Рассветная бухта

— Может, потому что она чокнутая? Она приходит к тебе, болтает о деле, о котором представления не имеет, несет разный вздор про то, что у меня якобы нервный срыв. Ее слова на девяносто процентов бред. И тебе даже не пришло в голову, что с остальными десятью тоже не все в порядке?

— Это был не бред. Она в точку попала: дело на тебя действует. Я почти с самого начала так думал.

Каждый вдох причинял мне боль.

— Как это мило. Я тронут. И, значит, тебе показалось, что в данной ситуации уместно трахнуть мою сестру.

Ричи, казалось, с радостью отрезал бы себе руку, лишь бы закончить этот разговор.

— Все было не так.

— Боженька милосердный! Как же это было не так? Она накачала тебя наркотиками? Приковала наручниками к кровати?

— Я не собирался… И, кажется, она тоже.

— Ты всерьез пытаешься меня убедить в том, что знаешь, о чем думает моя сестра? После одной ночи?

— Нет. Просто хочу сказать…

— Я знаю ее гораздо лучше, но даже я понятия не имею, что творится у нее в голове. Более чем вероятно, что она с самого начала точно знала, что будет делать. Я на сто процентов уверен, что это была ее идея, а не твоя. Но это не значит, что ты должен был ей подыгрывать. О чем ты думал, черт тебя возьми?

— Богом клянусь, просто одно потянуло за собой другое. Она боялась, что дело сведет тебя с ума, бегала по гостиной и плакала, даже сесть не могла — так была расстроена. Я обнял ее — просто чтобы успокоить…

— И на этом месте заткнись. Красочные подробности мне не требуются. — Я сам мог в точности представить, как все произошло. Это так просто, так смертельно просто — поддаться безумию Дины. Сначала ты всего лишь мочишь ноги, сидя на краешке — надеясь схватить ее и вытащить, — а минуту спустя ты уже на глубине, отчаянно машешь руками, пытаясь выплыть на поверхность и глотнуть воздуха.

— Говорю тебе — это произошло само по себе.

— Сестру своего напарника. — Внезапно я почувствовал, что истощен, что меня тошнит, а в горле поднимается что-то жгучее. Я прислонился головой к стене, закрыл глаза и прижал пальцы к векам. — Безумную сестру своего напарника. Как это могло показаться нормальным?

— Это ненормально, — тихо ответил Ричи.

Темнота под пальцами была глубокой, успокаивающей; я не хотел открывать глаза и снова видеть этот жесткий, кусающий свет.

— А когда ты проснулся утром, Дина уже исчезла — как и пакет с вещдоком. Где он лежал?

Секундная пауза.

— На туалетном столике.

— Где его мог заметить каждый, кто вошел бы в комнату: сосед, грабитель, девочка на одну ночь. Блестящее решение, сынок.

— Дверь в спальню запирается. А днем я держал его при себе, в кармане пиджака.

Мы столько спорили: Конор или Пэт, воображаемые звери, старые романтические истории, — и все это время Ричи мне врал. Он с самого начала знал ответ — ответ был так близко, что я мог дотянуться до него рукой.

— И это так здорово тебе помогло, да?

— Я и не думал, что она его возьмет. Она…

— Ты вообще не думал. По крайней мере, после того как она зашла в твою спальню.

— Она была твоей подругой — по крайней мере, я так считал. Я не думал, что она что-то у меня украдет, а особенно вещдок. Она сильно насчет тебя переживала — это было очевидно. Зачем же ей портить твое дело?

— О нет, нет. Дело испортила не она. — Я отнял руки от лица — Ричи был пунцовым. — Она стырила пакет, потому что изменила свое мнение о тебе. И не она одна, приятель. Как только она его заметила, ей пришло в голову, что ты, возможно, не такой уж прекрасный прямодушный парень, которому стоит доверять, и, значит, не тот, кто может позаботиться обо мне. Поэтому она решила сама это сделать, доставив мне вещдок, который мой напарник захотел утаить. Двойная польза: расследование возвращается в нужное русло, а я узнаю, с кем имею дело. Сумасшедшая она или нет, но что-то она поняла правильно.

Ричи молча разглядывал свои ботинки.

— Ты вообще собирался мне об этом рассказать?

Услышав вопрос, он резко выпрямился.

— Да, собирался. Именно поэтому я и положил вещдок в пакет и надписал его. Если бы не хотел, то мог бы в унитаз спустить.

— Ну, поздравляю, сынок. А что ты за это хочешь — медаль? — Я кивнул в сторону пакета. Я не мог смотреть на него прямо: казалось, что в нем сидит что-то живое и яростное, как огромное насекомое, которое бьется о тонкую бумагу и пластик, пытаясь разорвать швы и напасть. — Найдено в жилище Конора Бреннана, в гостиной. Когда я был на улице, звонил Ларри?

Ричи тупо посмотрел на бумаги у себя в руках, словно не мог вспомнить, откуда они взялись. Он разжал пальцы, позволив им упасть на пол.

— Да.

— Где это было?

— Наверное, на ковре. Я раскладывал по местам добро, которое лежало на диване, а ноготь зацепился за рукав свитера. Его там не было, когда мы забрали одежду с дивана, — помнишь, мы же тщательно ее просматривали на предмет кровавых пятен. Должно быть, ноготь зацепился, когда свитер лежал на полу.

— Какого цвета свитер? — Если бы у Конора Бреннана были розовые вязаные вещи, я бы это запомнил.

— Зеленый. Типа хаки.

А ковер — кремового цвета, с грязно-зелеными и желтыми завитками. Парни Ларри могли бы облазить всю квартиру с лупой в поисках вещи, которая совпадает с этим розовым клочком, и ничего не найти. Но как только я увидел этот ноготь, я сразу понял, откуда взялась розовая шерсть.

— И как ты интерпретируешь эту находку? — спросил я.

Возникла пауза. Ричи смотрел в пустоту.

— Детектив Курран, — окликнул его я.

— Ноготь… По форме и лаку… соответствует ногтям Дженни Спейн. Шерсть, которая застряла в нем… — У Ричи дернулся уголок рта. — Мне кажется, что она соответствует вышивке на подушке, которой задушили Эмму Спейн.

Та промокшая нитка, которую Купер выудил из ее горла, придерживая хрупкий подбородок большим и указательным пальцами.

— И что, по-твоему, это означает?

— По-моему, это означает, что убийцей могла быть Дженнифер Спейн, — ответил Ричи ровно и очень тихо.

— Не «могла быть». Была.

Он шевельнул плечами:

— Это неточно. Она могла подцепить клочок и другим способом — раньше, когда укладывала Эмму…

— Дженни следит за собой, у нее ни один волосок из прически не выбьется. Думаешь, она бы целый день проходила с цепляющимся за все ногтем и так бы и легла спать?

— Клочок шерсти мог попасть и от Пэта. Шерсть цепляется к его пижаме, когда он душит Эмму подушкой, а затем, пока он борется с Дженни, она ломает ноготь, клочок цепляется за него…

— Данное конкретное волокно — одно из тысяч волокон на его пижаме, на ее пижаме и тех, что по всей кухне. Какова вероятность?

— Это могло произойти. Нельзя просто валить все на Дженни. Помнишь, Купер же был уверен, что она не сама нанесла себе раны?

— Знаю. Я с ней поговорю. — Мысль о том, что придется иметь дело с миром за пределами комнаты, ударила словно палка по коленям. Я тяжело сел за стол. Стоять я уже не мог.

«Я с ней поговорю». Не «мы». Ричи все понял; он открыл рот, потом снова закрыл, пытаясь придумать правильный вопрос.

— Почему ты не сказал мне? — В моем голосе прозвучала нота боли, но мне уже было плевать.

Ричи отвел взгляд и, встав на колени, принялся собирать бумаги с пола.

— Потому что я знал, что́ ты захочешь сделать, — ответил он.

— Что именно? Арестовать Дженни? Не предъявлять Конору обвинения в трех убийствах, которых он не совершал? Что, Ричи? Что, мать твою, тут такого ужасного, что ты просто не мог этого допустить?

— Не ужасного… Арестовать ее… Не знаю, по-моему, это было бы неправильно.

— Это же наша работа. Мы арестовываем убийц. Если у тебя с этим проблемы, значит, ты выбрал не ту профессию.

Ричи снова встал.

— Вот поэтому я тебе и не говорил. Знал, что ты так скажешь. Знал. У тебя все черное и белое, никаких вопросов; просто действуй по инструкции и иди домой. Мне нужно было все обдумать; я знал, что, как только тебе скажу, будет уже поздно.