Страница 41 из 128
В психологическом плане главным следствием этого разрыва стало отставание в развитии индивидуального сознания. Групповое же, социальное и тем более массовое сознание, напротив, в силу условий жизни и деятельности развивалось значительно быстрее, чем в Западной Европе. Возможно, именно поэтому России удалось быстрее, чем европейским странам, преодолеть период феодальной (или квазифеодальной, поскольку на Руси не было феодализма в европейском смысле) раздробленности. Наверняка именно это лежало в основе российских побед ъ великих войнах, типа Отечественной войны 1812 г. или Великой Отечественной войны 1941-45 гг. Массовая психологическая общность «мы-русские» в вооруженных конфликтах оказывалась явно сильнее, чем аналогичные общности «мы-французы» или «мы-немцы». Это, разумеется, обусловливало совершенно иной, «расходный» тип ведения войн (количество жертв среди русских войск всегда преобладало над качеством подготовки вооруженных людей), но это уже было следствием. Первоначально же, безусловно, это было причинно связано как со всем уже обозначенным выше психическим складом, так и с вполне определенными социально-экономическими условиями российской, а до этого великоросской жизни. Важнейшим среди этих условий было отсутствие социально-экономического индивида, отдельного человека как правомочного субъекта социально-экономической жизни.
Если посмотреть на историю достаточно углубленно, то становится очевидным, что отдельный человек на Руси никогда не имел нормального права частной собственности на основное средство производства — на землю. За единственным исключением — личности верховного властителя. Вспомним: даже в начале XX в. царь Николай II и его супруга в графе переписи, обозначающей основное занятие, написали, соответственно, «хозяин» и «хозяйка» Земли Русской. И это были не просто ритуальные титулы — это было отражение всей реальной социально-экономической истории страны.
Судя по всему, до начала формирования Великороссии, то есть в Киевской Руси, проблема собственности на недвижимость не имела особого значения. Этому способствовал сам характер колонизаторской жизни восточных славян и их варяжских князей, полной непрерывных миграций, походов, войн и переселений. По В. О. Ключевскому, на начальном этапе право владения, управления и собственности представляло собой нечто единое, с доминированием именно владения и без выделения права собственности как таковой. Собственность на землю не имела принципиального значения — важнее был получаемый с нее корм и право на этот корм. Всем владел князь (позднее — великий князь). Однако он раздавал часть земель в корм (на прокорм) своим родственникам. При князе сыновья правили областями в качестве его посадников (наместников) и платили, как посадники, дань со своих областей великому князю-отцу. Между отцом и детьми действовало семейное право, но когда умирал отец, то между братьями не существовало, по-видимому, никакого установленного, признанного права, т. е. права владения регулировались силой, куплей-продажей и прочими достаточно ситуативными обстоятельствами. После смерти Ярослава на какое-то время вообще исчезает единовластие — начинается период разделов и дробления земель. Затем появляется право старшинства. «Князья-родичи не являются постоянными, неподвижными владельцами областей, достававшихся им по разделу: с каждой переменой в наличном составе княжеской семьи идет передвижка, младшие родичи, следовавшие за умершим, передвигались из волости в волость, с младшего стола на старший» (Ключевский, 1987). За счет появления очередности владения, сохраняется идея нераздельности княжеского владения русской землей. Князья не переставали выражать мысль о том, что вся их совокупность, весь род должен владеть наследием отцов и дедов — поочередно. Реально, естественно, это оборачивалось внутриродовой борьбой. Однако отметим: из нее были исключены все остальные лица некняжеского рода. Они по определению не могли обладать правом собственности.
После определенного времени внутри княжеского рода установился определенный порядок. Верховная власть стала собирательной, принадлежа всему княжескому роду. Отдельные князья временно владели теми или иными частями земли, т. е. различалось право владения, принадлежавшее целому роду, и порядок владения по известной очереди. Затем, в XIII–XIV вв., по мере колонизации новых земель и возникновения Великороссии, такой очередной порядок сменился на удельный. Однако в отношении права собственности сути дела это не изменило.
Хотя, конечно, княжеский удел стал представлять собой наследственную вотчину удельного князя, вся русская земля по-прежнему считалась «отчиной и дединой» всего княжеского рода. Известная область признавалась вотчиной утвердившейся в ней княжеской линии. «Под влиянием колонизации страны первый князь удела привыкал видеть в своем владении не готовое общество, достаточно устроенное, а пустыню, которую он заселял и устраивал в общество, понятие о князе как личном собственнике удела было юридическим следствием значения князя как заселителя и устроителя своего удела» (Ключевский, 1987).
Но действовал тот же, прежний механизм, хотя и в уменьшенном формате. Став вроде бы независимыми от своих, местных великих князей, удельные князья находились под иноземной верховной властью Золотой Орды. Тут уж землевладение стало совершенно условным по общему признанию[14], — ведь князья только пользовались правами хана как верховного властителя. Удельный князь, как ранее великий, мог раздавать части своей земли «в кормление» родственникам и боярам, однако это было исключительно временным пользованием. Фактически передавалось (делегировалось) право управления: «округа кормленщиков никогда не становились их земельной собственностью, а державные права, пожалованные привилегированным вотчинникам, никогда не присвоялись им наследственно» (Ключевский, 1987).
По мнению авторитетного историка-юриста К. А. Неволина (1857), землевладение на Руси почти всегда было условным, хотя оформилась эта условность позднее, в XV–XVI вв., когда появляется поместное землевладение. Тогда оно было уже совсем «служивым», земля давалась в личное владение служилому человеку как вознаграждение за службу и как средство для службы.
К этому времени, времени избавления от власти Золотой Орды, когда великий князь Иван III перестал быть ее данником, все вообще стало просто: появился один царь, «государь всея Руси», он же единственный хозяин всех ее земель. Остальные князья стали его подручниками, т. е. по сути все теми же менеджерами-посадниками. Некоторое время князья и бояре инерционно сохраняли свои права «по происхождению», однако реформы Петра I окончательно вытеснили их служивым дворянством. И далее царь сохранял право владения, раздавая в управление и на кормление земли и поселения, деревни с крестьянами, но сохраняя за собой верховное право при случае отбирать данные права и забирать земли «в казну».
И хотя местами сохранялись отдельные наследные вотчины, а в более поздний период поместное право стало смыкаться с вотчинным и постепенно превратило поместья в наследное землевладение, это была качественно иная ситуация. Вотчинное право всячески ограничивалось, и частное землевладение стало развиваться совершенно искусственно, государством, под эгидой государя — верховного собственника. По сути это было не право владения, завоеванного предками в тяжелой борьбе с врагами и стихиями, делавшей его независимым, — это была банальная дача. Соответственно, иным стал и собственник, и его психология.
Таким образом, В. Ключевский был убежден, что на Руси не возникло феодализма в западноевропейском смысле слова: ни из кормлений, ни из боярских вотчин не возникло «бароний». Это значит, что если в Западной Европе абсолютизм устанавливался долго, за счет преодоления феодальной вольницы, создавшей психологическую традицию свободы, а рухнул достаточно быстро под напором нового свободолюбивого класса буржуазии, то на Руси все сложилось по-другому. Дух абсолютизма, по сути, почти непрерывно прослеживается уже от первых киевских великих князей. И даже период удельной раздробленности Великороссии его не поколебал. Поскольку в уделе сохранялась микромодель абсолютизма, он был всего лишь естественным следствием нового этапа колонизации и лишь подготавливал дальнейшую централизации Великороссии. Произошло это за счет того, что право верховного владения, собственности на землю в высшем смысле этого слова, всегда продолжало оставаться если не совсем в одних руках, то, по крайней мере, в руках одного, того или иного, великокняжеского рода, а затем царствующей династии.
14
См.: Градовский А. Д. История местного управления в России. Т. 1. СПб, 1868. С. 32 и далее.