Страница 52 из 61
— “Корнилий, Я уверяю тебя: все временно, ибо сам убедишься и возрадуешься на третий день. Тем более, что после распятия Своего и в момент Моего воскрешения Я встречусь с тобой”. — “Иисус, я буду надеяться, что все так и будет. В общем, я жду вас в Иерусалиме”. — “До встречи, Корнилий”. Корнилий удалился.
— “Учитель, скажи, как долго мы пробудем здесь?”
— “Симон, все зависит от жителей селения. Наше же дело проповедовать нашу истину среди всех, кто верит в нас, да и не верит”. — “Наставник, все понятно”.
— “Симон, Иуда еще не вернулся?” — “Нет, Учитель. Его нет”. — “Странно, задержался он надолго”. — “Учитель, может, он заболел?” — “Возможно, и Я давно знаю, какой болезнью он болен”.
— “Иисус, не послать ли нам за ним кого-то из Учеников?” — “Нет, Мама, в Иерусалиме он сам найдет нас со свитой, принадлежащей тьме и всему нечеловеческому” .
Тем временем слухи о том, что Иисус скоро войдет в Иерусалим, распространялись с большой скоростью. Люди огромными толпами двигались в город с надеждой увидеть Сына Божьего. Стража стояла у городских врат и не пускала всех желающих проникнуть в город. Пригород был окружен живой массой, которая шумела днем и ночью. Пилат начал волноваться: не к добру столько народу собралось здесь, может дойти до беспорядков. “Я представляю, что будет твориться в тот день, когда Иисус войдет в город, — думал Понтий. — Как же мне быть? Иисус, Иисус, задал Ты мне задачу, которую я, наверное, никогда не смогу решить, а вообще-то, нужно посоветоваться с Клавдией, она должна мне помочь. Ведь она больше меня верит в Иисуса, и у нее должны созреть свои планы, которые разрешат все”. Разговор с Клавдией был недолгим.
“Вот, Понтий, ты наконец убедился полностью в своей слабости и Силе Сына Божьего, и я говорю тебе: ты не должен препятствовать входу Иисуса в Иерусалим. Он должен войти в город достойным образом, как достойный человек и как посланник единого Бога Нашего”.
— “Что ж, пусть будет все так, как ты говоришь”. — “Понтий, признайся мне: страшно ли тебе? Или тебя одолевает что-то другое?” — “Я не знаю, Клавдия, что тебе сказать, я просто думаю: почему Ирод всегда остается в стороне? Ведь Иисус Галилеянин, и Он, можно сказать, принадлежит Ироду”. — “Понтий, Иисус принадлежит только Богу и больше никому другому, и вы с Иродом не вправе решать Его судьбу, тем более Сафаит. Если бы лично я находилась на твоем месте, то Иисус сидел бы рядом со мной, и трон Его находился бы выше моего, хотя я точно знаю, что Его трон — вся Земля наша, и Он есть единственный царь на ней”. — “Да, но кто же тогда я?” — “Ты, Понтий, просто временный прокуратор и человек, у которого отсутствует собственное я. На мой взгляд — это страшнее всего. Вроде бы человек жив и его нет”. — “Ну, с меня довольно, ибо от тебя я раньше времени смогу сойти с ума. Мне сейчас нужно посетить синедрион и послушать их мнения по поводу входа Иисуса в Иерусалим”. — “Понтий, я думаю, что и я буду знать о том, что решило собрание?” — “Посмотрим, Клавдия, посмотрим”. Уходя, Понтий думал: вот змею пригрел, главное, умеет так жалить, что после ее укуса месяцами
нужно отходить.
***
Давид жил у Иосифа, но мысли его были все время рядом с его Учителем. “Давид, я вижу, ты тоскуешь по Иисусу?” — “Да, Иосиф, ведь все они для меня — вторая моя семья. Я очень привык к ним”.— “Давид, я понимаю тебя. Конечно, Иисуса ты, Давид, знаешь больше меня. Кем ты Его считаешь для себя: братом, Учителем?” — “Нет, Иосиф, с того момента, как я посетил огненный шар и мы все встретились с Мужами Небесными, Иисус стал для меня истинным Богом, которому равных нет”, — “Да, Давид, тебе повезло, ты находился в шаре, мне бы тоже хотелось почувствовать то, что почувствовал ты”. — “Иосиф, я уверен, что и ты увидишь то, что видел я, ибо в Книге Небесной было сказано: “И сохранит Иосиф ткань волшебную, которая будет нести в себе образ и силу Господню, и в разные времена она будет отображать в себе два образа: Иоанна Крестителя и образ Сына человеческого Иисуса Христа”. — “Да, Давид, интересно. Ты еще сравнительно молод, а столько уже знаешь, видел многое”. — “Иосиф, у меня была Книга, которая научила меня многому, да и всех нас. Ведь Петр, Андрей, Матфей и Симон не могли ни читать, ни писать, а сейчас они без всякого труда могут прочесть все”. — “Скажи, Давид, а о себе ты тоже все знаешь?” — “Да, все, только сейчас мне нельзя этого говорить, время не пришло, но жизнь моя не случайно свела меня с Иисусом, ибо такому надлежит быть. Точно так, Иосиф, как и тебя. Нам нужно выдержать все испытания, которые преподнесет всем нам жизнь”. — “Я думаю, Давид, что ты будешь сильным человеком и выдержишь все”. — “Иосиф, я постараюсь”. — “Давид, скоро Иисус прибудет в Иерусалим, и нам с тобой предстоит быть там. Я купец, и многие в Иерусалиме меня знают. Если тебя будут спрашивать, кто ты мне, говори всем, что ты мой племянник”. — “Иосиф, так нужно?” — “Да, Иисус просил, чтобы так было. Потому что в городе могут начаться волнения среди людей, и всех, кто следует за Иисусом, чувствую я, будут избивать и заключать в тюрьмы. Это я говорю к слову, дай Бог, чтобы все было иначе. Если ты будешь представляться моим племянником, то тебя никто не тронет”. — “Дядя Иосиф, мне все понятно”. — “Ну вот и молодец, Давид. Я скажу, когда нам следует быть в Иерусалиме”. — “Иосиф, о прости, дядя Иосиф, я буду ждать с нетерпением того часа”.
Добравшись до Иерусалима, Корнилий увидел такую картину, о которой он никогда и не мечтал. Боже мой, сколько людей! “Да, Иисус, Ты действительно Святой из Святых. Если Твоя Вера будет распространяться по Земле с такой скоростью, то все люди, живущие на Земле, со временем соберутся у стен Иерусалима. Мне интересно смотреть и почему-то страшно, хотя чего я боюсь, ведь я знаю Тебя хорошо и видел Тебя в делах Твоих. Наверное, мне нужно сейчас посетить Понтия Пилата”. И он отправился к нему во Дворец.
“А, Корнилий, здравствуй, здравствуй”. — “Понтий, видел ли ты, что творится у стен Иерусалима?”— “Лучше бы мне не видеть. Знаешь, недавно жена мне читала мораль по этому поводу, ты что, хочешь продолжить диалог?” — “Да нет, я хочу спросить: ты уже предпринимаешь какие-то меры?” — “Нет, Корнилий, собрание синедриона решает, как быть и что делать. Я же пока хочу остаться в стороне. Лично мне уже все надоело. Для меня сейчас лучше было б, если бы Земля раскололась надвое”. — “Что ж, Понтий, мне пока нечего сказать. Вот еще: знаю, что Варавва находится у вас на цепи, можно ли мне встретиться с ним?” — “Ты что, Корнилий, хочешь посидеть с ним?” — “Да нет, поговорить”. — “Ирод заковал его, у него и проси разрешения”. — “Нет, разреши ты мне, не хочу я пока видеть Ирода”. — “Почему?” — “У меня есть свои основания”. — “Иди, Корнилий, стража тебя проводит к Варавве”.
Неприятная картина предстала пред Корнилием. Сырость и тухлый запах были царями каземата. “Зачем ты пришел сюда?” — “Варавва, я хочу с тобой поговорить”. — “Интересно, о чем?” — “Об Иисусе. Скажи мне, каково твое отношение к нему?” — “Как к самому себе, но сейчас я думаю о другом”. — “О чем, если не секрет?” — “О Сафаите. Корнилий, если я не выйду отсюда, прошу тебя, останови ты его. Ему будет достаточно одного удара мечом”. — “Чувствую, Варавва, не получается у нас разговор”.— “Извини меня, Корнилий, ибо мои мысли не готовы принять тебя. Я попрошу тебя: принеси мне сейчас сюда вина и побольше, ибо в нем я вижу свое спасение”. — “Сейчас я попрошу стражников, и они доставят сюда мелех с вином”.
Все было так и сделано. Выпив вина, Варавва рассказал Корнилию свой вещий сон. “Что ж, Варавва, я очень сожалею, что так будет”. — “А я, думаешь, нет? Лично я не хочу быть причастным к убийству Бога, и один я не смогу ничего сделать, чтобы сохранить жизнь Иисусу”. — “Извини меня, Варавва, мне нужно идти и обо всем наедине подумать”. — “Корнилий, если еще решишь навестить меня — приходи ко мне с вином”. Корнилий улыбнулся. “Знаешь, я бы и дня не выдержал здесь”. — “О, Корнилий, для меня подвал — жена моя, ибо он согревает меня своей сыростью, а вино — радость моей жизни, в которой я забываюсь и не чувствую жестокости в себе”. — Да, Варавва, ты…”, — Корнилий вышел на свежий воздух и с облегчением вздохнул: “Что мы творим, потеряли полное уважение к самим себе, неужели человек так должен жить на Земле? Пока я ничего не понимаю, да и пойму ли вообще”. — “Поймешь, Корнилий, поймешь”. Он обернулся, но рядом не было никого. “Странно, что со мной. Да нет — мне послышалось”.