Страница 36 из 122
— Он закончил?
— Закончил с Эммой. Скоро перейдет к Джеку.
— Боже мой, — тихо сказал Ричи, глядя на небо — то ли молясь, то ли проклиная.
— Дети — это жесть. Тут ничего не попишешь. Все мы делаем вид, что ничего такого не происходит, однако это действует на всех — и притом каждый раз.
— Я думал, что выдержу. Я был уверен в этом.
— Так и надо. Думай о позитиве; на нашей работе сомнения убивают.
— Со мной никогда такого не случалось, честное слово. На месте преступления все было супер. Никаких проблем.
— Да, все было супер. Место преступления — другое дело: там сначала приходишь в ужас, но потом все худшее уже позади. Это зрелище тебя не преследует.
Ричи сглотнул, и я увидел, как дрогнул его кадык.
— Наверное, я не гожусь для этой работы, — сказал он так, будто ему больно выговаривать слова.
— Ты уверен, что хочешь быть следователем?
— Всю жизнь мечтал. В детстве увидел передачу по телику — документальный фильм, а не какую-то выдуманную фигню. — Быстрый взгляд в мою сторону — проверить, не смеюсь ли я над ним. — Какое-то старое дело — в сельской местности убили девушку. Детектив рассказывал о том, как они нашли убийцу. Я подумал, что этот парень — самый умный человек, которого я видел, понимаете? Он был куда умнее профессоров и всех прочих, потому что он добивался результатов. И я решил: вот оно, вот то, чем я хочу заниматься.
— И сейчас ты учишься. Я же говорил вчера — тебе нужно время. Не жди, что все получится в первый же день.
— Угу. Возможно, этот ваш Куигли прав — мне нужно валить к чертовой матери обратно в транспортный отдел, арестовывать таких же лопухов, как я.
— Он это говорил вчера, когда я был у старшего?
Ричи провел рукой по волосам.
— Не важно, — устало сказал он. — На Куигли мне плевать — ну разве что он окажется прав.
Я стряхнул пыль с участка стены и сел рядом.
— Ричи, сынок, я хочу тебя кое о чем спросить.
Он повернулся ко мне. На лице у него снова появилось выражение «съел что-то не то», и я испугался, что его вырвет на мой костюм, но все же решил рискнуть.
— Ты, наверное, знаешь, что у меня самая высокая раскрываемость в отделе.
— Да, я сразу это узнал. Когда старший инспектор отправил меня к вам, я только порадовался.
— И теперь, когда у тебя был шанс увидеть меня за работой, скажи — откуда берется такая раскрываемость?
Ричи, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке: было ясно, что он задавал себе тот же вопрос и не смог найти ответа.
— Может, дело в том, что я самый умный в отделе?
Он то ли пожал плечами, то ли замялся.
— Откуда я знаю?
— Иными словами — нет. Может, я ясновидящий — один из тех, кого показывают по телевизору?
— Я же сказал: откуда…
— Откуда ты знаешь. Точно. Тогда я отвечу за тебя: мозг и инстинкты у меня не лучше, чем у всех остальных.
— Я так не говорил.
В тусклом утреннем свете его лицо казалось узким, встревоженным — и отчаянно молодым.
— Знаю. Но это дела не меняет: я не гений. Да, я хотел бы им быть, и какое-то время мне казалось, что я особенный. В этом я не сомневался.
Ричи настороженно следил за мной, пытаясь решить, отчитывают его или нет.
— А когда…
— Когда я понял, что я не супермен?
— Ну да. Наверно.
Зеленые пятна холмов то появлялись из тумана, то исчезали. Понять, где кончается земля и начинается небо, было невозможно.
— Значительно позднее, чем следовало, — ответил я. — Точно не помню. Скажем так: это стало очевидно, когда я повзрослел и поумнел. Я делал ошибки, которых можно было избежать, пропускал то, что супермен бы заметил. И, что самое главное, мне довелось работать с парнями, на которых я хотел быть похожим. И оказалось, что я достаточно смышлен, чтобы заметить разницу между ими и мной. Умен настолько, чтобы осознать нехватку ума.
Ричи промолчал, но слушал внимательно, и выражение настороженности все больше проявлялось на его лице. Он почти стал похож на полицейского.
— Неприятно было осознать, что во мне нет ничего особенного, — сказал я. — Но повторяю: нужно работать с тем, что есть, иначе тебя неизбежно ждет провал.
— Значит, показатель раскрываемости…
— Показатель раскрываемости такой по двум причинам: потому что я работаю как проклятый и потому что сохраняю контроль — над ситуацией, над свидетелями, над подозреваемыми и, что самое главное, над собой. Если тебе это по силам, остальное можно компенсировать. Если нет, если ты теряешь контроль, то вся твоя гениальность не имеет значения — хоть сразу собирай вещи и иди домой. Забудь про галстук, про методы допроса, забудь все, о чем мы говорили последние две недели. Все это — просто симптомы. Докопайся до сути того, что мы обсуждали, и все сведется к одному — к контролю. Понимаешь, о чем я?
Губы Ричи сжались в прямую линию; именно это я и хотел увидеть.
— Сэр, я умею контролировать ситуацию. Просто Купер застал меня врасплох, вот и все.
— Значит, не позволяй заставать себя врасплох.
Он прикусил щеку.
— Да. Хорошо. Это больше не повторится.
— Не сомневаюсь. — Я похлопал его по плечу. — Ричи, думай о хорошем. Вполне возможно, что это худшее утро в твоей жизни, а ты ничего, живой. Если ты на работе всего две недели и уже понимаешь, что не супермен, значит, тебе крупно повезло.
— Возможно.
— Уж поверь мне. Теперь остаток карьеры ты сможешь посвятить тому, чтобы стать таким, каким хочешь быть. Это дар судьбы, друг мой. Воспользуйся им.
В больницу стали прибывать первые пострадавшие: парень в комбинезоне прижимал к ладони пропитанную кровью тряпку, испуганная девушка с узким лицом несла оцепенелого малыша. Время перерыва истекало, однако решение должен был принять не я, а Ричи.
— В отделе мне никогда этого не забудут, так? — спросил он.
— Не беспокойся, я обо всем позабочусь.
Впервые с начала нашего разговора он развернулся и посмотрел мне прямо в глаза:
— Не хочу, чтобы вы за мной присматривали. Я не ребенок и сам могу за себя постоять.
— Ты — мой напарник. Я должен быть на твоей стороне.
Эти слова удивили его настолько, что он даже переменился в лице. Немного подумав, он кивнул.
— Я еще могу?.. Ну то есть доктор Купер разрешит мне вернуться?
Я взглянул на часы:
— Если поторопимся, то да.
— Отлично. — Глубоко вздохнув, Ричи пригладил волосы и встал. — Идем.
— Молодчина. И знаешь…
— Да?
— Этот случай — просто ерунда, забудь о нем. У тебя есть все задатки для того, чтобы работать в отделе по расследованию убийств.
Он кивнул.
— Но я все равно приложу все усилия. Спасибо, детектив Кеннеди. Спасибо. — Он поправил галстук, и мы — плечом к плечу — пошли обратно в больницу.
Ричи продержался до конца вскрытия. Оно выдалось скверным: Купер не торопился, делал все, чтобы мы вдоволь нагляделись на каждую жуткую подробность, и если бы Ричи хоть раз отвел глаза, ему была бы крышка. Но он выдержал — наблюдал спокойно, не дергаясь, даже почти не мигая. Джек оказался здоровым упитанным ребенком, крупным для своих лет, и, судя по коркам царапин на коленях и локтях, вел весьма активный образ жизни. Примерно в то же время, что и Эмма, он съел запеканку и фруктовый салат. Осадок за ушами указывал на то, что вечером Джека купали: он сильно вертелся, и смыть весь шампунь не удалось. Затем он отправился спать, а посреди ночи его кто-то убил — вероятно, задушил подушкой, правда, на этот раз доказательств не было. Купер не обнаружил на теле травм, нанесенных при самозащите, однако, по его словам, это ничего не значило — Джек мог умереть во сне или же последние секунды жизни кричал в подушку, которая помешала ему сопротивляться. Ричи осунулся, будто после входа в морг похудел на десять фунтов.
Когда мы выбрались, уже настало время обеда, однако есть нам не хотелось. Туман испарился, но было по-прежнему темно: небо затянули тяжелые холодные облака, а холмы на горизонте приобрели мрачный зеленоватый оттенок. Поток людей у входа в больницу усилился. «Скорая» привезла юношу в «косухе», одна нога у него была вывернута под странным углом. Стайка девушек в халатах и брюках, которые носят хирурги, заливалась смехом, передавая друг другу чей-то мобильник.