Страница 39 из 45
- Развод и девичью фамилию… - задумчиво сказала жена. – Ты знаешь, у него очень смешная фамилия.
- Колоколь…Колокольников, нет ни так… - Большаков бросил на кресло шляпу и снял плащ. – А-а-а, Колокольчиков…
- Нет, нет. Кажется, другая… сейчас… скажу: Гаарпудер.
- Гаарпудер-Колокольчиков. Ха-ха. Действительно смешно.
- Будешь ужинать?
- Нет, спасибо.
- Будешь работать?
- Да, в чертёж нужно внести некоторые изменения.
Большаков стал искать глазами кульман, а жена перед уходом, словно что-то вспоминая, спросила:
- Как думаешь, квадроцикл дорого стоит?
- Думаю, что нет, - Большаков насторожился. - А что?
- Так, ничего… соседи купили.
Допоздна Большаков вносил такие изменения в чертёж, что даже специалисту в области взлётно-посадочных устройств было не разобраться, что к чему. Если завтра его снова возьмут за горло, то он со спокойным сердцем отдаст этим врагам чертёж с совсем неработающим механизмом.
«Летят перелётные птицы в осенней дали голубой… - Большаков поймал себя на мысли, что поёт. А как же там дальше? – А я остаюся с тобою, родная навеки страна! Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна».
***
Поверхностное погружение в сон, не такое глубокое, как хотелось бы, словно ты находишься не у себя, и тебя окружают незнакомые люди. Твоё тело становится неудобным для комфортного проживания. Ему то холодно, то жарко. Любой шорох напрягает мозг, который не спит, а, пожалуй, бродит в поисках разрозненных картинок: где сон, лишь местами напоминает сон, а явь, словно запутанная нить между настоящим и прошлым. Следствием не глубокого погружения в сон – неприятная тяжесть в голове. Большаков проснулся с тяжёлым остатком; если бы ему сказали, что его сердце остановилось, он бы к этому был на удивление равнодушен. Когда часы на стене отстучали «семь», по окну сползло вниз тусклое утро. Собраться и уйти, куда глаза глядят. Насущные потребности отодвинуть: даже не на второй, - на третий план. Главное: соглашаться ли на предательство?
Большаков вышел за ворота. Водитель в это время сгонял с баков автомобиля бусинки росы.
- Доброе утро, Игорь Викторович, - сказал он.
- А-а-а, где Василий? – удивился Большаков.
- О-хо-хо… - протянул водитель.
- Ну, говори, говори… - дожимал Большаков.
- Арестовали за чистосердечное признание. – Водитель говорил с неохотой.
- Дальше…
- Мне сказали, чтобы я держал язык за зубами. А то и меня могут.
«Когда успели», - подумал Большаков и вслух добавил:
- Ладно, поехали.
- Игорь Викторович, вы меня извините, - сказал водитель. - Но я вас довезу до ближайшего метро. В городе пробки. Сплошная красная зона…
Выехав на магистраль автомобиль Большакова, словно большой магнит, начал притягивать к себе другие автомобили. Чем ближе к городу, тем транспортный поток становился гуще. При въезде в город, по все видимости, образовывался затор.
- Здесь рядом пройти… - перестраиваясь в правый ряд, сказал водитель. – Метро там…
- Да, я знаю… - согласился Большаков. – Останови.
Шаг за шагом, обгоняя, стоящие друг за другом автомобили, Большаков приближался к подземному переходу, на котором возвышалась блестящая буква «М».
- Игорь Викторович, одну секунду… - женский голос звучал рядом. – Очень важно…
Большаков немного растерялся, но лишь на миг, затем ускорился и ушёл в сторону.
- Игорь Викторович, я не отстану… - женский голос звучал уже перед ним.
- Я вас не знаю… - отодвигая в сторону незнакомку, сказал Большаков. – Да уйдите вы, наконец!
- Это ваша фотография? Ваша… - доставая его фото, не унималась незнакомка. – Я от Салли. Она вам просила передать…
- Я не знаю никакую Салли! - сопротивлялся Большаков. – Отставьте меня в покое!
На Большакова начали обращать внимания пешеходы, особенно выказывали недовольство женщины, требующие уважения к слабому полу.
- Салли моя старшая сестра! Вы с ней встречались в сквере. Вчера! – незнакомка естественно повысила голос. – Ну что вспомнили, наконец?!
- Тише… я… я же не знал, что она… это она… - Большаков огляделся по сторонам. – Что с ней?
- Заболела, лежит дома с температурой, - незнакомка протянула Большакову увесистый конверт. – Вот, Салли вам просила передать.
- Что в нём?
- Доллары.
- Нет, нет! Я не согласен! – запротестовал Большаков. – Передайте ей, что я отказываюсь.
- Послушайте, Салли больна, у неё нашли какой-то вирус, а вы ломаетесь. Хотите, чтоб ей стало хуже?
- Не хочу, но…
- Тогда берите конверт.
- Хорошо, я возьму, - покрываясь румянцем, сказал Большаков. - Только скажите ей, что я это делаю в первый и последний раз.
- Ох уж мне эти мужчины. Привыкли выпендриваться. Я не знаю, чтобы с вами сделала, если бы вы отказались. – Незнакомка одарила Большакова белозубой улыбкой. - Я тороплюсь. У меня сейчас интервью с крупным бизнесменом, а вы меня заставили нервничать. Вы не хотите ничего передать Салли?
- Вот… - Большаков открыл портфель и достал чертёж. – Передайте ей вот это.
- Обязательно передам. Прощайте...
Большаков кивнул. Словно предчувствуя быструю развязку, он потёр запястья рук, где обычно после измены Родине должны находиться наручники, и ещё раз осмотрелся, ища в толпе спецпредставителей власти. Как бы они не маскировались их всегда можно вычислить по отменной выправке и по специфическому поведению. Приближался час пик и толпа нарастала. Большакову казалось, что он стал инородным телом. Не нужный ни стране, которую он только что предал, ни этим людям, которые спешили по своим делам. Тех двоих специфических в одинаковых костюмах он заметил издалека. Словно предчувствуя важность момента, люди расступились, оставляя Большакова тет-а-тет со своими проблемами.
«Скорей бы», - подумал Большаков и закрыл глаза.
- Игорь Викторович, я за вами, - сказал кто-то.
- Я готов, - сказал Большаков и открыл глаза. – Василий, ты?
- Я.
- За мной?!
- За вами. Мне сказали отвести вас домой.
***
Всю дорогу Большаков молчал. Если человек молчит, значит, он должен о чём-то, естественно, думать. Но его думы (во всяком случае, для нас) уже большого значения не имели, потому что вся эта история семьи Большаковых подходила к логическому концу.
Ворота автоматически открылись, и Большаков проследовал в дом. Он хотел видеть жену, возможно, поэтому сразу прошёл в гостиную. В гостиной за сервированным столом сидел министр и закусывал.
- Что не ожидал? – спросил министр. – Садись, выпьем…
Отодвинув стул, Большаков сел.
- Давай, за тебя, - сказал министр и, не чокаясь, выпил. – Пойдя с ними на контакт, ты поступил правильно. Переделанный чертёж переделал, молодец. Так что продолжай в том же духе. Ты после школы в театральный институт, кажется, поступал?
Большаков кивнул.
- Значит, мы в тебе не ошиблись. Свою роль ты сыграл так, как нужно. Да, чуть не забыл, твоя жена сейчас в автосалоне выбирает новую машину.
«Идите вы все в жопу! - хотел закричать Большаков. – Не могли заранее предупредить».
- Представь себе, не могли, - спокойно сказал министр и налил ещё по одной.
СЛАВА ПАМЯТНИКУ МАЯКОВСКОМУ
Нет памятника на путях земных
прочней, чем слово прозы или стих.
Чтобы построить заинтересованный диалог между двумя пересечёнными (знакомыми) людьми, нужно усадить их напротив друг друга, - и не как по-другому. Глаза смотрят в глаза, в открытое лицо устремлён открытый рот, из которого выпрыгивают не просто слова, а убежденность в своей правоте.
Например, стоячее положение в разговоре всегда поверхностно, мимолётно и непродуктивно. Что сказать, кроме – как дела дружище? Взаймы дать не могу, так как отстал от прогресса. В карты играть? – по-взрослому не умею. А говорить сидя? Да. Да конечно. Могу. Но только через «аську». Пиши, поговорим - по душам, так сказать, напрямую естественно без дураков и…