Страница 120 из 139
Пий IX не утратил своего добродушия и обаяния, живой улыбки, и чувство юмора по-прежнему не покидало его. Но все ясно увидели, что папа решил оказать поддержку одному из самых реакционных, нетерпимых и агрессивных движений в истории церкви, и доказательство (если в нем еще кто-то нуждался) было неоспоримым. Для ультрамонтанистов (как их впоследствии стали называть) папа являлся абсолютным владыкой, вождем, неспособным на ошибку; лидерство его принималось без каких бы то ни было оговорок. Не допускалось никаких дискуссий, ни даже намека на возможность двух точек зрения на тот или иной вопрос. Над римским католичеством нависла опасность перерождения в нечто напоминающее полицейский режим, с отсутствием свобод и разгулом фанатизма. Как с отвращением писал принявший англиканство Джон Генри Ньюман, «мы ушли в себя, сузили круг общения, дрожим, вспоминая о свободомыслии, и говорим на языке смятения и отчаяния о том, что нас ждет». Неудивительно, что представитель Британии в Риме Одо Рассел писал в донесении своему правительству, что папа «претендует на безграничное господство и полный контроль над телами и душами всех людей» и что он оказался «во главе гигантского церковного заговора против принципов, лежащих в основе современного общества». «Либерально настроенные католики, — писал он, — более не могут возвысить голос в ее (церкви. — Дж.Н.) защиту, не будучи обвинены в ереси».
Вскоре волна протеста прокатилась по Европе. Во Франции Syllabus запретили, в Неаполе — публично сожгли; Дюпенлу, епископ Орлеанский, писал, что «если нам не удастся сдержать безумие, исходящее из Рима, на ближайшие пятьдесят лет церковь в Европе прекратит свое существование». Папа Пий, однако, был непреклонен. Фактически заткнув рот оппозиции, он созвал Общий собор церкви, вошедший в историю под названием Первого Ватиканского собора и открывшийся 8 декабря 1869 года в соборе Святого Петра.
Он стал самым большим по числу участников за все время существования церкви: на нем присутствовало почти 700 епископов с пяти континентов (120 из них говорили по-английски). (Их оказалось бы еще больше, если бы католические епископы из России получили разрешение посетить его.) Согласно общему решению, слушания касались двух тем: веры и церкви. Установления веры, выработанные участниками, официально выражали сожаление в отношении пантеизма, материализма, имевших место на тот момент, и проблем почти не вызвали. С установлениями церкви оказалось связано куда больше каверзных вопросов. Изначально догмат о непогрешимости папы не рассматривался как главный вопрос, но по мере того как собор продолжал работу, он постепенно приобрел первостепенное значение. Дебаты оказались горячими и продолжительными, и формулировка, принятая в конце концов большинством в 533 голоса против двух (но при множестве воздержавшихся), разочаровала сторонников крайностей. Она подтверждала непогрешимость римского понтифика; его определения «не допускают изменений сами по себе, а не потому, что так судила церковь». Однако непогрешимость его ограничивалась лишь теми случаями, когда он «говорит ех cathedra, то есть выполняя свою обязанность Пастыря и Учителя всех христиан, в силу своей высшей апостольской власти определяет доктрину вероучения и морали, кою должна воплощать в жизнь Вселенская церковь».
Это постановление вышло в свет не слишком быстро — 18 июля 1870 года, на следующий день прозвучало объявление франко-прусской войны, и немедленный вывод из Рима французских войск (после чего итальянцы немедленно заняли город) положил отчасти внезапный конец собору.
Конец 1866 года застал Гарибальди за подготовкой марша на Рим; он даже выпустил прокламацию, призывавшую всех свободолюбивых римлян поднять восстание против папы. Так как Сентябрьская конвенция должна была оставаться в силе еще четыре года, у пьемонтского правительства не оставалось другого выхода, кроме как его арестовать и отослать назад в Капреру Но вскоре Гарибальди (к этому времени ему шел шестидесятый год) бежал, вновь собрал своих волонтеров и начал обещанный марш.
Однако он не принял в расчет французов. Наполеон III, отозвавший в 1866 году свои войска в соответствии с Сентябрьской конвенцией, теперь направил в Италию свежую армию, вооруженную новыми смертоносными винтовками системы Шасспо. Она высадилась в Чивитавеккье в последние дни октября. Волонтеры, уступавшие им в численности и качестве оружия и подготовки, были обречены. Самому Гарибальди удалось ускользнуть обратно через границу в Италию, где он попал в руки властей. Его вновь отправили в Капреру, где посадили под домашний арест (на сей раз взяв под усиленную охрану). Что касается его людей, то не менее 1600 попало в плен.
И вновь благодаря своей быстрой реакции император Наполеон спас светскую власть папства. Никто не мог ожидать, что менее чем через три года он станет орудием, вызвавшим ее падение. Первоначальный импульс вновь исходил от Бисмарка, который ловко втянул Францию в войну, угрожая посадить принца из прусского царствующего дома Гогенцоллернов на испанский трон. Эту войну Франция (а не Пруссия) объявила 19 июля 1870 года. Борьба оказалась нешуточной; Наполеону потребовались все его солдаты до единого для предстоявших сражений. К концу августа в Риме не осталось ни одного французского военного.
Папа Пий полностью осознавал, какая опасность ему угрожает. В качестве защитника у него оставалась лишь собственная маленькая наемная армия. Поражение Наполеона при Седане[314] 1 сентября и его капитуляция 2 сентября ознаменовали конец существования Второй империи и крах последних надежд папы. Единственный вопрос, над которым ломали голову члены итальянского правительства, был вопрос времени: следует ли направить в Рим армию и занять его немедленно (срок Сентябрьской конвенции подходил к концу, а с учетом того, что один из ее участников сошел со сцены, она и вовсе прекращала действие) или нужно подождать народного восстания.
Тем временем Виктор Эммануил направил специального посла, графа Густаво Понца ди Сан-Мартино, с последним обращением к папе, вложив в свое письмо, как он сам выразился, «сыновнюю привязанность, веру католика, верность короля и душу итальянца». Безопасность Италии и самого Святого престола, продолжал он, зависит от присутствия итальянских войск в Риме. Неужели Его Святейшество не примет этот непреложный факт и не даст благосклонного согласия на сотрудничество? Увы, Его Святейшество не сделал этого. Он заявил, что подчинится только насилию и даже в этом случае окажет по крайней мере формальное сопротивление. Он разрешил послу удалиться, заверив его напоследок, что Сан-Мартино и его товарищи никогда не войдут в Рим. Маркиз был уже на полпути к двери, когда папа окликнул его. «Это последнее утверждение, — молвил он с улыбкой, — возможно, не сбудется!» Тем не менее он сдержал слово. Когда итальянские войска утром 20 сентября 1870 года вошли в Рим через Порта Пиа, они столкнулись с ожидавшим их папским полком. Бой вскоре закончился, но не прежде, чем 19 убитых папистов и 49 итальянцев остались лежать на улице.
Через несколько часов итальянские войска наводнили Рим, за исключением Ватикана и замка Святого Ангела, над которыми теперь развевались белые флаги — знак капитуляции. Больше никто не оказал им сопротивления. В мае 1871 года правительство издало так называемый Закон о гарантиях, где подтверждало личную неприкосновенность папы и его исключительное право на Ватикан, Латеран и резиденцию в сельской местности — Кастель-Гандольфо. Все эти три объекта, однако, отныне объявлялись собственностью Итальянского государства; в качестве компенсации оно обязывалось ежегодно выплачивать папе три с половиной миллиона лир. Папский двор сохранялся в неприкосновенности, равно как и папская гвардия, а также дипломатическая служба верховного понтифика; при Святом престоле по-прежнему должен был быть аккредитован дипломатический корпус. Сообщение Его Святейшества с внешним миром должно было осуществляться с помощью ватиканской почты и телеграфа, пользующихся собственными штемпелями. Но Пий упорно отказывался признать свершившийся факт, а также принять денежную компенсацию. Он заявил, что, будучи «наместником распятого Господа», он полностью готов принять страдания. Но добровольно отдать наследие Петра — «хитон Иисуса Христа» — нет, такая мысль никогда не придет ему в голову.
314
Говорят, что папа заметил, обращаясь к представителю Франции в Риме: «Франция потеряла свои зубы». [Игра слов основана на созвучии слов «Седан» и «ses dents» — зубы (фр.). — Примеч. пер.] Пий IX был известен своими неудачными каламбурами, но этот оказался плох даже для него.