Страница 70 из 79
В моем же случае, похоже, что я исполнил нескромное отцовское желание:
- Не можешь стать Феллини, стань хоть Де Сикой.
Так и получилось, хотя истинной моей целью было просто не стыдиться того, что делаю. И не более того. Судя по всему, для успеха фильма это оказалось определяющим. И в кино, и в жизни мною владело унаследованное сенкино упрямство, выражавшееся в необходимости помешать соседям воровать лампочки в лифте на улице Кати Говорушич 9А. Будто я принимал участие в борьбе из прошлого, когда мама упражнялась в искусстве оклеивания лампочек шипами.
В журнале «Тайм» появилось мое фото, но в заметке критика Ричарда Корлиса писалось не о победе фильма «Андегрунд». Реакция журналиста «Тайм» была похожа на ту, которую произвел фильм «Вспоминаешь ли Долли Белл?», четырнадцатью годами ранее в Венеции. В сентябре тысяча девятьсот восемьдесят первого года, в фестивальных новостях, в том же журнале было написано:
- Победил фильм, пришедший Ниоткуда и снятый Никем...
И точно так же, о самом фильме ничего сказано не было. Такая колониальная шуточка, довольно беззлобная. Только вот колониальная. Это был язык западной «cool»-культуры. Но с течением времени все изменилось и на этот раз в Каннах победил фильм, снятый уже Кем-то. Это чувствовалось по реакции критиков, хотя нашлись среди них и такие, кто этот факт отрицал. К ним относился и я, и сам иногда (к счастью, не так часто) сомневавшийся, что за это время стал Кем-то.
После победы «Андерграунда» о самом фильме газетчикам писать было недосуг, потому что куда интересней была массовая драка на пляже перед отелем «Мартинез». Теперь, значит, этот режиссер празднует победу, участвуя в массовой драке?! Все подчеркивали мой «дикарский характер». Есть такая старая индейская мудрость, когда дерешься кулаком и тупыми предметами, тогда в порядке вещей назвать тебя дикарем и варваром. А когда сбрасываешь тонны бомб, включая атомную, то тут ты, конечно, преподаешь урок цивилизации. Я же тем вечером в 1995-м году преподал урок Диониса. Свой особый норов «Андерграунд» перенес с экрана и из актового зала, где ему была присуждена «Золотая Пальма», на песчаный пляж «Мартинеза».
В «Гранд-пале» блистал мой греческий коллега Тео Ангелопулос. Уверен он был в том, что тем вечером именно ему достанется главный приз фестиваля. И теперь очень по этому поводу переживал. Видел я, как торжественно идет он в луче софитов по красному ковру. Взявшись за руки, он, его актеры и члены съемочной группы торжественно шли к «Золотой Пальме». И непросто было Тео Ангелопулосу смириться с тем, что он получил только Гран-При:
- Я готовил речь к «Золотой Пальме», а не к специальному призу, так что мне нечего вам сказать... - сообщил на церемонии греческий режиссер.
За два дня до того этот мизантроп спрашивал в «Херальд Трибьюн»:
- За что тут, в Каннах, все так любят этого Кустурицу? В его фильмах люди только едят, пьют да пляшут, что это за кинематография? Где тут мысль, рефлексия?
Грек пытался делать фильмы в стиле «cool» и гордился тем, что рожден в Хайдельберге, а не пригородах Афин. Он и кино-то снимал чтобы высказать свою любовь к немецкой классической философии, а не из потребности, чтобы род человеческий ощутил теплоту его творений. Будто не зная, что в Голливуде уже давно доказано, что фильм это больше чем жизнь. Во время торжественной церемонии Дуня Кустурица неожиданно повзрослела. После пресс-конференции, перед фотографированием, она мне тихонечко шепнула:
- Смотри, Эмир, вон тот! - и показала на Ангелопулоса. - Он, при случае, у тебя «Пальму» украдет! Видела я, как он на нее смотрит, пока она стояла на столе.
Твердо держал я в руках золотую штуковину и, подзуженный предупреждением дочери, обнял греческого режиссера и отвел его в сторону. Он удивился, а я без особых угрызений совести сказал ему:
- Тео, одолжу тебе «Пальму», можешь пройтись с ней кружок-другой вокруг «Гранд-пале», но потом сразу отдавай мою игрушку!
Он смотрел на меня взглядом, полным нескрываемой ненависти и сожаления, что не может врезать мне по носу. Что, после всего, в общем-то, можно было понять.
Во всех участниках дионисийского пира прослеживались черты персонажей фильма «Андерграунд». Все, что Ангелопулос ненавидел, надеясь победить в Каннах.
Издали бросалась в глаза Кароль Буке, в своем красном в складку платье, будто явившаяся на пляж «Мартинеза» из прошлого, с какого-нибудь королевского приема. Куда бы ни посмотрел гость приема сына отца Диониса, везде видел он лицо Кароль Буке. То самое невинное, взывающее к мужской защите лицо, благодаря которому и получила Кароль главную роль в фильме Бунюэля «Этот смутный объект желания». Сначала она бродила по песчаному пляжу с бокалом шампанского в руке. Позже вечером разметало ее по пляжу восточными ритмами оркестра трубачей «Салиевич». Скоро она напилась и стала еще ближе дионисийскому идеалу: женщина в ночи, одержимая танцем и алкоголем, не знающая удержу в экспериментах страсти. Сопровождал ее Пьер Эдельман, тот самый костюмер, красавчик и посланник богача, привезший в Нью-Йорк весть, что на съемки «Андерграунда» есть деньги. И этот Эдельман стал одним из триумфаторов вечера. Но задача перед ним стояла непростая. Как наслаждаться победой и удержать красавицу, чья эротичность никогда ранее не казалась вульгарной и броской. Скорей ранимая натура и боль несыгранных ролей заставили ее сегодня напиться до беспамятства, чем эротичность, едва в ней проявленная. Танцевал Пьер непринужденно, пока этот танец был обычным вихлянием. Но и позже, когда Кароль легла на песок, он старательно повторил ее движения и лег рядом, ухмыляясь.
Эти декадентские пляски продолжались до бесконечности, пока на сцене действия, определенно напоминающем фильм «Ночь» Микеланджело Антониони, не появился один, неизбежный в таких обстоятельствах, тип. Тупая и агрессивная деревенщина с гор, он заметил:
- Эээ, братан, чего ждешь, жарь телку! Знаю я таких, с этими курвами надо сразу к делу, вот что... - сказал Печа Ди Бой, некогда популярная звезда рок-н-ролла Югославии. Непонятно как удалось ему пробраться на пир сына отца Диониса. Не знаю, заметила ли Кароль появление этого омерзительного типа, но я всегда презирал невежественность динарцев[50], сломя голову бегающих за женщинами, напоминающими им собственных матерей. Ворочающаяся в песке Кароль все больше оправдывала свое решение стать рекламной моделью в парфюмерной индустрии. Вершины своей карьеры она достигла не сыграв свою первую роль в бунюэлевском фильме, ставшую ее высшим художественным достижением, но когда ее лицо появилось на духах «Шанель № 5». Случилось это во времена, когда слава актера или актрисы создавались уже не их великими ролями. Ален Делон играл в сотнях бездарных фильмов, а ведь он же сыграл Рокко в фильме «Рокко и его братья» Висконти. Теперь эти времена остались в далеком прошлом. Из-за того, что ни одну из великих ролей ей больше не довелось сыграть, это ее целомудренное лицо осталось каким-то нетронутым. Красивое, но пресыщенное, и, конечно, манящее. Печа Ди Бой понимал свободу по другому, чем она, и ему хотелось, чтобы это он валялся на песке с пьяной женщиной. Когда он уже в который раз ущипнул ее, Кароль наконец увидела Печу и испугалась его лица. Тогда красавчик Пьер взял бокал шампанского и выплеснул Пече в лицо. Обрызгал он этим шампанским и окружающих, и тогда телохранители Джонни встали на защиту дорогой гостьи Кароль. Драка началась, когда Стрибор и Джордже решили, что любой человек из наших, даже этот отвратительный Печа Ди Бой, должны быть этим вечером под нашей защитой. Не приняв во внимание то, что телохранители Джонни просто хотели по-джентльменски защитить Кароль Буке от Печи Ди Боя. После изрядных оплеух, сцена пляжа из торжественного праздника превратилась в какой-то каламбур. Тут мне сразу вспомнилась картина чешского художника Йозефа Лады, поэтично изображавшего кабацкие драки: в воздух летели столы, стулья, бутылки. Можно ли было без этого обойтись? Конечно, можно, но случилось то, что случилось. Так же, как случилась и война. С той разницей, что здесь никто не получал доходов от военной экономики. Еще бессмысленней спрашивать, обязательно ли было Стрибору и свояку Джордже прыгать на людей, которые собрались по-джентльменски защитить Кароль Буке, которую никто из нас и пальцем не тронул. И более того, были мы с ней старые знакомые, и если б кто другой на нее не так посмотрел, то наверняка Стрибор и свояк Джордже защищали бы ее как родную сестру.