Колдунья-индиго

— Что делать? Никак не могу связаться с шефом! — растерянно мельтешил за его спиной Артемов.

— Ясно что! Вызывайте полицию! Теперь силами службы безопасности не обойдешься, и не топчись здесь! Приедет опергруппа и все осмотрит, как положено. 

Глава 6

Артемов наконец дозвонился до начальника службы безопасности и получил «добро» на вызов полиции. А Глеб, отойдя в сторонку, связался с Медведевым, доложил о трагическом происшествии и спросил, как ему себя вести в сложившихся условиях.

Медведев несколько секунд молча переваривал новость, затем сказал, что выразит соболезнование Никандрову лично, а Панову дал полезные ЦУ:

— Тебя для чего наняли? Усовершенствовать систему охранной сигнализации и искать сообщников похитителей хозяйского сына в никандровском окружении. Вот и занимайся своим делом. И помоги в расследовании убийства Никиты. Если тебя об этом попросят.

Потом приехали оперативники из местного ОВД и работники районной прокуратуры. Панова опросили как свидетеля, но о его совместной работе с оперативниками и прокурорскими не было и речи. Напротив, местные пинкертоны смотрели на Глеба чуть ли не с большим подозрением, чем на всех прочих. А познакомившись с сотрудниками оперативно-следственной бригады поближе, Панов сделал вывод, что с опытными кадрами в области такая же напряженка, как и в столице.

Возглавлял бригаду молодой, чтобы не сказать юный, следователь областной прокуратуры Духанский. Недостаток следственного опыта он стремился компенсировать дотошностью, а мизерный стаж работы в прокуратуре — подозрительностью. Панов попытался было предложить Духанскому свою помощь в расследовании преступления, но ответом на эту любезность стал лишь пронзительный взгляд исподлобья, который лучше всяких слов объяснил Глебу, что он сам же является главным подозреваемым в злодейском убийстве. Похоже, Духанский установил связь между приездом Панова в бывшие «Сосенки» и случившимся тут же убийством Никиты. Как ни пытался Глеб доказать упертому следователю, что «после» не всегда означает «поэтому» и что он даже по времени никак не успевал доскакать с той просеки, куда они с Артемовым ошибочно свернули, до озера, чтобы убить Никиту, а затем одновременно с Юлией вернуться к развилке, Духанский лишь подозрительно взирал на него исподлобья и демонстрировал схему, на которой злополучную просеку и озеро напрямик соединяла узкая тропинка, до которой Панов то ли не доехал, то ли второпях и по незнанию местности не заметил. Этот последний довод Духанский., по-видимому, считал самым уязвимым местом в пановских оправданиях и всячески пытался выяснить, не бывал ли Глеб в этих краях раньше, не проводил ли, проще сказать, предварительную рекогносцировку на местности? В конце концов Панову надоело убеждать упрямца в своей невиновности, он плюнул и заявил, что когда Духанский сам убедится в абсурдности своей версии, он будет к его услугам и окажет посильную помощь в поисках убийцы или убийц. А пока займется тем, для чего Никандров его и нанял, то есть проверкой и модернизацией охранной сигнализации поместья. Так что Духанский остался со своим пронзительным взглядом из-под насупленных бровей беспомощно барахтаться в трясине лопающихся одна за другой, как болотные пузыри, несостоятельных версий, а Панов озаботился проверкой электронных и прочих средств, предназначенных для охраны персон и имущества никандровского семейства, попутно знакомясь с многочисленной прислугой особняка и обширного поместья.

Помимо охранников и их начальника, домработницы Оксаны и горничной Юлии Лидии, с которыми Глебу уже довелось общаться по приезде, с Лидой, правда, только «орально», господ обслуживали еще домоправительница Надежда Тимофеевна, тощая особа лет сорока, крашенная под платиновую блондинку с гнедыми подпалинами у корней волос; горничная госпожи Никандровой Елена, не совсем Прекрасная, но тоже ничего девушка, хотя и на затянувшемся выданье; садовник Вадим Васильевич, худощавый мужчина далеко за сорок, совмещавший свою садовую деятельность с кормлением опекаемых Юлией приблудных псов и чисткой их вольеров; повар-китаец Ван, которого все звали Ваня, и подсобный рабочий на кухне Алишер — гастарбайтер из братской среднеазиатской республики СНГ. Охранники по совместительству служили водителями высоких персон или, наоборот, водители были охранниками. Ко всем этим людям Панов приглядывался и старался сойтись с ними поближе, памятуя о главном своем задании — установить источник утечки информации из особняка Никандровых к похитителям Дэна. Но был человек, точнее, особа, с которой Панова побуждали сблизиться не обязательства контракта, а веление собственного сердца, пораженного сразу двумя божественными лучниками: Амуром, богом романтической любви, и Эротом, божеством плотского вожделения, по-современному — секса, метящего обычно не столько в сердце, сколько в другие, не менее прекрасные, но не столь возвышенные части возлюбленных тел. Какая мифологическая стрела и в каком органе его тела засела глубже, Глеб пока не решил, но чувствовал, как постепенно дозревает до кондиции знаменитого поэта, в порыве страсти восклицавшего: «Хочу упиться роскошным телом! Хочу одежды с тебя сорвать!» Вид Юлиного тела, обнаженного волею случая значительно ниже пупка, оставил неизгладимое впечатление и в его сердце, и во всей телесной субстанции, и если не сорвать грубо оставшиеся в тот раз на девушке одежды, то совлечь их в более подходящей обстановке он был очень даже не прочь.

Однако увидеть самую интересную для него фигурантку Пану никак не удавалось. После пережитого шока Юлия лежала в своей спальне в окружении спешно вызванных светил медицины, рангом не ниже профессора и доктора медицинских наук. Позже, после тщательного обследования пациентки и длительного консилиума, светила разъехались по своим частным клиникам и государственным НИИ, оставив при болящей двух своих коллег: профессора-психолога и доктора медицинских наук — то ли психиатра, то ли невропатолога. Глеб надеялся, что, когда Юлия оправится от нервного потрясения, она благосклонно отнесется к его сердечным воздыханиям. Как-никак он спас ее от смерти, а юные девушки страсть как любят, чтобы прекрасные принцы или, на худой конец, храбрые рыцари их спасали. На принца Глеб, конечно, не тянул, но по-рыцарски спасти красавицу ему подфартило.

«Юлия — натура увлекающаяся, причем чрезмерно и не зная разумных границ», — размышлял Панов. Сегодня она увлечена собачьими санаториями и защитой зверушек. Но если натура идет в разнос, то обычно во все стороны. Возраст у Юлии самый романтичный — девичья пора пришла! А когда «пора пришла, она влюбилась», как верно подметил поэт. Или влюбится завтра. И так же сломя голову, как в собачьи меценаты, ринется в бурный океан роковых страстей. Себя-то не изменишь! Глеб лелеял мечту стать лоцманом ее любовной лодки, взять управление в свои руки и направить легкокрылую ладью прямиком в открытое море любви, благоразумно минуя рифы и мели семейного быта, на которые он напоролся в предыдущем плавании. Заманчивой перспективой необременительной любви соблазнял его сластолюбивый Эрос… Букет алых роз, бокал шипучего шампанского, ночь любовных восторгов, нежный прощальный поцелуй утром и — до свиданья, любимая! До скорых и радостных встреч! И всем хорошо, все счастливы и довольны… Но Амур, бог любви возвышенной, тоже не дремал, а напускал сиреневого тумана и так затуманил пановские мозги, что в его воспаленном воображении стали возникать, наподобие фата-морганы, разные романтические картины. Вот он с молодой супругой и двумя прелестными малютками, кудрявеньким мальчиком и голубоглазой, точь-в-точь как Юлия, девочкой прогуливается по садовой аллее, среди ярких цветов и порхающих бабочек. Горячо любимая и нежно любящая жена берет его под руку, ласково прижимается к плечу, а ее красивую головку покрывает белоснежная фата…

«Чур-чур меня!» — стряхивая с себя сиреневое наваждение, в ужасе мысленно завопил Панов и даже руками замахал, изгоняя из головы жуткую фантасмагорическую картину.