Укол мафии

Хансен направился к столу, и Римо шагнул в сторону, чтобы мэр мог занять свое кресло.

– Так где же он? – настаивал Римо.

– Где конец? Этот вопрос мы постоянно слышим на улицах города. Для меня это мучительный крик о помощи тех, на чью силу и энергию уповает город в надежде возродиться, – сказал Хансен. – Не приходится сомневаться…

Пока он говорил, Римо смотрел на тупое, невыразительное лицо и понимал, что мэр Крэг Хансен столь же не способен спланировать операцию с героином, как и быть дворником. Он пристально вгляделся в его лицо: пропорциональные, вроде бы правильные черты, но без всякого содержания, словно без костей.

И Римо вспомнил другие лица. Жену Хансена, прекрасные римские черты ее лица. Верильо, который до того, как снес себе верхнюю часть черепа, был обладателем сильного, выразительного лица. Подумал о Синтии Хансен и внезапно понял, откуда у нее это выразительное лицо и почему так безутешно рыдала миссис Хансен, и почему Верильо так внезапно решился покончить самоубийством.

Мэр Хансен повернулся к окну и, глядя сквозь грязное, пыльное стекло на город – его город, продолжал бубнить, что «без социальных сил подлинный прогресс немыслим, учитывая также, что система налогов…» Он все бубнил, когда Римо выскользнул из кабинета и тихонько прикрыл за собой дверь.

Римо прошел мимо вздрогнувшей от неожиданности секретарши к дверям кабинета Синтии. Молча вошел и запер за собой дверь.

Синтия сидела за столом, опустив голову на руки. Ее тело сотрясали рыдания.

Она была в черном платье, эффектно подчеркивающем ее фигуру. Римо остановился и стал наблюдать за ней. Наконец, она почувствовала, что в комнате кто-то есть. Подняла голову и увидела его. Шок стер горе с ее лица

– Это ты… – сказала она.

– Я. Твои громилы не сработали.

У Синтии, оплакивающей Римо не меньше, чем Верильо, потрясение сменилось гневом, а горе – ненавистью. Она зарычала:

– Ублюдок!

Синтия выпрямилась и потянулась к верхнему правому ящику письменного стола. Римо понял, что там пистолет. Но он забыл обо всем, он видел только ее грудь и длинную талию. И вот он уже бросился на нее, развернул в сторону от открытого ящика. Навалился, задрал платье до бедер…

– Разок на дорогу, крошка, – сказал он.

Она шипела:

– Ненавижу тебя, ненавижу, скотина!

Римо усердствовал, запрокинув ее на стол. Мало-помалу его прикосновения и близость подействовали, и ее ярость снова перешла в слезы. Она пробормотала:

– Ну как ты мог? Он же мой отец!

– Я не знал, – сказал Римо.

– Ты, надеюсь, не подумал, что этот урод – там, в соседнем кабинете – мой отец? – спросила Синтия.

Ответа, судя по всему, не требовалось, и Римо продолжал свои игры с Синтией Хансен, дочерью дона Доминика Верильо.

Вилли-Сантехника замучили приступы кашля. Он прислонился передохнуть к дверце своего голубого «Эльдорадо», выжидая, пока в глазах прояснится и дыхание успокоится. Потом закрыл дверцу, стараясь не хлопнуть слишком сильно, и обошел машину, чтобы открыть дверцу для миссис Хансен.

Даже теперь, когда он узнал, что она долгие годы была любовницей Верильо, он полагал, что слезы ни к чему. Ну да что поделаешь. Пусть поупражняется, думал он мрачно. Скоро опять придется поплакать, когда дочурку потеряет.

Он помог миссис Хансен подняться по ступеням ее дома и препоручил ее заботам горничной. Потом вернулся к машине и, не торопясь, покатил в мэрию

Вчера Вилли повысили в чине, это было третьим потрясением за день. Первое – Гассо. Потом – Верильо. Потом – Синтия Хансен огорошила его: оказывается, это она самолично контролирует операцию с героином и производит его в свои помощники.

Он всегда подозревал, что у Верильо есть хозяин и, скорее всего, это кто-нибудь из мэрии, но он всегда считал, что это мэр, а выяснилось, что это его дочь. Размышляя теперь над этой историей, ее рыданиями и ее искренним горем, он понимал, что причина не только в том, что она была в одной упряжке с Верильо и единоличным руководителем операции с героином. Там еще кое-что крылось.

С башкой у нее все в порядке, этот факт нельзя не признать. Она все сделала правильно. Велела связаться с Атлантик-сити и сообщить, что договоренность остается в силе. Велела передать полицейским, занимающимся наркотиками, приказ прикончить Римо Барри. Ее поразил рассказ о чудной машинке, которая проверяет моркови, свеклу и мак. Она даже поцеловала его в щеку.

Не важно. Не имеет значения. Она не с Сицилии, к тому же баба. Она будет боссом Вилли Сантехника, пока не выведет его на героин, а потом составит компанию своему приятелю мистеру Верильо в холодной-прехолодной могиле. В городе Вилли есть место только для одного босса, и им будет он, Вилли.

Но пока что надо вести себя с умом, говорил себе Вилли-Сантехник, паркуя «эльдорадо» на стоянке позади мэрии на пятачке, предназначенном для сотрудников.

Поднимаясь на лифте, он приготовил почтительно-приятное приветствие, с которым он войдет, и уже готов был произнести его, поворачивая в замке ключ от кабинета Синтии – символ его нового положения. Да так и не произнес, потому что увидел ее – лежит на столе, платье задрано выше задницы, а ее обрабатывает эта скотина, Римо Барри. А ведь Вилли-то считал, что с ним разобрались прошлой ночью «свои» фараоны.

Вилли не верил в пользу дробовика, когда нужна гаубица. И он не понимал всех этих удовольствий, к которым стремились Гассо, Верильо и, наверное, полицейские из отряда по борьбе с наркотиками. Более того, ему было на это абсолютно наплевать. Поэтому он сунул руку в карман и вытащил пистолет. Но тут человек, известный под именем Римо, повернулся и взглянул в глаза Вилли-Сантехнику. Глаза Римо были холодные и мертвые, точно коричневый лед. Теперь Вилли знал, что испытывали Гассо и Верильо перед смертью.

Римо двинулся с места. Палец Вилли застыл на курке. Римо был уже рядом и нанес плавающий удар, который, попади он в цель, рассек бы Вилли пополам.

Сам того не желая, Вилли-Сантехник открыл один из великих секретов восточных единоборств: самый быстрый способ уйти от удара – упасть. Вилли и упал, рухнул на пол в глубоком обмороке. И удар Римо, не попав в цель, которая должна была поглотить всю его энергию, обратился на руку самого Римо. Мускулы Римо не выдержали силы удара, плечо вышло из сустава. Внезапная боль нокаутировала его, и он без сознания рухнул на пол рядом со скрюченным телом Вилли, который даже в обмороке сотрясался от кашля и ужаса.

Глава девятнадцатая

Римо дрожал.

Почувствовав холод, он усилием воли заставил кровь быстрее бежать по жилам, разнося по телу тепло, и, только согревшись, понял, что у него вывихнуто плечо.

Он медленно открыл глаза. Он лежал на каменном полу какой-то фабрики или склада, и холод не был плодом его воображения. По полу медленно плыли белые клубы холодного воздуха, а когда он заставил себя сесть, то понял, что левая рука не действует.

Чиун сделал его суперменом, но не сумел изменить анатомию. Плечевые суставы не были приспособлены к силе удара, которая обрушилась на руку Римо, когда он промахнулся. Точно так же не выдерживают нагрузки колени игроков в американский футбол – гигантов весом в двести восемьдесят фунтов, способных пробежать в своих доспехах стометровку за девять с половиной секунд. Через двадцать поколений в результате эволюции, возможно, переменится и это. Но пока!

Было холодно. Перед ним, прислонясь к грузовику с прицепом, стояла Синтия Хансен и тоже дрожала. Римо пригляделся. На грузовике была надпись «Транспорт Челси». Машин было четыре, они аккуратно выстроились в ряд, и Римо понял, что нашел-таки четыре грузовика «Океанского транспорта» с героином.

Но было нечто куда более важное, чем четыре грузовика и холод, – пистолет в руке Синтии Хансен, нацеленный ему в голову.

Римо с трудом поднялся на ноги, раскачиваясь взад и вперед. С рукой действительно плохо, это ясно. Он не чувствовал ни руки, ни мышц, только тупая боль где-то возле левого плеча.