Страница 92 из 122
— И поэтому с другими девушками у тебя не складывается, так?
— Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, что мне не нужно, — что бы мне ни говорили. Я видел Пэта и Дженни: я знаю, что такое настоящая любовь. Зачем мне что-то другое?
— Но ты пытаешься убедить меня в том, что поссорились вы по другой причине.
В его серых глазах вспыхнуло отвращение:
— Да, по другой. Думаете, я бы допустил, чтобы они догадались о моих чувствах?
— Раньше им это удалось.
— Тогда я был моложе. Не умел ничего скрывать.
Я громко рассмеялся:
— Был огромной открытой книгой, да? Значит, не только Пэт и Дженни изменились, когда повзрослели.
— Я стал более благоразумным. Стал лучше контролировать себя. Но я не стал другим человеком.
— Значит ли это, что ты все еще влюблен в Дженни?
— Мы с ней уже несколько лет не общались.
Это был совсем другой вопрос, однако оба могли подождать.
— Возможно. С другой стороны, из своего гнездышка видел ты ее предостаточно. Кстати, раз уж об этом зашла речь: как все это началось?
Я предполагал, что Конор попытается увильнуть, однако он ответил быстро и с готовностью, словно был рад этому вопросу.
— Почти случайно. В конце прошлого года дела шли не очень хорошо — работы практически не было. Начинался кризис — никто об этом не говорил, по крайней мере в то время, и если бы кто-то хотя бы заикнулся, его бы обвинили в государственной измене, — но я все понимал. Фрилансеры вроде меня почувствовали это первыми. Я был фактически на мели: пришлось съехать из квартиры и снять эту вонючую комнатушку. Вы, наверное, ее видели, да?
Мы промолчали. Ричи замер, слился с фоном, чтобы не мешать мне. Конор скривился:
— Надеюсь, она вам понравилась. Теперь вы знаете, почему я стараюсь там не задерживаться.
— Но ты же не был в восторге и от Оушен-Вью — почему же ты задержался там?
Конор пожал плечами:
— У меня было много свободного времени, я грустил, постоянно вспоминал Пэта и Дженни. Если в жизни что-то шло не так, я всегда говорил с ними — и поэтому сейчас мне их не хватало. Я просто… Я хотел узнать, как у них дела.
— Ну, это я могу понять. Но если обычный парень хочет наладить связь со старыми друзьями, он же не ставит палатку у них на заднем дворе — нет, он берет телефон. Сынок, извини за глупый вопрос, но неужели такая мысль не пришла тебе в голову?
— Я не знал, захотят ли они со мной разговаривать. Даже не знал, осталось ли у нас что-то общее, и мне было страшно это выяснять. — На секунду он стал похож на ранимого подростка. — Да, я мог бы спросить про них у Фионы, но я ведь не знал, что они ей рассказали, и не хотел втягивать ее в это дело… Однажды в выходные я решил, что заеду в Брайанстаун, попробую их увидеть, а потом отправлюсь домой. Вот и все.
— И ты их увидел.
— Да. Зашел в тот дом, где вы меня нашли. Я надеялся увидеть их в саду, но эти окна на кухне… Через них видно все. Все четверо за столом. Дженни надевает Эмме резинку, чтобы волосы не лезли в тарелку. Пэт что-то рассказывает. Джек смеется, и все лицо у него перемазано едой.
— Сколько ты там провел?
— Может, час. Это было хорошее зрелище — наверное, лучшее, что я видел за долгое время. — Воспоминания заставили голос Конора смягчиться. — Умиротворяющее. Я приехал домой умиротворенным.
— И поэтому вернулся за очередной дозой.
— Да, через пару недель. Эмма играла с куклами в саду — учила их танцевать. Дженни развешивала белье. Джек изображал самолет.
— И это тоже умиротворяло. Поэтому ты возвращался снова и снова.
— Угу. А что еще делать целыми днями — сидеть в своей норе и таращиться в телик?
— А в один прекрасный день у тебя там появился спальный мешок и бинокль.
— Я знаю, что это кажется бредом, можете не напоминать.
— Да, приятель, это кажется бредом — однако безобидным. Настоящий психоз начался, когда ты решил залезть к ним в дом. Хочешь рассказать нам свою версию?
Долго он не раздумывал: даже незаконное проникновение в чужой дом менее опасная тема, чем Дженни.
— Я нашел ключ от задней двери — об этом я вам уже говорил. Ничего с ним делать я не собирался, мне просто нравилось, что он у меня есть. Но однажды они уехали, а я провел там всю ночь: промок насквозь и замерз — тогда у меня еще не было нормального спальника. И я подумал: «Почему бы и нет? Всего пять минут, только чтобы согреться…» Там было хорошо — пахло глаженым бельем, чаем и выпечкой — и какими-то цветами. Все чистое, сияющее. Я давно не видел ничего подобного. Это был настоящий дом.
— Когда это произошло?
— Весной. Дату не помню.
— И после этого ты еще не раз вернулся. Сынок, ты слишком легко поддаешься искушению, так?
— Я не причинял никому вреда.
— Правда? А что ты там делал?
Конор пожал плечами. Он сложил руки на груди и отвел глаза — ему было стыдно.
— Ничего особенного. Выпивал чашку чаю с печеньем. Иногда съедал сандвич. — Вот они, исчезающие ломтики ветчины, о которых говорила Дженни. — Иногда я… — Румянец на его щеках становился все гуще. — Иногда я задергивал занавески в гостиной, чтобы мерзкие соседи не подглядывали, и смотрел телик. Что-то в этом роде.
— Ты притворялся, что живешь там.
Конор не ответил.
— Наверх поднимался? Заходил в спальни?
Снова молчание.
— Конор.
— Пару раз.
— Что ты делал?
— Заглянул в комнаты Эммы и Джека. Постоял в дверях, посмотрел. Я просто хотел представить их себе.
— А в комнату Пэта и Дженни заходил?
— Да.
— И?..
— Не то, о чем вы думаете. Просто лежал в их постели. Прежде чем лечь, снимал ботинки. Закрывал глаза на минуту. Вот и все.
Он не смотрел на нас, он погружался в воспоминания. Я чувствовал, как от него распространяется печаль, словно холод от глыбы льда.
— Тебе не приходило в голову, что ты можешь до смерти напугать Спейнов? Или это было частью плана? — резко спросил я.
Мои слова вернули его к действительности.
— Я их не пугал. Всегда уходил задолго до их возвращения. Убирал все на свои места: кружку мыл, вытирал, ставил в шкаф. Если заносил в дом грязь, то вытирал пол. Ну и забирал всякую ерунду, которой никто не хватился бы, — пару резинок для волос. Никто бы и не узнал, что я там бываю.
— И все-таки мы об этом узнали, не забывай. Конор, скажи мне кое-что — и помни, без глупостей: ты ведь адски им завидовал, да? Спейнам. Пэту.
Конор нетерпеливо покачал головой, словно отгоняя муху:
— Нет. Вы не понимаете. И сейчас, и в восемнадцать лет все было не так, как вы себе представляете.
— Тогда как все было?
— Я не хотел, чтобы с ними произошло что-то плохое… Просто… Да, я знаю, что наговорил им гадостей про то, что они поступают так, как все. Но когда я стал за ними наблюдать… — Глубокий вздох. Отопление снова выключилось; без его гудения в комнате стало тихо будто в вакууме. Тишина вытягивала звуки нашего дыхания, растворяла их без остатка. — Снаружи их жизнь казалась точно такой же, как у всех, словно из фильма-«ужастика» про клонов. Но если заглянуть в нее, вы понимали, что это не так… Например, Дженни — как и все девушки — мазала себя искусственным загаром и поэтому выглядела как и все остальные, но потом приходила с флаконом этой дряни на кухню, вместе с детьми доставала кисточки и рисовала красками на руках — звезды, смайлики или инициалы. Однажды она нарисовала на руках Джека полоски — он был в восторге и целую неделю играл в тигра. Или, когда дети засыпали, Дженни убирала их барахло, как любая другая домохозяйка, но потом Пэт приходил ей помочь и все кончалось тем, что они сами начинали играть, лупили друг друга мягкими игрушками и смеялись, а устав, ложились рядом на пол и смотрели из окна на луну. Было видно, что они те же, что и раньше. Те же, кем были в шестнадцать лет.
Конор расслабился, положил руки на стол ладонями вверх и вызвал в памяти череду изображений за освещенным окном — ярких, сверкающих, словно эмаль и позолота.