Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 38



— Верно говоришь, надо исправить. Ошибку я сделал в молодости, когда женился на тебе… Вот отошлю тебя назад, к твоему отцу, боярину из Верхнего Брода.

— Как это я вернусь к отцу через столько лет? Что ты мелешь? Мне там делать нечего! — Боярыня кипела гневом, но старалась сдерживаться.

— Как это — нечего? — помолодевшим голосом воскликнул Калота. — Когда неприятель подойдёт к вашей крепости, поднимись на сторожевую башню. Твоя физиономия такого страха нагонит, что вмиг кинутся наутёк. И воины кровь не прольют, и стрелы уцелеют! Ха-ха-ха! — смеялся Калота, страшно довольный своим остроумием.

— Ха-ха-ха! — гоготали старейшины, а Гузка так и корчился со смеху.

— Ты мне заплатишь за это, дурак толстобрюхий! — прошипела боярыня в припадке ярости.

— Что ещё скажешь? — весело спросил Калота. — А ну скажи, пока я не бросил тебя на съедение псам.

— Это будет означать войну с Верхним Бродом, твоя милость, а дракон — у наших ворот! — вмешался Гузка.

— Ты молчи, изменник! — цыкнул на него Калота. — Молчи, потому что…

— Ну, договаривай! Почему? Да не юли, как эта старая лиса Главный Прорицатель!

Эти дерзкие слова произнёс сам Гузка! И каким твёрдым голосом! Сабота просто не верил своим ушам!

— Он ещё смеет спрашивать! Да потому что все вы изменники! Главный Прорицатель сказал мне, как вы собирались меня скинуть и посадить на моё место другого. Было это или не было?

— Было! — хором подтвердили старейшины.

— Первые правдивые слова, сказанные Главным Прорицателем! — добавил Кутура.

— Первые и последние! — облегчённо вздохнул Варадин, перешагнул через труп Прорицателя и подошёл к боярину. — Может, объяснить, за что мы хотели тебя «скинуть», как ты справедливо выразился? — продолжал он с насмешкой и так близко подошёл к столу, что чуть не наткнулся на Саботу. — За то, что ты нам поперёк горла стал! Требуешь, чтобы мы на любую твою глупость только дакали. И мы, трусы, говорим «да», хотя нам душу воротит. Говорим, потому что всяк знает: стоит только сказать два раза «нет», сразу угодишь в темницу, а после третьего «нет» распростишься с жизнью. Вот за что! И ещё за то, что ты не о нас, а только о себе думаешь!

— Что же в этом плохого? — удивился Калота.

— А то, что вотчина твоя обнищала и мы вместе с нею!

— Ах вы, пиявки! А то мало вы крови попили? — ехидно перебил его Калота. — Будто я не знаю!

— Пускай мы пиявки, спорить не будем! А ты зато знаешь кто? Свиное рыло! — злобно выкрикнул Гузка.

— Чирей волосатый!.. Чирей волосатый в доспехах! — наперебой орали старейшины, и три пары ног подскочили к боярским сапогам с серебряными подковками.

— Ай-ай-ай! Стража! Сюда! Мой муж! — запищала боярыня.

Опасность, грозившая боярскому роду, заставила её забыть о недавней грубости мужа.

Неизвестно откуда взявшийся глиняный горшок пролетел через комнату и брякнулся у ног боярина, разлетевшись на тысячу черепков. Зазвенели мечи. Судя по всему, старейшины переходили от угроз к делу. Перебранка тоже не затихала:

— Пиявки!

— Свиная харя!

— Тупая скотина!

— Чирей волосатый!

С воплем: «Стража! Стража!» — Калота стал бегать вокруг стола. Три пары ног кинулись за ним вдогонку.

Сабота смекнул, что теперь самое время вылезать — может, удастся в суматохе завладеть ладанкой с когтями. Однако боярин и его преследователи бегали с такой быстротой, что ему никак не удавалось выбраться из-под стола. Вдруг в коридоре послышался страшный топот, и в покой ворвались вооружённые воины во главе с начальником стражи.

— Обезглавить! Отрубить им головы! — радостно крикнул Калота. — Ой, нет, погодите! Сразу не убивайте, пусть подольше помучаются!



Сапоги старейшин и воинов сбились в кучу. Раздался голос Гузки:

— Старейшины! Впе…

Он, должно быть, хотел крикнуть «вперёд», но страшный рёв заглушил всё: ревел дракон.

Калота завопил:

— Скорей отведите дракону девушку! Он голодный!

Один из воинов мигом выбежал из залы передать приказ боярина. Сабота понимал, что медлить нельзя. Как на грех, нестерпимо чесалась губа. Притронувшись к ней, он вдруг нащупал усы! Вот радость-то! Усы, свои собственные, густые, мохнатые! Только теперь не время радоваться, надо действовать, и быстрей!

Он выглянул из-под стола и подтащил к себе плащ, оброненный кем-то из стрелков. В плаще, да ещё усатого его никто не распознает. Можно без опаски делать дело.

Не обращая внимания на свалку, на крики и брань, которые сыпались вокруг, на вопли Калоты, науськивавшего воинов на старейшин, Сабота добрался до Прорицателя и стал искать кожаный мешочек-ладанку. Кто-то ударил его сломанным копьём по спине, кто-то пнул в бок, он и не почувствовал. Но наконец мешочек найден! Только было он стал снимать его, как кто-то рявкнул над самым ухом:

— Ты что делаешь?

Это был начальник стражи, потный, красный, с палицей в руке.

— Расчищаю поле сражения! — коротко, по-военному ответил Сабота, показав на мёртвое тело.

— Тащи! — одобрительно сказал начальник стражи и замахнулся мечом на Кутуру, а Сабота поволок труп Прорицателя за дверь. В коридоре он наконец завладел ладанкой, но в тот же миг на пороге вырос начальник стражи.

— Э-э, да ты, видать, успел обыскать его! — сказал он. — А ну давай сюда, что ты там нашёл!

— Сию минуту! — Сабота сунул руку в торбу.

Это было последнее, что видел начальник стражи. В следующий миг жаркое пламя ослепило его, всё лицо обожгло красным перцем.

— О-ой! — завопил начальник стражи и выронил палицу, а Сабота быстро зашагал к девяти страшным залам.

Ему казалось, что он ползёт, как черепаха, потому что по каменным коридорам неслись вдогонку вопли ослеплённого стражника:

— Держите его! Держите!

«Да беги ты, беги!» — закричал бы, наверное, Панакуди, если бы мог сейчас увидеть его, но юноша рассудил, что бежать нельзя: тем самым он выдаст себя. О многом успел подумать он, пока шёл с драгоценной ладанкой в руке. Сначала он хотел вернуться в святилище Прорицателя, взять там священную маску и в ней пройти через девять зал. Но весть о смерти Прорицателя, вероятно, уже разнеслась по дворцовым подземельям и появление человека в священной маске вызовет подозрение у стражи. Поэтому Сабота решил положиться на перец и в крайнем случае — на спрятанное в рукаве шило, смазанное соком крапивы. А вдруг преследователей окажется не один и не два, а несколько?.. Как их всех ослепить разом? Эх, были бы здесь Двухбородый, Козёл, дедушка Панакуди!.. Сообща они бы с любыми преследователями справились. А в одиночку…

Вот о чём размышлял юноша и, вместо того чтобы прибавить шагу, шёл всё медленнее. Пыхтение и топот гнавшихся за ним воинов слышались совсем отчётливо. Ещё минута — и они настигнут его! Но Сабота шмыгнул за угол, в узкий коридор, и преследователи, не заметив его, пробежали мимо. Тогда он помчался следом за ними.

— Разбойник! Вор! Догоним — шкуру спустим! Соломой набьём! — кричал наш хитрец.

— Догоним — шкуру спустим! — вторили ему преследователи, ни о чём не подозревая, потому что никто не знал, сколько человек бросилось в погоню.

Сабота успел приметить, какая суматоха царит в крепости: с треском хлопали двери, слуги колошматили друг друга, стрелки дрались с копьеносцами.

Когда преследователи приблизились к длинному входу, Сабота забежал вперёд и крикнул:

— Вон он куда проскользнул! Держите его!

Стражи сидели у входа, скрестив копья, но преследователи двумя взмахами меча повалили их и ворвались внутрь.

В ту минуту могучий рёв сотряс стены. Воины переглянулись в испуге: ревел дракон, и ревел на этот раз так сильно, что зазвенели висевшие на стенах алебарды.

Сабота сорвал одну из алебард, поднял её над головой и с криком: «Вперёд! Нас призывает месть!» — побежал по коридору. За ним ринулись и остальные. Коридор привёл их к первой зале длинного входа, самой страшной, самой зловещей из всех, — «Зале расправ», или «Псовой зале».