Страница 9 из 16
— Это пройдет, — попыталась успокоить меня бабушка.
— У них — может быть, у меня — не знаю, — покачала головой я.
— Время рассудит, — подытоживает джинн, спикировав на мое плечо.
— Действительно, — кивает она. — Бери книги и пошли вниз.
Пока мы спускались по лестнице, я прощальным взглядом окидывала каждую дверь, каждый темный закоулок, каждую картину, каждый подсвечник, молча прощаясь с родным замком на неопределенный срок. Кстати, а почему неопределенный?
— Бабушка, а, сколько мне предстоит там прожить? — тихо спрашиваю я.
— Если не будешь увиливать от учебы, то полтора цикла, — прямо отвечает она.
Сколько?! Полтора цикла?! С ума сойти!
— Это только для получения степени ученика чародея, — добавляет волшебница, — а если ты захочешь пойти выше и получить магическую степень, то и больше.
— Что за степени? — не упустила случая полюбопытствовать я.
— О, их много, так что давай не будем в это углубляться, — отмахнулась она. — Ты для начала хотя бы звание ученика защити, а там посмотрим.
— Не поняла?! Меня что, считают непроходимой тупицей, не способной даже на такую мелочь, как получение первой ученой степени?!
Я была возмущена до глубины души! Не надейтесь! И не дождетесь! Из кожи вон вылезу, но поступлю к Звездочету и непременно получу Карту жизни!
— Ишь ты, чего захотела! — ухмыляется джинн. — Думаешь, это так же просто, как залезть на Дуб-прародитель? Не выйдет, милая, потому что шевелить мозгами всегда труднее, чем мышцами.
— Посмотрим, — бурчу я.
— Посмотрим, — спокойно отзывается мой хранитель.
Мы выходим во двор, где меня уже поджидает, переминаясь с ноги на ногу, мой верный Ветер. Теперь-то я знаю, каким образом бабушка за одну ночь вылечила его… Пока я обхожу коня со всех сторон, проверяя надежность ремней и креплений, мимоходом шаря по походным сумкам, бабушка привязывает к седлу сверток с книгами, после чего вручает мне еще один конверт.
— Спрячь это подальше и при въезде на постоялый двор показывай письмо управляющему, — наставляет она. — Это право на бесплатный ночлег, ужин и завтрак. На постоялых дворах подолгу не задерживайся. Молодой симпатичной девушке опасно путешествовать одной.
— Но я смогу за себя постоять! — возмущаюсь я.
— Ага, сможешь, если это будет один-два бандита, а если шайка? — резонно замечает бабушка. — Поэтому много денег я тебе тоже не дам, только необходимую сумму. И вот еще что — никаких ночных путешествий!
— Постарайся добираться до ночлега к восходу Двойной луны. И никаких безумных поступков, слышишь?
— Слышу, — бодро отвечаю я: несмотря на удручающее обстоятельство, поджидающее меня в конце пути, две недели самостоятельной вольной жизни и путешествий будоражили душу, пробуждая тихо дремавший доныне дух нездорового авантюризма.
— Ифрит, — обращается она к хранителю, — я очень надеюсь, что ты присмотришь за ней как следует!
— Будет сделано! — докладывает джинн, на всякий случай строго посмотрев на меня.
— Ну, в путь, — бабушка крепко обнимает меня на прощание, — и да благословят тебя светлые звезды…
Что-то вздрагивает и сжимается у меня в груди при мысли о том, что я нескоро увижу ее родное светлое лицо. И только сейчас до меня доходит то, что возврата в прежнюю жизнь уже нет. Больше не будет ночных побегов из окна, теплых встреч с городскими друзьями на концертах и полуночных ярмарках, долгих прогулок по лесу и легкой бесшабашной жизни под крылышком у родителей… Мне придется самой заботиться о себе и самой отвечать за себя. Как нескоро я теперь увижусь со всеми и… с Максом. А вдруг он приедет на каникулы, а меня здесь уже нет?..
— Я обязательно все ему расскажу, — тихо вмешивается в поток моих мыслей бабушка, — Не волнуйся.
— Да, пожалуйся, — прошу я, еще раз обнимая ее и взбираясь в седло, — до встречи.
— До встречи, моя милая, — прощается она, мимолетно смахивая прозрачную слезинку.
Ветер, словно почувствовав свободу, резво устремляется по дороге, указанной бабушкой. Но на холме я останавливаю его, чтобы еще раз взглянуть на старинный, увитый плющом замок, спрятанный в самом сердце леса, и маленькую светлую фигурку, замершую на поляне с поднятой в жесте прощания рукой. Пока, бабуля, обещаюсь не опозорить тебя и вытрясти из Звездочета титул ученика. Так что не переживай!
— Ифрит, ты запомнил дорогу?
— Разумеется, — каким-то чересчур серьезным голосом отвечает он, и тихо добавляет: — Я еще никогда так далеко не уходил от родового поместья… Не думал, что это будет так тяжело…
— Не переживай, — пытаюсь утешить его я. — Ведь я с тобой!
— Вот это меня больше всего и беспокоит, — с сарказмом замечает джинн.
ГЛАВА 3
Беспокойная ночь
— Лекс, не выпендривайся, ешь, — увещевал меня ифрит, пока я с явным отвращением ковыряла вилкой остывшие котлеты.
Я кинула на него мрачный взгляд, попробовала пожевать один маленький кусочек, но тотчас же тихонько выплюнула его, так и не проглотив.
— Фу, какая гадость! — сморщилась я, отодвигая тарелку.
— Чтоб тебя черти съели, избалованная девчонка, — пробормотал раздосадованный хранитель. — Ну что тебя здесь не устраивает, а?
— Мясо, — бурчу я, — я ненавижу мясо!
— Нет, вы только посмотрите на нее! — простонал он. — Мясо она ненавидит, видите ли! Ну а раз нету здесь ничего другого, так что, ты с голоду пухнуть будешь, да?
— Буду! — гордо вздернула подбородок я. — Буду, только убери от меня это ужасное мясо!
— А ну ешь, я сказал! — потеряв последнее терпение, рявкнул джинн, грохнув кулаком по столу так, что вся стоящая на нем посуда с жалобным звоном посыпалась на пол.
Сидящий за соседними столиками народ дружно изменился в лице и вытаращился на меня. Ну да, для них-то посуда вдруг сама по себе подпрыгнула в воздухе… Я сладко улыбнулась уставившимся на меня вытянутым физиономиям и сквозь зубы прошипела притихшему ифриту:
— Угомонись-ка, солнце мое. Разошелся тут. Лучше пойди и поищи что-нибудь путное поесть.
— Что, например? — угрюмо поинтересовался он.
— Все, что найдешь, но только не животного происхождения.
— Слушаюсь, — уныло возвестил хранитель, испарившись, а я, вытянув ноги, принялась с рассеянным видом таращиться куда-то в сторону.
За десять дней пути я уже успела всякого насмотреться, в том числе и на завсегдатаев постоялых дворов подобного типа, которые (в смысле, люди) являли собой некую серую безликую массу, деловито снующую по делам и выклянчивающую у управляющих скидку на ночлег или обед. Хотя и среди них встречались весьма примечательные личности, за которыми я наблюдала с любопытством. Все-таки почти всю свою сознательную жизнь я провела в окрестностях родового поместья, и чужие нравы и обычаи были для меня в диковинку. Например, молча есть. Собьется в кучу, большое семейство и поглощает себе ужин, и даже приятного аппетита друг другу не пожелают. Мы вот за едой всегда что-нибудь обсуждали…
Мои размышления прервал чей-то гневный вопль:
— Где мой рис?!
Я усмехнулась: джинн взялся за дело. Бедняга, я его за эти дни совсем загоняла. Но кто же виноват, что по бабушкиному письму мне выдавали исключительно дежурное блюдо, в которое непременно входило что-нибудь мясное? Мясо я тихонько выкидывала, а хранителя посылала за чем-нибудь другим. Он ворчал, рычал, вопил, но я ничего не могла с собой поделать. С детства ненавижу мясо. Я выросла в лесу, среди зверюшек и птичек, и просто не могла себе представить, как таких чудесных милых созданий можно поедать! Для меня это было сродни людоедству. А самый сильный шок в связи с этим пережила тогда, когда однажды папа взял меня на охоту. Кода я увидела несчастного загнанного олененка, окруженного злобными собаками, у меня случилась сильнейшая истерика и я рыдала до тех пор, пока зверюшку не отпустили в лес, а папа клятвенно не пообещал мне, что не только сам перестанет охотиться, но и другим запретит.