Страница 10 из 11
Потом меня вызвали за ворота: один из наших ребят доложил, что на Колокольной площади дьяк Филимон очередную проповедь устроил. Как всегда, на любимую тему: «Милиция – не от бога, православные, и нет при ней стыда!» Причина выступления – освобождение под залог до суда двух, тех самых, конокрадов, что пытались свести у нас Сивку-бурку. Помните, в каком виде их Митяй в пыточный приказ доставил? Бочонок пилить пришлось, иначе бы вообще не извлекли бедолаг гуттаперчевых…
Да, вовремя мы сотрудника нашего на деревню сплавили, он в юридических тонкостях плохо разбирается – набил бы жулью хари по второму разу и грехом бы не счёл! Надо попробовать ещё раз поговорить с государыней, всё-таки мы не в Европе, и демократия по Явлинскому к добру не приведёт…
Сходить, что ли, дьяка послушать, пока не побили? Его, разумеется, не меня же! Или к отцу Кондрату заглянуть, поинтересоваться, как там новобрачная вдовица со стрелой в ягодице? Я усмехнулся ярким воспоминаниям… Потом ещё постоял немного под тёплым весенним солнышком и решительно развернулся обратно, в терем. Буду сидеть и думать! А мысли в голове – ни одной… То есть те, которые есть, в деле о похищенных девушках никуда нас не продвигают. Может быть, ещё раз в цирк зайти, развеяться?
– Садись, Никитушка, попечалуемся вместе, – гостеприимно предложила Яга, подвинувшись на лавке. Бабка крепко обнимала недовольно попискивающего Василия и украдкой смахивала скорбные старческие слезинки.
– Эй, что это вы? Зачем? Ну, всё бывает, справимся как-нибудь, плакать-то к чему?
– Ми-теньку-у жалко-о…
– С чего вдруг?! – не сразу нашёлся я. – Да мы его час назад еле-еле выпроводили!
– Ить совсем молоденький… мальчонка-то, – раскачиваясь из стороны в сторону с ритмичностью китайского болванчика, запричитала Яга. – Ить один-одинёшенек пошёл, злобой людскою травленный, друзьями брошенный, в ссылку-изгнание супротив воли своей подставленный!
– Бабуля, но…
– А вот ежели его, сиротинушку, в пути обидит кто?!
– Э-э… ну… мн… мы, вообще, об одном и том же Митьке говорим?
– Дак это он тока с виду медведь причёсанный, лбом сваи забивает, ногтем поле пашет, оглоблей в носу ковыряет… Душа-то у него нежная, всяк прохожий плюнуть норовит!
– Не преувеличивайте, самоубийц у нас мало…
– Да что ж ты такой бессердечный, Никитка?!
Мокрый от бабкиных слёз кот вылупился на меня умоляющими глазами, отчаянно сигналя о тактической капитуляции, мол, «соглашайся со всем, а то она меня с горя окончательно придушит…». Я махнул рукой, абсолютно не имея желания ни с кем спорить, и вышел обратно во двор.
Несущие службу стрельцы доложили, что особенных происшествий нет, дьяк вроде бы с чего-то навернулся (а может, и получил-таки!), балаган крутит уже по два представления в день, народ о похищениях наслышан, но воли чувствам пока не даёт. В любом случае с этим делом надо как-то поспешить, если Яга пришла в себя, то пора совет держать. А может, в баньку? Баня здесь всегда на первом месте. Сходить, попариться, расслабиться кваском да чаем, а там уж…
В ворота постучали, и на двор отделения бочком шагнул наш добрый знакомец Савва Новичков. Под мышкой оригинальный иконописец держал нечто большое, плоское, укутанное в мешковину.
– Здравствуйте вам! Вот, картинку обещанную занёс.
– Очень приятно, – крепко пожав ему руку, улыбнулся я. – Заходите в терем, нашей домохозяйке как раз требуется добавить положительных эмоций.
– Непременно добавим, у меня тут, если позволите, одна вещица крупная, а к ней эскизы в четырёх изображениях будут. Пусть бабушка ваша сама цветовую гамму выберет.
– А картина, она… реалистичная? – на всякий случай уточнил я.
– Как бог свят! – даже перекрестился доброй души художник. – Не кубиками, не пятнышками, а по природе срисовано, без искажениев, с пониманием.
Между нами говоря, мне, наверное, стоило бы сначала посмотреть живописное полотно прямо во дворе. Но, во-первых, неудобно как-то… всё-таки подарок не мне, а Яге. Во-вторых, пакет был перевязанный, и томить хорошего человека на пороге невежливо, ещё бы и стрельцы набежали полюбопытствовать…
Мы прошли в горницу. Бабка, всё ещё с красными от чувств глазами, обрадовалась и потянулась за самоваром. Мрачный, как трезвый алкаш, кот сидел под скамьёй, с ненавистью вылизывая шерсть. Сострадательный Новичков тут же запустил руку в карман, одаривая домашнего любимца тремя-четырьмя конфетками. Василий презрительно скривился, но шарики взял, будет по полу гонять, когда никто не видит…
– Ну, разворачивай, давай уж покажи, чем решил старуху порадовать, – жалостливо попросила Баба Яга, в нетерпении ёрзая по скамейке.
Савва прислонил картину к стене и, распаковав, торжественно объявил:
– Вот, пожалте смотреть. Всё, как просили, с правдивостью и на богословскую тему: «Адам, искушаемый Евой!», с гаммою уж опосля определимся…
Я почувствовал, что краснею. Картина была… ну… предельно реалистичная, хотя правильнее было бы сказать, «чересчур»… Бабку откачивали в четыре руки…
– Нет, ну с моей, любительской точки зрения Адам как раз получился очень выразительным, очень… Сразу видно, что процесс искушения в полном разгаре! И то, что автор абсолютно отказался от изображения традиционных фиговых листочков, тоже правильно. Тут, знаете ли, тогда уж пальмовый лист надо… – раздумчиво излагал я сидящему на столе Новичкову. Яркий художник настолько опередил своё время, что в настоящий момент возразить не мог по причине резкого изменения своего физического вида. Поэтому лишь раздувал горло и утвердительно квакал…
– Всё одно, Никитушка, пущай даже мужик и хорош, но… Хотя, поверь старухе, не всё размерами решается, – прихлёбывая чай, просветила спокойная, как мамонт, бабка. – Вот прародительница Ева куда как более удалась! Что с переду, что с заду – есть где чему порадоваться… Да вон, кстати, Матрёна-торговка по молодости точно такая была – её завсегда наперёд перевешивало!
– Так, значит, картину всё-таки оставляем? Без обсуждения эскизов…
– Ну а как же! Чай, старался человек, супротив себя шёл, ни те кубиков, ни брызгов, ни ляпов, ни лишних ног. Тока не обессудь, а висеть она у меня в комнатке будет, – окончательно определилась Яга и, подумав, добавила: – Изображением к стенке!
– Тогда, может быть… – Я указал пальцем на большущую жабу, скромненько таращащуюся за сахарницей.
– Тока со стола его сними. И это… извинись уж потом за меня, сгоряча я…
Извиниться я не успел – расколдованный Новичков удрал от нас с непостижимой скоростью, взяв ворота с разбегу, даже не коснувшись лаптями. Любой олимпийский чемпион удавился бы от зависти! По крайней мере, наши стрельцы пробовали потом повторить – ни у кого не получилось.
Моя домохозяйка после двух стрессов и гремучей разрядки чувствовала себя помолодевшей и свежей. Мои предложения о поимке преступников на крыше восприняла с энтузиазмом, а вот действия с использованием смальца не одобрила. Вроде бы нет нужды зря доски портить, проще заклятие наложить. Правда, под это дело могут попасться и безвинные кошки, и глупые воробьи, а при особо ярком результате даже терем спалить можно запросто. Охранное колдовство – штука весьма деликатная, будь всё проще – бабка гребла бы деньги лопатой, «заколдовывая» купцам склады да лабазы. В общем, на сегодня договорились поэкспериментировать с моим «скользким» планом, но если злодеи не попадутся, то завтра отмывать крышу буду сам.
Под вечер припёрся какой-то невзрачный чин из приказных, доложил, что государю поступила жалоба от купца Обмылкина на «нерадение служебное и голоса искажение постыдное, хоть на двор не выходи!». Горох требует завтра быть с отчётом, значит, опять решил поизображать суровое начальство. Зайду, зайду, мне, может быть, и самому помощь понадобится, надо всерьёз определиться с этим «выпуском до суда». Если так пойдёт, в Лукошкино начнут съезжаться преступные элементы со всего мира, как в «зону наибольшего благоприятствования».