История папства

«Вопрос касается некоего папы, или, скорее, папессы, которая не внесена в список пап и епископов Рима, поскольку она была женщиной, выдававшей себя за мужчину и ставшей благодаря своему нраву и способностям секретарем курии, затем кардиналом и, наконец, папой. Однажды, когда она садилась на своего коня, она родила ребенка. Немедленно в соответствии с римским правосудием ее привязали за ноги к хвосту лошади, поволокли, а народ на протяжении половины лиги забрасывал ее камнями. И где она испустила дух, там ее и предали земле, и на этом месте написано: «Петр, отец отцов, поведай [всем] о родах папессы (Petre, Pater Patrum, Papisse Prodito Partum)»[58]. Тогда же был впервые установлен четырехдневный пост, названный “постом папессы”».

Особенно странной чертой версии Мейи является то, что он датирует понтификат Иоанны примерно двумя с половиной столетиями позднее, нежели Мартин, а именно 1099 годом — обычно им датируют начало понтификата Пасхалия II (1099— 1118), чье вступление на папский престол хронист с легкостью необычайной передвигает на 1106 год. Таким образом, Иоанне отводится не менее семи лет правления — время, слишком долгое для того, чтобы сохранялся нераскрытым ее обман. Однако эта датировка в любом случае совершенно невозможна. В середине IX века Рим, разграбленный сарацинами в 846 году, продолжал свой путь через темные века. Всюду царило смятение, сообщения немногочисленны и не очень достоверны, и мнение о существовании папессы вполне возможно. С другой стороны, три с половиной столетия спустя наступили времена, весьма основательно засвидетельствованные в источниках, и история о папессе Иоанне применительно к ним столь же невероятна, как и к сегодняшним.

Несмотря ни на что, эта история прочно закрепилась в сознании людей, и так продолжалось несколько столетий. Даже Бартоломео Платина, префект Ватиканской библиотеки при Сиксте IV (1471-1484), вставляет Иоанна VIII между Львом IV и Бенедиктом III в своей «Книге пап» и в подробностях рассказывает этот сюжет. «События, о которых я рассказываю, — добавляет он, — имеют широкое хождение, однако [рассказы о них] восходят к ненадежным и темным авторам, поэтому я поведал об этом кратко и без прикрас, чтобы не показалось, будто я упрям и неуступчив, если умалчиваю о том, что утверждает большинство людей… Хотя, — продолжает он, — то, о чем я рассказал, нельзя считать совершенно невероятным».

Во времена Реформации сюжет об Иоанне стал отличным поводом для нападок на римскую церковь. Еще на соборе в Констанце в 1414-1415 годах чешский реформатор Ян Гус охотно использовал оный как один из аргументов. Примечательно, что собор не стал опровергать его. Как проницательно указывал французский историк XVIII века Жак Ланфан, «если бы это не воспринималось в то время как неопровержимый факт, то отцы собора не преминули бы либо с некоторым неудовольствием поправить Яна Гуса, либо стали бы смеяться и покачивать головами, как… они и делали в менее важных случаях». В то же время ссылка на Иоанну (Гус, подобно некоторым хронистам того времени, называл ее Агнессой) не могла вызвать симпатий к нему со стороны участников собора, однако, вероятно, к тому времени он уже знал, что не избежит костра, а потому считал, что теряет от этого немного.

Валлиец Адам из Уска, который провел четыре года в Риме (с 1402 по 1406), приводит рассказ о коронационной процессии папы Иннокентия VII (1404-1406), двигавшейся от собора Святого Петра до Латеранского собора, сообщая при этом подробность, которая подтверждает версию Мартина:

«Повернув в сторону из-за отвращения к папе Агнессе (sic), каменное изображение которой вместе с сыном стоит на прямой дороге вблизи от собора Святого Климента, папа слез с коня и вошел в Латеранский собор для коронации».

Константинова базилика Святого Иоанна Латеранского была кафедральным собором папы как римского епископа. Поскольку она стоит на противоположном конце города по отношению к собору Святого Петра, процессии часто шествовали туда и обратно, пересекая центр Рима в виду Колизея и церкви Святого Климента. Вероятно, где-то вблизи последнего на виа Сан-Джованни-ин-Латерано и стояла вызывавшая такое отвращение статуя. Мы можем не сомневаться в ее существовании — она упоминается во всех старых путеводителях для паломников, хотя существует значительное расхождение во мнениях относительно того, какой в действительности вид она имела. Теодорий Нимский, один из основателей германского колледжа в Риме, сообщал примерно в 1414 году, что скульптура была сделана из мрамора и что «изображала то, что произошло на самом деле, а именно женщину, рожающую ребенка». С другой стороны, Мартин Лютер, который побывал в городе в конце 1510 года — для него стало неожиданностью то, что папы терпели в людном месте такой конфуз, — пишет о «женщине, одетой в папскую мантию, держащей ребенка и папский скипетр». Мы можем выбирать. Нам никогда не узнать, почему статуя (а также камень с аллитеративной надписью), стоявшая столь долго, была почти наверняка убрана около 1480 года Сикстом IV, который, как говорят, приказал сбросить ее в Тибр.

Не может быть никаких сомнений в том, что папы избегали посещать это место. Иоханнес Буркхардт, епископ Страсбурга и распорядитель папских церемоний при Иннокентии VIII (1484— 1492) и его двух преемниках, Александре VI и Пии III, с сожалением сообщает о том, как Иннокентий осмелился нарушить традицию:

«Следуя как туда, так и обратно, [папа Иннокентий] двигался мимо Колизея и по прямой дороге, там, где находилась статуя папессы в память о том, что Иоанн VII (sic) родил здесь ребенка. По этой причине, как говорят многие, папы никогда не ездили здесь верхом. И поэтому господин архиепископ флорентийский… высказывал мне свое неудовольствие».

Обратимся, однако, к тексту Адама из Уска:

«И здесь (в Латеранском соборе. — Дж. Н.) он садился в порфировом кресле, которое было продырявлено снизу с той целью, чтобы один из более молодых кардиналов мог проверить его пол; и затем, когда пели Те Deum, его несли к главному престолу».

Наиболее полное описание этого chaise percée[59], с помощью которого церковь стремилась добиться того, чтобы такие неприятные истории больше не повторялись, содержится у Феликса Хемерлейна в сочинении «De Nobilitate et Rusticitate Dialogus» (около 1490)[60]:

«…и по сей день это сиденье стоит на том же самом месте и используется во время выборов папы. И чтобы продемонстрировать, что он достоин избрания, его тестикулы освидетельствуются одним из присутствующих младших клириков как доказательство его мужского пола. Когда становится ясно, что все в порядке, человек, который проводил проверку, громким голосом выкрикивает: «У него есть мужские органы!» И все присутствующие клирики восклицают: «Хвала Богу!» После этого они весело приступают к рукоположению избранного папы».

Хемерлейн особо отмечает, что это делалось из-за папессы Иоанны, указывая, что именно ее преемник Бенедикт III ввел в обиход продырявленное кресло.

Что нам делать со всем этим? Можем ли мы всерьез верить в то, что последующие папы — в том числе и Александр VI, который, как известно, сам был отцом нескольких детей, позволяли подвергать себя столь непочтительному ощупыванию?[61] Туман начинает рассеиваться, если мы сравним два других рассказа XV столетия. Один из них принадлежит англичанину Уильяму Бревину, который в 1470 году составил путеводитель по римским церквам. В приделе Спасителя собора Святого Иоанна Латеранского, сообщает он, «есть два или больше кресел из красного мрамора с вырезанными в них отверстиями, в каковых креслах, как я слышал, проводится проверка, является папа мужчиной или нет». Второе свидетельство принадлежит опять-таки Буркхардту:

58

Досл. «выдай роды папессы» (Betray the Childbirth of the Woman Pope). Таков общепринятый вариант перевода этой фразы и на другие языки. Однако в действительности это несогласованный набор слов (в нем отсутствует сказуемое), который может иметь смысл только в том случае, если вместо причастия «prodito» читать «prodite», т.е. «выдайте», «предайте», но и здесь не обходится без несообразностей, поскольку обращение к святым на «вы» противоречит общепринятым нормам. — Примеч. пер.

59

Продырявленное кресло (фр).

60

«Диалог об утонченности и неотесанности» (лат.).

61

Миланский историк Бернардино Корео именно так и думал. В заключение своего рассказа о коронации Александра VI, свидетелем которой он был, Корео пишет: «Наконец, когда обычные ритуалы в sancta sanctorum (святая святых. — Примеч. пер.) и мужские органы были освидетельствованы, я возвратился во дворец».