Страница 16 из 31
Он не смел и думать о том, чтобы просто прикоснуться к ней, не говоря уже о поцелуях, настолько святой и чистой она ему казалась. В его мыслях маркиза была обитательницей небес.
Когда она впервые взяла его за руку, Вирджил чуть не задохнулся от страха и восторга, не веря, что это не сон.
Однажды он узнал, что маркиза все-таки женщина — настоящая, и даже слишком. Это случилось после вечера, проведенного за карточным столом, в летнем саду, как и положено, залитом лунным светом.
После он даже не мог вспомнить, как все произошло: как она положила свои прекрасные руки ему на плечи, как ее гибкое тело прижалось к нему…
Ее голова томно запрокинулась, жаркие губы приоткрылись, и влюбленные слились в долгом поцелуе, и Вирджилу почудилось, будто богиня кисти Веррио спустилась с небес на землю.
Это было скорее слепое обожание, чем любовь, и позже, когда они с маркизой уже расстались, Вирджил понял, что был загипнотизирован ею, как змея флейтой факира.
Она постоянно говорила ему о своем одиночестве, своей несчастной доле, о том, что ее замужество было ошибкой. Однажды Вирджилу пришлось признать, что маркиз попался на удочку женщины, которая жаждала обрести богатство и положение в обществе.
Фенис была именно такой. Возможно, это было следствием странного смешения кровей, но она страстно желала обрести высокое положение. Стать английской маркизой, леди при королевском дворе — это было мечтой всей ее жизни.
То, чего она достигла, выйдя за маркиза, заставило ее подруг из парижского света позеленеть от зависти, но подруги были далеко, к тому же ее мало интересовали женщины вообще. Фенис нужен был мужчина, такой, чтобы с первой минуты он стал ее пожизненным обожателем, а самое главное — будил в ней чувственную страсть.
— Люби меня, Вирджил! — настойчиво повторяла она. — Сделай так, чтобы я пылала страстью, потому что я уже слишком стара для всего, кроме скуки!
Это случилось во время рождественских каникул. Вирджил стал ее любовником.
Он получил приглашение на обед к Линмаусам, отца тоже пригласили, но отец в то время болел бронхитом и мучился приступами подагры, поэтому на две недели был прикован к постели.
— Папа, мне остаться с вами? — спросил Вирджил.
— Нет-нет, мой мальчик. Поезжай развлекись. Скажи маркизу, что я жду его завтра к себе, Я пресыщен гостями, а маркиз мне просто друг. К тому же нам надо поговорить об изгороди на границе владений.
— Хорошо, папа.
Вирджил постарался скрыть радость в голосе.
Он с трудом сдерживал себя во время экзаменационной сессии, а его всегдашний энтузиазм куда-то испарился. Наставник был немало удивлен его состоянием и даже спросил, не случилось ли чего. Но Вирджил не мог рассказать наставнику, что страницы расплываются у него перед глазами, потому что их заслоняет образ прекрасной Фенис.
Он думал о маркизе дни и ночи, не забывая о ней ни на секунду. Вирджил даже написал ей из Оксфорда, но послание было сухим и немного официальным, потому что он опасался, что его прочтет маркиз.
Вирджил не знал, какие отношения были между супругами. Его собственная мать обожала отца, они были счастливой парой.
…Впрочем, он даже не пытался сравнивать Фенис с матерью или с какой-нибудь другой женщиной.
«Что с тобой, Вирджил? — допытывались его сокурсники. — Поехали с нами в Плей-хаус, там такие хорошенькие актрисы!»
Но Вирджил не получал никакого удовольствия от вечеринок. Его мысли витали слишком далеко.
«Разве этих неживых кукол с размалеванными личиками, нарочито веселыми голосами и кокетливыми глазками можно поставить рядом с Фенис?» — спрашивал он себя.
Он тосковал, и вся прекрасная половина человечества упала в его глазах, не выдержав сравнения с божественной Фенис.
Он ожидал, что в доме Линмаусов будет множество гостей, и был немало удивлен, когда, подавая лакею шляпу и трость, услышал:
— Сэр, ее светлость ждет вас у себя в будуаре.
Сердце юноши бешено колотилось, когда он шагал по темному коридору в сторону ее комнат. Дверь была открыта.
В будуаре царил полумрак, а воздух был напоен сильным восточным ароматом.
Фенис возлежала в кресле, одетая в платье из тончайшего шифона, которое, скорее, открыто подчеркивало, чем скрывало ее великолепные формы.
Она протянула ему руку.
Он хотел упасть к ее ногам, признаться ей, как он тосковал без нее в Оксфорде, рассказать ей о том, что она и только она была предметом его грез и мечтаний!
Но сначала подали ужин.
Кухня в доме Линмаусов была обычной и скучной, в строгом английском стиле, хотя в присутствии Фенис любая пища казалась Вирджилу амброзией, а любое вино — нектаром.
У него начисто пропал аппетит, он с трудом заставил себя прикоснуться к еде, зато его бокал ни на минуту не оставался пустым. Он почти не осознавал, что делает и не помнил, что говорил, пока слуги не убрали приборы и они не остались одни.
— Фенис!
Его возглас был похож на крик утопающего. Мгновение спустя, она оказалась в его объятиях, и он уже покрывал ее поцелуями: страстно, настойчиво, неутомимо.
После ему так и не удалось воскресить в памяти цепь событий.
Будуар, слишком сладкий аромат восточных благовоний, шелковые подушки…
Следующая картина — уже в спальне: роскошная постель, застланная надушенными простынями, на ней переплетенные в страстном изнеможении тела — его и Фенис…
Фенис была убийственно прекрасна. Огонь, полыхавший в камине, освещал ее божественные формы и, казалось, проникал в самую сокровенную сущность его собственного тела, которое горело, плавилось, истекало страстью. Вирджила не стало: он превратился в одну-единственную вулканическую, плазменную мысль.
Все исчезло, осталась только чувственность — чувственность, которую так жаждала получить Фенис.
Она возбуждала его безумно!
Вирджил онемел, потерял дар речи, а она изливала на него потоки невероятно нежных и страстных слов. Их слившиеся тела дрожали и рассыпались на миллиарды стонущих от страсти частиц.
— Фенис! Фенис!
Ее имя звучало в ночи, эхом повторяясь в стуке лошадиных копыт и мерном скрипе колес по поросшей пожухлой травой колее, когда он уже ночью возвращался домой.
«Неужели это правда? Может быть, это был сон? Неужели эта восхитительная, несравненная, таинственная женщина стала моей?» — спрашивал он себя на следующее утро.
Он опустился на колени и принялся благодарить Бога за ниспосланную небом необычайную благодать.
Не так-то просто было найти возможность для новой встречи: вернулся маркиз, а за окнами царила зима. Было более чем прохладно, чтобы встречаться в лесу, к тому же Фенис ненавидела холод.
Но, несмотря ни на что, они умудрялись находить время для свиданий, постоянно подвергаясь опасности разоблачения.
Хотя эти отношения и не приносили ему эмоционального удовлетворения, Вирджил ощущал себя героем загадочных мифов, народных сказаний и поэм Байрона: он скитался в поисках Золотого Руна; как Улисс отправлялся в неизвестность; будучи доблестным сэром Галахадом разыскивал чашу Грааля.
В конце концов Фенис предложила побег.
Вирджил не сразу понял, что она предлагает. Он даже не осмеливался мечтать о том, что когда-нибудь сможет назвать эту прекрасную женщину своей.
Он ничего от нее не хотел: единственным счастьем для него было иметь возможность обожать ее и исполнять ее желания. Он ни на что не претендовал.
— К-как мы м-можем так п-поступить? — с трудом выдавил он.
— Я хочу тебя! Я хочу быть с тобой! Я ненавижу этот дом, ненавижу этот мерзкий холод, и — да! да! — больше всего на свете я ненавижу Эдварда!
Это было уже слишком. Вирджилу казалось, что он сходит с ума. Он был повержен и ошеломлен. Фенис ненавидит своего мужа, человека, чье имя она носит! За время их связи у Вирджила не мелькнуло даже тени ревности по отношению к маркизу. Да и как он мог ревновать к законному супругу?
— Я уверена, Эдвард что-то пронюхал, — заявила она. — Скоро нам запретят встречаться, а этого я не переживу!