Вечность

КРЕСТИТЕЛЯ.

О самом себе можно сказать немного. Я был чело­веком хладнокровным и в то же время добродушным. Мои ученики, мои первенцы, радовали меня, ибо они чувствовали в себе нечто Божье и даже более этого, уверенность в будущем никогда не покидала их. Хотя были какие-то моменты и некоторые из них уединя­лись, но после они все же шли ко мне. Я прощал все, ибо изменой я это не считал. Человек может осту­питься, и он запомнит то место, где оступился и пре­дупредит следующего за ним. Вот так мы двигали сво­им мышлением человеческое будущее, ибо видели в нем новое солнце, а в нем доброту и ласку. Мы чув­ствовали, что нас поймут и оценят наши деяния, и своей оценкой укрепят веру Господню. Признаюсь, что за время наших деяний приходилось встречаться и с от­рицательными людьми, которые гневили не только нас, но и самого Всевышнего. О дьявольском просто не хочется говорить, ибо это не заслуживает особого вни­мания. Главное, что мы чувствовали в себе нашего Бога, который нас согревал и утешал в самые трудные ми­нуты. А этих минут, трудных минут, было много. Но мы все терпели. Учтите, терпели ради всех живущих там, где-то впереди. На нашем терпении строилась Вера, и почвой для этой Веры всегда являлись мы, телесные и духовные братья. Многих я утерял, но их жизни были отданы только ради прекрасной жизни. Утерял, может быть, это слово не подходит, но скорее всего, убиенные священничеством, нашли себя и весь смысл жизни там, в Царствии Небесном. Время стро­ит жизнь, жизнь строит человека, в человеке находится душа, которая строит и готовит бессмертную жизнь. Неверующий может с этим не согласиться, но благий человек всегда, в любую минуту, может прочувствовать вечную жизнь. Мы все до единого верили во все и никакого чуда не ждали. Мы творили чудеса, как не­кие “волшебники”, избитые и униженные духовным священством. Мы никогда не хотели быть идолами, мы были всегда человеками со своими мыслями и умами. А это уже о чем-то говорит и всегда будет говорить о том, что разум дан человеку не для наслаждения, а для продолжения всей сущей Истины. Ведь продолжение — есть жизнь, а в ней и вся Вечность, в чем и заклю­чается вся жизнь, то ли это физическая, то ли это духовная часть. Но как бы то ни было — это есть все единое и подвластное только Богу. Все виденное мною и, тем более слышанное мною, я передавал ученикам. Они же несли все сказанное мною, как святость. Люди верили и приближались к нам все ближе и ближе. Осуждать человека — выглядит больно, переубедить оного, о, на это смотреть приятно. И мы все радовались, когда это происходило, но в наших устах все время звучало слово Бог — ВСЕМОГУЩИЙ, РЕАЛЬ­НО ИСТИННЫЙ НАШ БОГ И СИЛА.

ИОАНН ПРЕДТЕЧА.

РИМ. “Даврий, спасибо тебе за гостеприимство, нам пора по домам. Только скажи нам, сколько дней мы находились у тебя?” — “Друзья мои, разве в этом дело? Лично мне было приятно быть с вами, хотя я вас видел…” — “Даврий, больше ничего не говори, нам и так стыдно. За принесенный ущерб мы тебе возместим во сто крат”. — “Александр, Константин, вы же мне являетесь…” — “Все, все, тогда мы тебе ничего не дадим и со спокойной душой покинем твой дворец, хотя твой подвал дворцом никак не назовешь”. — “Может, вам еще вина?” — “Нет-нет, с нас хватит”.

— “Александр, скажи мне, как выглядел тот пророк из Иерусалима?” — “Даврий, этот человек не чета нам”.

— “Все, я понял. И все-таки что-то особенное в нем есть?” — “Даврий, он сам особенная личность, и я бы хотел быть на его месте. Все, нам нужно идти. Еще раз извини”. — “Что ж, идите, но я без вас буду скучать, тем более, без ваших песен”. — “А мы что, еще и пели?” — “Да, такого пения я никогда не слышал и больше, наверное, не услышу”. — “Даврий, не обижай­ся, если ты захочешь, то мы тебе еще споем”. — “Нет, нет, идите”, — “Друг, мы с тобой не прощаемся”. Дру­зья удалились, Даврий остался наедине со своей ду­шой. “Боже, как мне трудно быть одному, тем более меня одолевают кошмарные сны и всякие мысли. Дел у меня много, а в данный момент меня что-то тянет в Иерусалим, я не могу понять себя, а точнее, что в самом деле происходит со мной? Человек я честный, Господи, и Ты это видишь. Этого у меня не отнять, да таковым я и останусь на всю жизнь. Хочется многое сделать ради людей, дабы они помнили обо мне, но помнили только с лучшей стороны. Нужно что-то предпринимать, ибо быть одному надоело”.

Даврий вышел из дома, было уже темно. Он при­сел у входных дверей и посмотрел в ту неизвестную даль. Мысли его не покидали. И так он просидел почти до утра. С восходом солнца повеяло прохладой. “Все, нужно идти в дом, — подумал он, — хотя у меня сегодня выходной день, зачем я только отпустил своих друзей, с ними же намного веселей. Но ничего, думаю, что они ушли не надолго. Лучше схожу к Юлию, ду­маю, что он будет рад моему приходу”. Он шел не торопясь, всякие мысли давили на него, и он воевал с ними. При этом он размахивал руками, останавливал­ся и говорил сам с собой. Прохожие начали на него обращать внимание, Даврий это почувствовал, ему стало неловко, и он пошел быстрее.

“Даврий, куда ты так спешишь?” — “А, Виктор, извини меня, я тебя не заметил”. — “Даврий, после­днее время ты меня удивляешь своим поведением. Может, тебе нужна моя помощь?” — “Да нет, Виктор, я ни в чем не нуждаюсь. Хотя, если ты сейчас свобо­ден, то идем к реке”. — “Хорошо, идем”. И вот они подошли к тому месту, где Даврий познакомился с Юлием. “Боже, Виктор, я же направлялся к Юлию, но ничего, день только начинается, успею и его посе­тить”. Они присели.

“Виктор, ответь мне, веришь ли ты в то, что все видимое нами сотворил кто-то?” — “Даврий, сам по­думай, не могла, допустим, появиться река сама по себе или вырасти дерево. И я думаю, что все это сотворил не человек, а какая-то неведомая сила. И мы еще своим пониманием не можем представить эту силу, ибо ее измерить невозможно”. — “Понимаешь, Виктор, не могу я себе даже представить эту силу”. — “Даврий, и не нужно представлять, но нужно пользоваться и на­слаждаться. А со временем мы все-таки узнаем об этой силе все, все”. — “Виктор, мне хочется познать ее сейчас, при жизни”. — “Нет, Даврий, сейчас не произойдет, мы не доросли еще до этого. Вот вспомни тот случай, когда пророка Илию забрала на небо ог­ненная колесница. Что это была за колесница, никто не знает. Но она-то была и откуда-то прилетела”. — “Виктор, а вдруг это выдумка простых людей?” — “Тогда, Даврий, мы тоже есть вымысел, и можно счи­тать, что нас не существует. Но мы-то на самом деле существуем и я верю во все, ибо я вижу солнце и чувствую, что я вижу. Конечно, для меня есть тоже много непонятного. Допустим, почему мы чувствуем боль, почему стучит сердце или почему мы смеемся и плачем? Кто тот, кто этим всем управляет? А ведь кто-то управляет. От нас исходит тепло, а когда мы умираем, то тепло кто-то забирает. В общем, много вопросов, и больше чем ответов. Думаю, что со временем люди глубже начнут интересоваться этим и ответят на все вопросы”. — “Виктор, ты меня начинаешь в чем-то убеждать, и мне это нравится”. — “Даврий, скажи мне, вот ты хотя бы один раз чувствовал в себе, в своем теле, присутствие еще чего-то или кого-то? — “Виктор, при­знаюсь, были такие случаи, но я об этом как-то не задумывался”. — “А следовало бы задуматься”. — “Хорошо, а где же можно найти или увидеть того, кто нас сотворил?” — “Даврий, судя по всему, прежде его нужно искать внутри самих себя и вокруг нас, в том, что нас окружает. Но это уже другая тема для разго­вора. А пока, Даврий, будем жить с надеждой на все наилучшее, а там будет видно, и мы узнаем, что мы и кто мы. Думаю, что это интересует не только нас, но и многих других людей”. — “Что ж, разговор у нас по­лучился интересный, а сейчас — идем. Мне нужно еще посетить Юлия”. — “Тогда, Даврий, до встречи. Я хочу зайти к своим родителям”. — “До встречи”.

У Даврия поднялось настроение, и он, весь сияю­щий, направился к Юлию. “А ведь, действительно, Виктор прав во всем, и он верит во все, и ему, судя по всему, жить веселей, чем мне. Но на то, наверное, мы и являемся людьми такими разными и своеобразными”. Он не заметил, как подошел к дому Юлия.