Страница 23 из 24
У тихого и скромного безрукого инвалида Лабуткина оказалась весьма бурная биография. Ему не исполнилось еще и тридцати, а за плечами у него было уже четыре судимости. Судили его в основном за мелкие кражи, и обычно он отделывался либо общественным порицанием, либо небольшими сроками заключения, которые ни разу не досидел до конца — попадал под амнистию.
Надо сказать, что привычка красть дорого обошлось Лабуткину. У него была очень хорошая профессия — отстрельщик оружия, сошедшего с заводского конвейера (в основном револьверов наган, поэтому стрелял он с обеих рук великолепно). На полигоне, где работал Лабуткин, испытывались также различные виды взрывчатки. Под шумок ему удалось стащить пироксилиновую шашку — хотел выкорчевать пень на огороде. Но взрывником Лабуткин оказался никудышным: шашка взорвалась у него в руках, и правую руку пришлось ампутировать.
Выяснилась еще одна интересная деталь: Герасимов и Лабуткин были двоюродными братьями.
Сотрудники угрозыска заинтересовались и Мариной, женой Лабуткина. Она отличалась скандальным характером и уже имела судимость… за воровство. Вот уж воистину: рыбак рыбака видит издалека.
На дни убийства у Лабуткина, в отличие от Герасимова и Трофимова, алиби не было. Но даже у опытных оперативников, прошедших через «револьверный лай» двадцатых годов, не укладывалось в голове, что молодые люди, только что ставшие родителями, убивали людей из-за ношеных вещей и мизерных денег.
А в это время, 17 февраля 1935 года, на Пороховых вновь прогремели выстрелы. На этот раз жертвой стал гражданин Бауэр. Колодей не сомневался, что это убийство — дело рук подозрительной троицы с Пороховых. Но кто из них конкретно стрелял, у кого спрятан револьвер?..
Все сходилось на Лабуткине, и, хотя тюремный стаж был у него невелик, Колодей был убежден, что тот ничего не признает без мощных улик.
А преступник уже уверовал в свою неуловимость. Он постоянно сокращал сроки между убийствами, и 18 марта 1935 года напал на гулявших в весеннем лесу сотрудников одного из ленинградских ресторанов Сакаева и Андерсон.
Убийца выскочил из кустов, выстрелом в голову убил Сакаева, а затем набросился на несчастную женщину. Снял с пальцев кольца, цепочку с шеи, забрал наличные деньги, а потом… попросил у своей жертвы адресочек.
Перепуганная до смерти Андерсон никому, даже товарищам по работе, ничего не рассказала о разыгравшейся в лесу кровавой драме. В милицию обратились родственники убитого Сакаева. Выяснить с кем и куда он отправился погулять, оказалось несложно.
Чтобы не травмировать Андерсон вызовом в милицию, Колодей сам пришел к ней домой. Она сильно нервничала, долго не могла собраться с мыслями, но в конце концов взяла себя в руки и рассказала о происшествии. И назвала главную примету убийцы — отсутствие правой кисти на руке.
Круг замкнулся.
Получив в прокуратуре санкции на арест Лабуткина и обыск у него дома, Колодей разбил своих людей на две группы. Первая выехала на обыск, а вторая во главе с Яковом Александровичем отправилась задерживать убийцу.
Обыск дал более чем неожиданные результаты — улики, что называется, лежали на виду. Были найдены птичьи клетки старика Бухарина, ломбардные квитанции супругов Гросс, вещи убитого Сакаева, колечки и цепочка Андерсон. В детекторном приемнике (большая роскошь для тех лет) был обнаружен никелированный наган и патроны к нему.
Во время обыска мать и жена Лабуткина пытались спровоцировать оперативников на скандал. Мария Лабуткина, подняв над головой грудного ребенка, пыталась добиться отмены обыска, угрожая в знак протеста бросить его на пол. Благим матом орала мамаша Лабуткина. Но спокойно, вежливо и настойчиво сотрудники милиции делали свое дело. И с каждой найденной новой уликой голоса скандалисток стихали…
Как и ожидал Колодей, арестованный Лабуткин пытался отрицать свою вину. Свидетелем этого первого допроса стал замечательный писатель и большой друг ленинградской милиции Юрий Павлович Герман. В своей повести «Наш друг Иван Бодунов» он так описал эту сцену: «…белозубый красавец нагло и весело… поигрывал мускулами одной руки под тонким сукном пиджака, спрашивал со смешком: „Значит, берете безрукого человека, любящего мужа, отца маленького ребенка, берете паропроводчика, имя которого не сходит с Доски почета!“
Что-то глухо стукнуло об стол — это был хромированный наган. И Лабуткин, крайне неохотно, но заговорил под тяжестью улик…»
У Александра Лабуткина была хорошая профессия, он неплохо зарабатывал, но… все время воровал. Его не могли остановить ни товарищеские суды, ни суд народный, ни лишение свободы. Даже то, что из-за кражи он стал инвалидом. А женитьба, как ни странно, лишь способствовала его алчности.
Со временем у Лабуткина появилось желание не только воровать, но и убивать. Он раздобыл наган, попросил Герасимова (не бесплатно, разумеется) изготовить к нему патроны, которые и опробовал на несчастных грибниках. Дальше — больше: Лабуткин захотел убивать из красивого оружия, и Трофимов, опять-таки за бутылку, отникелировал наган. С красивым наганом он и пошел на убийства, теперь уже с целью обогащения…
На допросах Лабуткин твердил, что совершал преступления из-за бедности. Но даже по тем временам семейство Лабуткиных никак нельзя было назвать бедняками — у них имелся большой участок, огород, скотина. Все это приносило пусть скромный, но стабильный достаток. Даже став инвалидом, Лабуткин получал зарплату по месту работы, а жена ни до, ни после родов не работала. Как не работала и его мать.
Под стать мужу была и жена. Она была в курсе всех его дел. Более того — именно Мария, познакомившись с кустарем Хейфицем, продумала план его ограбления и убийства. Знала о «подвигах» сына и мамаша. Вместе с невесткой отстирывала и готовила к продаже вещи убитых.
Но Лабуткину хотелось большого дела. Таким должно было стать убийство семьи лесника. Лабуткин уже добился согласия идти на дело своего собутыльника и родственника Герасимова, который делал ему патроны, и некоего Ковалева, спившегося и опустившегося алкаша, готового за бутылку пойти куда угодно и на что угодно. Готов был идти на дело и Трофимов. Арест предотвратил новое преступление.
Судил Лабуткиных и его сообщников не народный суд, а Особое совещание.
Приговор был беспощаден. «Лениградская правда» сообщила о нем в небольшой рубрике «Из зала суда».
Сотрудники уголовного розыска, принимавшие участие в раскрытии преступления:
Яков Александрович Колодей Василий Васильевич Панов
Свора
1933 год. Голодают самые хлебные районы страны — Украина, Кубань, Дон. Чуть легче живется столичным городам — Москве и Ленинграду, хотя и здесь хлеб получают по карточкам…
Ситуацию с продовольствием очень усложнила сталинская коллективизация. Непродуманная, проводимая людьми малоквалифицированными, без соответствующей профессиональной подготовки. Да и общеобразовательный уровень коллективизаторов оставлял, как говорится, желать лучшего.
Индустриализация и коллективизация вызвали в стране серьезные и неуправляемые миграционные процессы. А это всегда приводит к активизации уголовной преступности в самых опасных ее формах — бандитизму, терроризму, криминальным убийствам. Естественно, что эти процессы способствовали распространению и таких бытовых преступлений, как хулиганство и воровство.
Внутренних мигрантов, естественно, привлекали прежде всего столичные города и крупные областные центры, поскольку именно там велось наиболее интенсивное строительство промышленных объектов. Тут легче было получить рабочую профессию, образование. Но те, кто спотыкался, ломался при первых же неудачах, опускались на дно — в больших городах оно было, есть и будет. Здесь, за стаканом самогона, неудачники искали виновников своих неудач, копили злобу, строили планы мести.
Стоит добавить, что на это «дно» опускались раскулаченные (справедливо или несправедливо — другой вопрос), «социально чуждые элементы», интеллигенция, которая не нашла себя, не приспособилась к новым условиям, обычное хулиганье. Руководили этими маргиналами зависть, злоба, ненависть к любому, кто вечером шел в школу, в институт, в театр. Обычно это выливалось в кровавые кулачные расправы, сопровождавшиеся труднообъяснимой жестокостью.