Страница 6 из 66
— Столько не платят ни одному актеру в мире!
Через секунду он спросил:
— А как с уплатой налогов?
— Они говорят, что это сумма гонорара чистыми. Знаю, звучит неправдоподобно, но...
— Это и есть полная чушь, и ты сам прекрасно это понимаешь. Я не собираюсь в это влезать.
— Но Барт, детка, дальше — больше. Режиссером фильма будет Куросава.
— Акиро Куросава? Да это же великий режиссер, черт его подери! Я что угодно отдал бы, чтобы с ним работать. Это просто не может быть правдой!
— Пара условий все же имеется, — признал Шон. — Они хотят немного подредактировать сценарий. Всего пара незначительных изменений. Знаю, знаю, обычно за сценарий отвечаешь только ты, но, послушай, Барт, хотя рыбки вокруг плавает порядком, клюнула только эта.
— Можешь не говорить. Я только что вернулся из Дворф-Стар.
— Ну и как?
— Вышел скандал.
— Надеюсь, ты не стал в очередной раз рвать рубашку на груди?
— Я потерял голову. Такое иногда случается.
— Сколько раз мне тебе повторять, что это уже не срабатывает.
Мускулистые супермены остались далеко в восьмидесятых. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Так ты летишь на этом самолете, или нет? Подожди, прежде, чем ты ответишь, должен тебя предупредить: или ты примешь их предложение, или стоит подумать над фильмом «Ринго-6: Живой мертвец».
— Только не это, — ответил Бронзини, горестно рассмеявшись. — В студии я провел чуть ли не больше раундов, чем Мохаммед Али. Что ж, думаю, в моем положении выбирать не приходится.
— Отлично, я все устрою. Запомни, я с тобой. Чао.
Бартоломью Бронзини повесил трубку. Бросив взгляд на телефон, он заметил, что хотя тот и назывался «Манга», эмблема корпорации совпадала со значком Нишитцу, стоявшим на автоответчике.
Включив компьютер, Бронзини принялся печатать указания своей многочисленной прислуге. Попутно он обнаружил, что на клавиатуре тоже стоит слово «Нишитцу».
Раскатисто рассмеявшись, он произнес вслух:
— Как здорово, что войну выиграли все-таки мы.
Бартоломью Бронзини и не подозревал, какая ирония заключалась в этой его фразе.
Глава 2
Его звали Римо, и он во что бы то ни стало собирался убить Санта-Клауса.
Над Колледж-Хилл, с которого открывался вид на Провиденс, штат Род-Айленд, шел снег. Крупные белые хлопья опускались на землю с легким шелестом, различить который мог только человек, обладавший таким острым слухом, как у Римо. Снег пошел совсем недавно, однако под ногами у него уже лежал нетронутый белый покров. Когда Римо двинулся вперед, снег за его спиной оставался таким же девственно-чистым — его итальянские мокасины не оставляли ни малейших следов. Римо шел по пустынной Бенефит-стрит, двигаясь мягко и бесшумно, как кошка. Его белая футболка совершенно сливалась со снегом, и только худые руки с необычно широкими запястьями порой просвечивали сквозь падающие снежинки. Спортивные штаны, довершавшие костюм Римо, были серого света, но из-за налипшего на них снега тоже казались почти белыми. Благодаря такой маскировке Римо был почти невидим.
Однако никакая маскировка не могла объяснить тот факт, что он не оставлял за собой следов. Остановившись посредине улицы, Римо обвел взглядом безмолвные ряды ухоженных домов, выстроенных в колониальном стиле, с характерными полукруглыми окнами на дверьми. На Бенефит-стрит не было ни одной машины было уже начало двенадцатого, а в Провиденс ложатся спать довольно рано.
Однако сейчас, за неделю до Рождества, вовсе не привычный распорядок дня заставил жителей этого обособленного города разойтись по домам так рано. Они боялись — боялись Санта-Клауса.
Римо снова двинулся вперед. На том месте, где он только что останавливался, остались два явственных отпечатка ног, однако дальше следы не вели. Если бы Римо оглянулся и заметил это сверхъестественное явление, на его скуластом лице возможно, отразилось бы удивление. Нет, вовсе не из-за таинственного отсутствия следов — ведь он привык, что под его шагами ни одна песчинка, ни один лист не зашуршат и не сдвинутся с места. Его мог бы удивить лишь скрытый в этом символизм — ведь официально его, Римо, тоже не существовало.
Когда-то, много лет назад, Римо был полицейским в Нью-Джерси. Его обвинили в убийстве мелкого торговца наркотиками, и приговорили к казни на электрическом стуле. Но вместе с приговором Римо получил и новый шанс, благодаря которому все следы его прошлой жизни были тщательно стерты, и на свет появился новый, более совершенный Римо.
Ведь Римо стал Мастером Синанджу. Его обучили искусству наемных убийц-ассассинов, и он работал на тайную организацию, подчиненную правительству Соединенных Штатов, и известную как КЮРЕ. Задачей Римо было обнаруживать и обезвреживать врагов государства.
А сегодня в его задание входило убить Санта-Клауса.
Сам Римо не имел ничего против достопочтенного Святого. По сути дела, он давно уже в него не верил. Санта-Клаус был для него веселой сказкой, олицетворявшей счастливое детство, то детство, которое Римо так и не удалось ощутить в полной мере, поскольку вырос он в приюте.
Тем не менее, хотя Римо и был лишен нормального детства, он не испытывал особенного чувства обиды. Может быть, только чуть-чуть. В это время года он обычно ощущал, что Рождество, всеобщий детский праздник, это что-то такое, чего ему никогда не прочувствовать до конца.
Вот почему Римо собирался убить Санта-Клауса. Этот негодяй лишал праздника детей, не похожих на него, ребят, у которых были мамы, папы, братья и сестры. Невинных детей, сидевших в теплых, уютных домах вокруг елки, которую они украшали всей семьей, а не под руководством монахинь из приюта. Римо никогда не увидеть такого Рождества, но черт побери, он не позволит какому-то жирному неряхе в красном кафтане и с топором в руках лишить этого праздника еще одного ребенка.
Римо закончил осмотр Бенефит-стрит. Это была старая часть Провиденс, где время, казалось, остановилось. Горящие на улицах фонари, наверное, светили точно так же, как и сто лет назад. Дома словно принадлежали другой эпохе. У многих каменных лестниц виднелись кованые железные пластины, о которые во времена конных трамваев жители города соскребали грязь с башмаков. Теперь же это были всего лишь забавные вещицы, пережиток старины.
Этим вечером Санта-Клаус еще не успел потревожить покой Бенефит-стрит.
Полный силуэт в кафтане не пробирался, крадучись, по крышам домов, бородатое лицо не заглядывало в окна, слегка постукивая по стеклу пальцами.
Римо пошел по направлению к Проспект-парку, разбитому на склоне холма, откуда открывался вид на Бенефит-стрит и на весь остальной город. Подойдя к высеченной из гранита статуе Роджера Уильямса, он уселся на парапет.
Возвышающийся над ним памятник беспомощно поднимал руку, на которой не хватало отбитого пальца, словно говоря: «Боже, почему именно мой город...»
Римо, исподлобья оглядывая заснеженный крыши домов, тоже задавал себе этот вопрос. На его скуластом лице застыло напряженное выражение. Время от времени он непроизвольно потирал запястья.
Обычно Римо редко задавался вопросом «Почему?». По крайней мере, когда нужно было выполнить такое пустяковое задание. Он никогда не спрашивал у торговцев наркотиками, почему они продают кокаин, прежде чем свернуть им шею. Мафиози даже не пытались объясниться перед тем, как Римо разбивал их трещавшие, словно яичные скорлупки, головы — он все равно не стал бы их слушать. Двадцать лет он занимался своим делом, и все, в конечном счете, сводилось к одному — новые люди, совершающие старые преступления. Только и всего.
Однако Санта не уйдет от него, не объяснившись. На это раз Римо сделает исключение, и задаст ему этот вопрос.
Сквозь плотные хлопья падающего снега луна казалась огромным размытым снежком. Ее неровный свет отражался на золотом куполе здания Городского Совета. Римо внезапно понял, что это красивый город. Он легко мог представить себе, что перенесся в девятнадцатый век. Римо стало вдруг интересно, чем занимались тогда его предки, кем они были, однако он не имел об этом ни малейшего представления. И тем не менее, он мог во всех подробностях рассказать, чем занимались посланцы одной корейской рыбачьей деревушки в любом году прошедшего столетия, на выбор. Они, как и он, были Мастера Синанджу, но могли считаться его предками лишь по духовной линии.