Рассветная бухта

Дженни смахнула слезу — рассеянно, словно отгоняла муху.

— Дошло до того, что я просыпалась по ночам и с ужасом думала о том, что она скоро позвонит. Кошмар, да? Фиона — моя сестра, я ее обожаю, а тут я мечтала поссориться с ней вдрызг, чтобы она перестала со мной общаться. И я бы так и сделала, если бы могла сосредоточиться и придумать повод.

— Миссис Спейн, — окликнул я ее погромче и пожестче. — Когда ситуация до этого дошла?

Секунду спустя Дженни повернулась ко мне.

— Что?.. Точно не знаю. Мне казалось, что это тянется уже многие годы, но… Может, в сентябре?

— Давайте перейдем к понедельнику.

— К понедельнику, — отозвалась Дженни. Ее взгляд метнулся к окну, и на мгновение мне показалось, что я снова ее потерял. Однако затем она глубоко вдохнула и стерла еще одну слезу. — Да. Хорошо.

За окном солнечный свет заставил кружащиеся листья гореть оранжевым огнем, превратил их в сверкающие флажки, предупреждающие об опасности. В моей крови забурлил адреналин. Казалось, что в палате нет кислорода, что его выжгла жара и дезинфицирующие средства. Кожа под одеждой страшно чесалась.

— День был неважный. Эмма встала не с той ноги — у поджаренного хлеба был странный вкус, ярлычок на рубашке натирал ей кожу, и она ныла-ныла-ныла… Это подхватил Джек, он тоже вел себя ужасно — все повторял, что на Хеллоуин хочет быть зверем. Я подготовила для него пиратский костюм, и он неделями бегал с шарфом на голове, приговаривая, что он пират. И вдруг решил, что будет «папиным огромным и страшным зверем». Целый день болтал об этом. Я делала все, чтобы его отвлечь, давала ему печенье, разрешала смотреть телевизор, обещала купить чипсов. Да, это ужасно, и обычно я ему ничего такого не разрешаю, но тогда я просто была не в силах его слушать.

Это так знакомо — тревожная нота в голосе, слегка нахмуренные брови. Ни одна женщина не захочет, чтобы незнакомый человек назвал ее плохой матерью за то, что она подкупает ребенка чипсами. Я с трудом сдержал дрожь.

— Понимаю.

— Но он не унимался — даже в магазине говорил кассирше про зверя. Клянусь, я бы приказала ему заткнуться, хотя так я тоже никогда не делаю, но мне не хотелось, чтобы девушка обратила на нас внимание. По дороге домой я с ним не разговаривала и чипсы не давала — он выл так громко, что у нас с Эммой чуть барабанные перепонки не лопнули, однако я его игнорировала. Мне с трудом удалось доехать, не разбив машину. Возможно, я могла бы придумать что-то получше, но… — Дженни мотнула головой. — Я тоже была не в форме.

«Воскресенье вечером. Напомнить ей о том, что она была счастлива».

— Утром, когда вы спустились на первый этаж, что-то произошло.

Она не спросила, откуда мне это известно. Границы ее личной жизни так давно стали проницаемыми, что вторжение еще одного чужака ее не удивило.

— Да. Я пошла включить чайник, а рядом с ним, на кухонном столе, лежал… лежал значок. Такой, как дети носят. Значок с надписью «Джо-Джо». Раньше у меня был такой — но я его уже сто лет не видела. Наверное, выбросила, когда уехала от родителей. Его точно там не было прошлым вечером, ведь перед сном я везде убрала, дом был в идеальном порядке.

— Как, по-вашему, он мог там оказаться?

От нахлынувших воспоминаний она задышала чаще.

— Я ничего не могла придумать, просто стояла с открытым ртом как идиотка. У Пэта тоже был такой значок, и я убеждала себя в том, что он нашел его и выложил, чтобы я его увидела — типа, такой романтический жест. Что он хотел напомнить, что прежде нам было хорошо, и извиниться за то, как все ужасно сейчас. Раньше он бы так и сделал… Но даже если он и не выбросил значок, то наверняка хранил его в коробке на чердаке, а вход на чердак все еще затянут проволочной сеткой. Как он мог туда залезть, чтобы я не заметила?

Она вглядывалась в мое лицо, искала малейшие следы сомнения.

— Богом клянусь, я ничего не выдумываю. Посмотрите сами. Я завернула значок в салфетку — даже прикасаться к нему не хотела — и положила в карман. Когда Пэт проснулся, я молилась, чтобы он сказал что-нибудь вроде: «Кстати, ты подарок нашла?» — но он, разумеется, ничего не сказал. Поэтому я отнесла значок наверх и спрятала в нижнем ящике, засунула в сложенный свитер. Проверьте, он там.

— Знаю, — ответил я мягко. — Мы его нашли.

— Видите? Видите? Это правда! На самом деле… — На секунду Дженни отвернулась, и ее голос зазвучал приглушенно. — На самом деле поначалу я сомневалась… Я же говорила, какая была ситуация. Мне показалось, что у меня галлюцинации, так что я уколола большой палец булавкой, сильно — я потом тысячу лет кровь останавливала. Поэтому я знала, что это мне не привиделось, да? Целый день я только об этом и думала — даже на красный проехала, когда забирала Эмму из школы. Но по крайней мере, как только я начинала бояться, что мне все померещилось, я смотрела на палец и думала: «От глюков такого не бывает».

— Но вы все равно были расстроены.

— Ну да, естественно. У меня было только два варианта, и оба… оба скверные. Либо тот человек снова проник в дом и оставил значок, но я проверяла сигнализацию, и она была включена. Да и откуда он бы узнал про «Джо-Джо»? Должно быть, значок принес человек, который меня выслеживал, который выяснил все про мою жизнь и теперь хотел, чтобы об этом узнала я… — Дженни содрогнулась. — Одна мысль об этом сводила меня с ума. Такое только в кино бывает. Но если это неправда, значит, я сама все это сделала — откопала где-то значок, положила на кухне и забыла. А это значит…

Дженни уставилась в потолок, моргая, чтобы сдержать слезы.

— Заниматься повседневными делами, действовать на автопилоте и тут же забывать, что уже ездила в магазин или принимала душ — это одно. Но если я, например, выкопала этот значок… значит, я могла натворить все, что угодно. Все, что угодно. Значит, я могу посмотреть утром в зеркало и обнаружить, что вчера побрилась налысо или покрасила лицо в зеленый цвет. Я могу заехать в школу за Эммой и увидеть, что учительница и остальные мамаши со мной не разговаривают, и я даже не буду знать почему.

Она тяжело дышала, словно кто-то дал ей под дых.

— И еще дети. О Боже, дети. Как я смогу защитить их, если не знаю, что отмочу в следующую секунду? Как узнаю, что смогла о них позаботиться, если я, я… Я даже не знала, чего боюсь, ведь о том, что я сделала, мне станет известно только потом. От одной мысли об этом меня тошнило. Я почти чувствовала, как извивается значок, как хочет вылезти из ящика. Каждый раз, когда я засовывала руку в карман, мне было страшно, что я найду там значок.

«Напомнить ей о том, что она была счастлива». Конор, плавающий в своем бетонном пузыре. Его единственная связь с реальностью — яркие, безмолвные фигуры Спейнов в окнах, а также толстый канат его любви к ним. Он даже не подозревал, что подарок подействует совсем не так, как он рассчитывал, что реакция Дженни будет совсем другой, что его благие намерения разнесут в щепки хрупкую конструкцию, благодаря которой Дженни еще как-то держалась на ногах.

— Значит, то, что вы сказали во время первой беседы — что это был обычный вечер, что вы с Пэтом купали детей, что Пэт смешил Джека, играя с платьем Эммы, — все это неправда.

Бледная, горькая улыбка.

— О Боже… Я и забыла. Мне просто не хотелось, чтобы вы подумали… Это почти правда — раньше мы так и делали, но не сейчас: я вымыла детей, а Пэт остался в гостиной — сказал, что «возлагает большие надежды» на дыру за диваном. Надежды были столь велики, что он даже ужинать с нами не стал — вдруг в дыре произойдет что-то невероятное. Сказал, что не голоден, что потом съест сандвич. После свадьбы мы по ночам часто разговаривали о том, какие у нас будут дети, как мы их назовем; Пэт шутил, что мы все будем ужинать за одним столом, каждый вечер, что бы ни случилось, даже когда дети станут мерзкими подростками и возненавидят нас…

Дженни по-прежнему смотрела в потолок и часто моргала, но одна слезинка все же выкатилась и добралась до виска.