Рассветная бухта

— Только не я, — ответил Ларри. — Снайпер, я люблю тебя, и ты это знаешь, но у меня планы, и к тому же я слишком стар для ночных игр — извините за каламбур.

— Не страшно. Уверен, кому-нибудь из присутствующих не помешают сверхурочные. Я прав? — Ларри изобразил, что подбирает упавшую на пол челюсть: у меня репутация человека, который не одобряет сверхурочную работу. Несколько криминалистов кивнули. — Если нужно, возьмите спальники и по очереди дремлите в гостиной — я просто хочу, чтобы вы изображали активную деятельность. Носите вещи из машины в дом и обратно, берите мазки с предметов на кухне, включите там ноутбук, откройте диаграмму, которая выглядит профессионально… Ваша задача — заинтересовать нашего парня, соблазнить его, чтобы он поднялся в логово за биноклем.

— Приманка, — сказал Джерри, специалист по отпечаткам.

— Именно. У нас есть приманка, загонщики, охотники — будем надеяться, что наш человек попадется в ловушку. С шести и до заката у нас есть пара часов: поешьте, заверните в контору, если нужно, возьмите все необходимое. А пока что продолжайте работу. Спасибо, парни и прекрасные дамы.

Они разошлись; два криминалиста бросили монетку, разыгрывая сверхурочные, кое-кто из «летунов» пытался произвести впечатление на меня или друг на друга, делая пометки в блокноте. На рукаве моего пальто остались ржавые разводы после строительных лесов. Я двинулся на кухню, чтобы смочить найденную в кармане салфетку.

Ричи последовал за мной.

— Если хочешь поесть, возьми машину и найди ту заправку, про которую упоминала Гоган.

Он покачал головой:

— Все супер.

— Отлично. А как насчет ночи?

— Без проблем.

— В шесть вернемся в штаб, отчитаемся перед старшим инспектором, возьмем все, что нужно, затем снова встретимся и поедем сюда. — Если быстро доберемся до города и если разговор с шефом не займет много времени, у меня еще есть шанс найти Дину и отправить на такси к Джери. — Можешь записать на себя сверхурочные. Я не собираюсь.

— Почему?

— Мне не нравится сама идея. — Ребята Ларри перекрыли воду и забрали раковину — на тот случай если наш парень в ней мылся, — но мне удалось выдавить из крана несколько капель воды. Я намочил салфетку и принялся тереть рукав.

— Да, я знаю. А в чем дело?

— Я не официант и не няня — оплата у меня не почасовая. И я не политик, который норовит урвать тройной гонорар за каждый чих. Мне платят за работу, что бы это ни значило.

На это Ричи не ответил.

— Вы уверены, что парень за нами наблюдает, так? — спросил он после паузы.

— Наоборот: он скорее всего сейчас очень далеко — если у него есть работа и если ему хватит храбрости прийти туда сегодня. Но, как я и сказал, рисковать я не собираюсь.

Блеснуло что-то белое — я, даже не сообразив, что делаю, инстинктивно развернулся к окну и приготовился бежать к задней двери. Один из криминалистов на дорожке брал мазок с какого-то предмета.

Ричи промолчал. Я выпрямился и засунул салфетку в чемоданчик.

— Ну, значит, «уверен» не то слово. Но вам кажется, что он за нами наблюдает, — сказал Ричи.

Огромное пятно Роршаха на полу, где лежали Спейны, темнело, подсыхая по краям. Лучи серого дневного света рикошетили во все стороны; отражения были странными, разорванными — кружащиеся листья, кусок стены, птица, камнем падающая вниз, да так, что сердце замирало.

— Да, — сказал я. — Он за нами наблюдает.

Теперь нам оставалось прожить остаток дня и дождаться ночи. Пресса уже начала собираться — позднее, чем я ожидал: очевидно, их навигаторам это место понравилось не больше, чем моему. Журналисты занимались своим делом — крутились вокруг места преступления в надежде заснять криминалистов, с серьезным видом читали в камеру текст. Для меня журналисты необходимое зло: они извлекают прибыль из того, что в каждом из нас сидит зверь, приманивают гиен, заливая кровью первые полосы, — но часто приносят пользу, и поэтому ссориться с ними не стоит. Я взглянул на себя в зеркало в ванной Спейнов и вышел, чтобы сделать заявление. На секунду мне захотелось поручить это Ричи: при мысли о том, что Дина услышит, как я говорю про Брокен-Харбор, у меня в груди началось жжение.

У дома собралось десятка два журналистов — серьезная пресса и «желтая», национальные телеканалы и местное радио. Я постарался говорить как можно короче и монотоннее — на тот случай если в эфир поставят не съемку с места событий, а меня; и, кроме того, прозрачно намекал на то, что все четверо Спейнов умерли. Наш парень будет смотреть новости, и мне хотелось, чтобы он чувствовал себя уверенно — никаких свидетелей, идеальное преступление, наслаждайся победой и приходи еще раз взглянуть на отменную работу.

Вскоре прибыли поисковики и собака, и теперь в саду не было недостатка в действующих лицах: та тетка Гоган и ее пацан перестали делать вид, что не подглядывают, и высунулись из-за двери. Репортеры едва не порвали оградительную ленту, пытаясь увидеть происходящее, и я счел, что это хороший знак. Вместе с остальными парнями я склонялся над чем-то в коридоре, выкрикивал бессмысленные приказы на жаргоне, бегал к машине, чтобы достать из нее что-нибудь. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы не бросить взгляд на соседние дома — не движется ли кто, не отражается ли свет от линз, — но я ни разу не поднял глаз.

Собака — мускулистая, лоснящаяся немецкая овчарка — сразу взяла след, но потеряла у обочины дороги. По моей просьбе кинолог провел ее по дому — если наш парень наблюдал за нами, я хотел внушить ему мысль, что собаку вызвали именно для этого. Затем я велел продолжить поиски оружия, а «летунам» раздал новые задания: зайти в школу Эммы — быстро, пока не закрылась, — поговорить с ее учителем, друзьями и их родителями; заглянуть в детский сад Джека — с той же целью; обойти все магазины рядом со школой и выяснить, откуда взялись пакеты, которые видела Шинед Гоган, потом узнать, не шел ли кто-нибудь за Дженни — вдруг у кого-то есть записи камер наблюдения; побывать в больнице, куда положили Дженни, и поговорить с приехавшими родственниками; разыскать тех, кто не приехал, и объяснить им, что они должны держать рот на замке и не общаться с журналистами; обойти все больницы в радиусе шестидесяти миль и установить, не появлялся ли кто-нибудь с ножевыми ранениями; позвонить в Департамент полиции Чикаго и попросить, чтобы сообщили новость Йену, брату Пэта; найти всех до единого, кто живет в этом Богом забытом месте, и пригрозить им всеми возможными карами, включая тюремное заключение, если о чем-нибудь расскажут прессе раньше, чем нам; узнать, видели ли они Спейнов или что-нибудь странное — или вообще хоть что-нибудь.

Мы с Ричи продолжили осмотр дома. Теперь все было по-другому: ведь Спейны превратились в полумиф, в такую же редкость, как и никем не виданная сладкоголосая птичка, они стали настоящими, стопроцентно невинными жертвами. Раньше мы искали следы их злодеяний, теперь — ошибку, которую они совершили, не подозревая об этом: чеки расскажут, кто продавал Спейнам еду, бензин, детскую одежду; поздравительные открытки сообщат, кто был на дне рождения Эммы; листовка со списком перечислит тех, кто присутствовал на собрании домовладельцев. Мы искали яркую приманку, которая привлекла дикого зверя.

Первым позвонил «летун», которого я отправил в детский сад.

— Сэр, — сказал он, — Джек туда не ходил.

Мы переписали номер из списка, который висел рядом с телефоном. Женский почерк с завитушками: «врач», «полицейский участок», «работа» (зачеркнуто), «Э. — школа», «Дж. — сад».

— Никогда?

— Нет, ходил, но до июня, когда сад закрылся. Джек должен был вернуться осенью, однако в августе позвонила Дженнифер Спейн и сказала, что мальчик останется дома. Заведующая считает, что дело в деньгах.

Ричи наклонился к телефону — мы по-прежнему сидели на кровати Спейнов, все глубже зарываясь в бумаги.

— Джеймс, привет, это Ричи Курран. Ты выяснил имена друзей Джека?