил бы сейчас у седла хозяйского и в ус не дул.

— Ты же сам кричал, что не сдаются русские, — возразил Любовод. — От и схватился. Нехорошо, когда наших вяжут. Однако же ныне и про стража подумать не грех. Жить-то и на свободе хочется.

— Поживем.

Ведун огляделся. Лагерь, еще недавно чистый и аккуратный, был залит кровью. Пятеро каимских дозорных и одна лошадь лежали мертвые, еще четыре скакуна стояли в кустарнике — остальные убежали.

— Будута, сумки чересседельные обшарь, может, соль найдешь. Устал я уже пресное жрать. Урсула, огонь разведи. Ксандр, давай мяска парного отрежем. Хоть и конина, но после двух десятков дней на одной траве и она слаще поросенка молочного покажется.

— Какое мясо?! — повысил голос купец. — Ты про медного стража скажи, колдун. С ним как поступать мыслишь?

— А никак, — отмахнулся Олег. — Ты вспомни, когда он в прошлый раз появился. Твои людишки три города разорить успели, по два дня стояли у каждого, да еще путь-дорога. Где-то только на седьмой день он до нас добрался. Думаю, и сюда раньше не заявится. Так что и поесть успеем спокойно, и в дорогу мяса подкоптить. Верхом до плота за день доедем — это не свои ноги топтать. А там сундуки погрузим, да и поплывем. Река, она хоть и не заколдованная, а тоже без устали трудится. Коли на ночь не останавливаться, до моря медному стражу нас не нагнать. Плавать он не умеет, значит, на глубине тоже не достанет. Не дотянется со дна. Потом ладью, опять же, найдем… Пусть гонится. Мы до Руси останавливаться не собираемся. А там… Неужели ты, Любовод, в родных местах хорошую яму-ловушку для гостя дорогого приготовить не сможешь, али охотников не соберешь, чтобы сетью этого истукана запутать, толпой наброситься и завалить?

— И то верно! — посветлел лицом новгородец, хлопнул Олега по плечу: — Ну, хитер ты, колдун. Ой, хитер! Хорошо, не князь…

— А как я их? Как?! — Будута, тяжело дыша, припал к бочонку, сделал несколько глотков. — Видели, какие это богатыри были? А я одного за копье — р-раз! И улетел сразу с коня, токмо и видели. Второго — р-раз! И на земле, одним ударом. А третьего…

— У тебя с математикой как в детстве было? — поинтересовался Середин. — Возле тебя всего два всадника стояли. И то одного кормчий с купцом завалили.

— Да то… — Холоп торопливо отпил еще немного. — Да то опосля… А начинал я, когда их еще много было. Вы тогда еще в мою сторону не смотрели.

Он опять припал к бочонку, допивая остатки меда.

— Грязно тут теперича, колдун, — глядя на бочонок, сказал Любовод. — Чего в грязи пировать? Давай разделаем лошадку, да к плоту поскачем. Там и перекусим, и закоптим мяска в дорогу.

— Тоже верно, — кивнул ведун, поднял свой ремень, опоясался, спрятал саблю и выдернул нож. — Но хоть по ломтю, а зажарить надо. Не скакать же целый день голодными?

В этот раз Олег снова ошибся: обратный путь до плота занял на лошадях не один, а два дня. Пробиваться через заросли верхом было ничуть не легче, нежели пешком, хотя кони двигались, конечно, заметно ходче, да и следить за рекой путникам теперь не требовалось. Зато впервые за многие дни люди смогли нормально поесть и отдохнуть — в седельных сумках нашлись и огниво, и соль с перцем, и котелки для каши, и крупа, и подстилки для сна. Учитывая обстоятельства, такие немудреные удобства показались всем верхом блаженства. Ну и, конечно, мясо. Ешь, сколько хочешь, от пуза. О будущем можно не думать — конскую тушу все равно не сохранить. Так что, чем больше слопаешь — тем меньше пропадет.

Два дня пути, еще один день — на заготовку припасов. Мясо нарезали на длинные полоски и часть коптили в густом горячем дыму от зеленых осиновых веточек, часть натирали солью. Путники старались сделать все возможное, чтобы в пути не понадобилось сходить на берег. Набив мешки, Ксандр отпустил трофейных коней, с явной тоской глядя на уходящие в лес мясные туши, но… Ни времени, ни места на плоту больше не оставалось. На третьи после схватки у затонувшей ладьи сумерки путники сошли на чуть покачивающийся плот и позволили ему отойти от берега.

— Подсобишь, колдун? — поинтересовался кормчий. — Поутру Любовода и холопа к веслам поставим. Опыта у хозяина моего меньше, но днем и править проще будет. Так поможешь?

— Не вопрос. Делать-то что нужно?

— Как скомандую: «Помогай», — греби туда же, куда и я. Скомандую: «Крути», — греби в обратную сторону. Понял?

— А чего тут не понять?

— Тогда помогай…

Ксандр навалился на весло, сделал гребок, еще. Олег, стараясь попасть в его ритм, тоже сделал несколько сильных гребков. Плот бочком, бочком, как нашкодивший подросток, выбрался на стремнину и, постепенно разгоняясь, покатился вниз мимо лесистых берегов.

— Ну, ладно, други, — раскатав трофейную подстилку, вытянулся вдоль левого края Любовод. — Вы глядите, а я покамест вздремну. Тяжело в темноте с набитым-то брюхом.

— Ну, и я пока покемарю, — передернул плечами Будута и принялся укладываться с другого края. Приподнял голову: — Иди ко мне, Урсула. Теплее вдвоем-то будет.

Невольница даже не посмотрела в сторону беглого холопа и предпочла усесться у ног ведуна, слегка облокотившись на его колено. Река начала плавно отворачивать влево. Кормчий пару раз гребнул, поворачивая нос немудреного суденышка туда же, однако инерция продолжала упрямо нести плот по прямой, к обрыву на противоположном берегу.

— Подмогни, — негромко попросил Ксандр. Вместе они несколькими гребками удержались на стремнине, и отпущенные весла снова погрузились в темную воду.

Урсула зевнула, тряхнула головой, но через несколько минут обмякла и свернулась калачиком у ног Олега. Середин накрыл ее своей многострадальной косухой, снова встал к веслу. Ночь окончательно вступила в свои права: темнота сгустилась до такой степени, что исчезла граница между берегом и водой, между кронами деревьев и чернотой звездного неба. Правда, одна подсказка осталась — на берегу не дрожали на волнах отраженные звезды.

— Закрути, — негромко попросил Ксандр и после двух гребков поправился: — А теперь помоги.

Послышался еле слышный плеск, звезды по сторонам смялись, словно нарисованные на бумаге, но почти сразу вернулись на свои места, прыгая с волны на волну.

— Как ты тут чего-то видишь, Ксандр? — удивился Середин.

— Привык, — тихо ответил тот. — Ночью по рекам плавать опасно, но иногда приходится. Как и ныне. Оттого без мастерства ночного пути никто человека за кормчего не признает.

— Не видно же ничего!

— Ну и что? Где волна о берег плеснется, где вода о камень выпирающий зашипит, где эхо отзовется, где лягушка голос с мели подаст. Так и плывешь. Коли без поспешности, то и не страшно совсем.