Рассветная бухта

Я заглушил в себе эту мысль, подождал, пока успокоится сердце. Затем вздохнул и покачал головой, скорее с сожалением, чем с яростью.

— Конор, Конор, Конор. Чего ты хочешь добиться? Хотя бы скажи мне. Неужели ты всерьез думаешь, что твое выступление нас поразит, да так, что мы отправим тебя домой и обо всем забудем? «Сынок, я уважаю стойких людей, так что не волнуйся, забудь про эти грязные убийства»?

Прищурившись, он уставился в пустоту. Пауза затянулась. Я стал что-то напевать себе под нос, барабаня в такт по столешнице. Ричи примостился на краешке стола, качая ногой и хрустя пальцами, однако Конора это уже не волновало. Он нас едва замечал.

Наконец Ричи с деланным видом потянулся и со стоном зевнул, затем взглянул на часы.

— Так, парень, мы тут всю ночь будем торчать? Если да, то мне нужен кофе, чтобы ненароком не заснуть от волнения.

— Детектив, он тебе не ответит. Он наказывает нас молчанием.

— А можно, он накажет нас, пока мы посидим в кафе? Клянусь, без кофе я засну.

— Почему бы и нет? Все равно меня уже тошнит от этого говнюка. — Я щелкнул колпачком на ручке. — Конор, если хочешь сначала подуться, а потом уже разговаривать, ради бога, но сидеть и ждать мы не будем. Веришь ли, ты не центр вселенной, и у нас полно важных дел. Нам некогда смотреть, как взрослый человек ведет себя словно капризный ребенок.

Конор даже не моргнул. Я прицепил ручку к блокноту, засунул его в карман.

— Вернемся, когда выдастся свободная минутка, — сказал я, похлопывая по карману. — Если захочешь в туалет, стучи в дверь — надеюсь, кто-нибудь тебя услышит. Еще увидимся.

По пути к выходу Ричи смахнул стаканчик Конора со стола и ловко схватил его кончиками пальцев.

— Наше любимое: отпечатки пальцев и ДНК, — сказал я Конору и кивнул на стаканчик. — Спасибо, парень, ты сэкономил нам кучу времени и сил. — Подмигнув Конору и продемонстрировав большой палец, я захлопнул дверь.

— А это ничего, что я нас оттуда вытащил? — встревоженно спросил Ричи, когда мы оказались в комнате для наблюдений. — Мы вроде как зашли в тупик — и я решил, что нужно уйти, не потеряв лицо, верно?

Я достал из шкафчика пакет для вещдоков и бросил ему.

— Все нормально. Ты прав: нам нужно перегруппироваться. Идеи есть?

Он уронил стаканчик в пакет и стал искать ручку. Я протянул ему свою.

— Ага. Знаете что? У него знакомое лицо.

— Ты долго на него смотрел, сейчас поздно, и ты разбит. Уверен, что память над тобой не подшутила?

Ричи присел на корточки у стола, чтобы подписать пакет.

— Уверен. Я видел его раньше — может, когда работал в отделе по борьбе с наркотиками.

Температура в обеих комнатах — и в нашей, и в комнате для допросов — регулируется с помощью одного и того же термостата. Я ослабил узел на галстуке.

— В системе его нет.

— Знаю: я помню тех, кого арестовал. Но вы же в курсе: какой-то парень притягивает взгляд, и ты понимаешь, что дело нечисто, но повесить на него нечего, поэтому запоминаешь лицо и ждешь, когда оно снова покажется. Я вот думаю… — Он разочарованно покачал головой.

— Пока забудь, потом вспомнишь — и тогда сразу сообщи мне: нам надо как можно скорее установить его личность. Что еще?

Ричи поставил инициалы на ярлычке, чтобы потом сдать пакет в комнату хранения вещдоков, и вернул мне ручку.

— Нет, этого парня не накрутишь. Да, мы его разозлили, но он чем злее, тем тише. Нужен другой подход.

— Да, — согласился я. — Отвлечение внимания — хороший метод, но из него больше ничего не выжмешь. И запугать его тоже не удастся. В одном я ошибся: он нас не боится.

Ричи покачал головой:

— Не-а. Он постоянно начеку, но не испуган. Распорядков не знает. По-моему, он здесь впервой. Так почему он не наложил в штаны?

Конор, тихий и напряженный, сидел в комнате для допросов, положив руки на стол. Он никак не мог услышать нас, но я все равно стал говорить тише.

— Излишняя самоуверенность. Думает, что замел следы, что у нас на него ничего нет.

— Возможно. Однако он должен знать: в нашем распоряжении целая команда, которая прочешет дом сверху донизу и найдет все, что он оставил. Это должно его беспокоить.

— Все они высокомерные ублюдки. Считают себя умнее нас. Не волнуйся: в конечном счете это нам поможет. Когда такому парню предъявляешь то, от чего нельзя отмахнуться, он рассыпается в прах.

— А что, если… — неуверенно начал Ричи, но умолк. Он смотрел не на меня, а на пакет, который крутил в пальцах. — Не важно.

— Что «если»?

— Я просто хотел сказать: если у него крепкое алиби, то он знает, что рано или поздно мы это выясним…

— То есть он невиновен и поэтому чувствует себя в безопасности.

— В общем, да.

— Не вариант. Если у него алиби, почему сразу не сказать об этом и не поехать домой? Думаешь, он над нами прикалывается?

— Возможно. К нам он теплых чувств не испытывает.

— Даже если он невинен словно младенец — а это не так, — он все равно не должен быть таким невозмутимым. Невиновные пугаются так же, как и преступники, и даже больше, ведь они не такие самодовольные уроды. Конечно, бояться им незачем, но им же не объяснишь.

Ричи взглянул на меня и скептически поднял бровь.

— Если они ничего не сделали, — сказал я, — то факт остается фактом: бояться им нечего. Но дело не всегда только в фактах.

— Ну да, наверное. — Ричи потер скулу, которая уже должна была зарасти щетиной. — Но вот еще что. Почему он не валит все на Пэта? Мы сами дали Конору десяток возможностей, так что обвинить Спейна было бы проще простого: «Да, детектив, теперь я припоминаю — потеряв работу, ваш Пэт сбрендил, стал поколачивать жену, пороть детей до полусмерти, а на прошлой неделе пригрозил им ножом…» Конор не тупой, понимает, что это его шанс. Почему он за него не уцепился?

— А как по-твоему, почему я дал ему такую возможность?

Ричи смущенно заерзал — похоже, хотел пожать плечами.

— Не знаю.

— Ты думал, я действую топорно и мне просто повезло, что парень не воспользовался такой возможностью. Сынок, ты не прав. Я и раньше тебе говорил: наш Конор считает, что у него со Спейнами особые отношения, и нам нужно выяснить — какие именно. Может, Пэт подрезал его на шоссе и теперь Конор винит его во всех бедах и думает, что тот должен умереть? Или Дженни улыбнулась ему на вечеринке, и он решил, что звезды велят им быть вместе?

Конор не сдвинулся с места. Пот на его лице блестел в свете белых галогеновых ламп, из-за чего Конор казался бледным и странным — существом с далекой планеты, чей корабль потерпел крушение на Земле.

— И ответ мы получили: Конор — подонок, но по-своему любит Спейнов. Всех четверых. Он не стал давать показания против Пэта, потому что не хочет смешивать его с дерьмом — даже ради того, чтобы спасти себя. Он верит, что любил их. Вот на этом мы его и поймаем.

Мы оставили его там на час. Ричи отнес стаканчик в комнату для хранения улик и на обратном пути захватил из столовой слабого кофе, который действует в основном за счет самовнушения, но даже такой кофе лучше, чем ничего. Я проверил, как идут дела у «летунов» в патруле: в городке они обнаружили примерно десяток припаркованных машин, и у всех была законная причина там находиться. Судя по голосам, «летуны» уже начали уставать. Я приказал им продолжать поиски. Мы с Ричи, закатав рукава и открыв дверь, остались в комнате для наблюдения следить за Конором.

Было уже почти пять часов. Двое парней в коридоре, чтобы не заснуть, перебрасывались баскетбольным мячом и костерили броски друг друга на чем свет стоит. Конор неподвижно сидел на стуле, положив руки на колени. Какое-то время его губы двигались в размеренном ритме, словно он читал что-то про себя.

— Молится? — тихо спросил Ричи.

— Будем надеяться, что нет. Если Бог велит ему держать рот на замке, нам придется туго.

В отделе мяч с грохотом сбил что-то со стола; один из парней сказал что-то остроумное, и второй засмеялся. Конор глубоко вздохнул — так что задвигалось все тело. Шептать он перестал и, похоже, начал погружаться в своего рода транс.