Страница 12 из 49
Трамвай был почти пустой.
Стороженко с Чаком-гимназистом сидели в фигурных, сплетённых из лозы, до блеска отполированных пассажирами и, наверное, очень удобных креслах, а я витал над ними. Свободные места были, и я тоже мог сесть, но это ничего бы не дало. Впервые я пожалел о своей бесплотности. Без тела, я не имел возможности почувствовать наслаждение от сидения в удобном кресле у открытого трамвайного окна. Но я сдержал настойчивое желание стать телесным. Помнил, что это сразу очень осложнит моё пребывание в прошлом, может внезапно прервать его. А события ведь только начинают разворачиваться. И, кто знает, может, сегодняшний день станет решающим в раскрытии тайны.
Возле Владимирского собора Стороженко и Чак сошли с трамвая.
– Отсюда пойдём пешком, подышим свежим воздухом. Такая погода! – сказал Стороженко, пряча глаза от Чака.
«Ну да, погода! – подумал я. – В кошельке у вас, дядя, плохая погода – вот в чём дело! Чтобы дальше ехать, нужно ещё деньги платить».
Я уже понял, что в старом киевском трамвае были так называемые тарифные участки – за каждый участок плати деньги. Не то что сейчас – заплатил за жетон, и катайся в метро хоть целый день.
А погода действительно была замечательная. Золотая киевская осень. Ботанический сад пылал всеми оттенками красок от багряно-красного до оранжевого.
Они пошли по бульвару в сторону Бессарабской площади (кстати, она называлась тогда площадью Богдана Хмельницкого).
Миновали Вторую киевскую гимназию, а потом и Первую.
Справа остался знакомый восьмиколонный красный корпус Киевского университета.
В парке напротив на месте памятника Тарасу Шевченко возвышался памятник императору Николаю I.
Внизу уже виднелось знакомое здание Бессарабского рынка.
Справа, на башенке, украшающей крышу нынешней гостиницы «Украина»[11], горели на солнце на слова: «Паласт-отель».
Спустились на Бессарабку и свернули налево, на Крещатик. И с почти безлюдного Бибиковского бульвара как будто опять попали на базар.
По тротуарам снуют туда-сюда прохожие, на середине улицы дребезжат трамваи, извозчики на пролётках понукают лошадей, кое-где, фыркая синим дымом, чих-чихают допотопные автомобили на мотоциклетных колёсах со спицами.
А вывесок, а объявлений, а афиш! У меня прямо глаза разбежались. И все с ятями, все с вензелями какими-то.
Там, глядишь, Эдуард Брабец утюги и мясорубки предлагает.
Там парикмахерская «Николя и Леонид» приглашает дам и господ заходить, не проходить мимо.
Там кавказский магазин М. Я. Бебеша сообщает, что получены в огромном количестве ковры персидские, текинские и кавказские, портьеры, бурки и… сапоги.
Там торговый дом братьев Романовых рекламирует самозажигающиеся керосинокалильные фонари, лампы и оборудование. Фонари «Искра», лампы «Эка», «Сфинкс» и «Полусфинкс». Видно как днем.
И здесь же на всякий случай «Лангензипен и К°» предлагает огнетушитель, а «Септер и К°» – пожарные трубы, насосы, гидропульты и брандспойты!
Главное депо музыкальных инструментов и нот И. И. Индржишек на все лады расхваливает свои пианолы-пиано, оркестрионы, электрические пианино-автоматы, граммофоны с рупорами и без рупоров.
А уж ресторан-кондитерская Семадени чего только не предлагает! – были бы деньги.
О! Библиотека русских, польских, французских и английских книг Л. Идзиковского, насчитывающая сто тысяч томов, открыла детский отдел с одиннадцатью тысячами томов на пяти языках. «Для господ дачников и тех, кто живёт в провинции, абонемент на льготных условиях»!
«Ага! – догадываюсь я. – Значит, в библиотеке тоже не почитаешь без денег».
А вот первый в России театр-биограф «Экспресс» рекламирует «Разорванные цепи» (современная драма с участием знаменитой актрисы Розы Флери), а также комедию «Боба утопился» и драму из жизни биржевиков «Дорога по трупам».
А вот и сама торговая биржа.
А вон там почтамт, весь окутанный проводами вверху.
А вот Банк для внешней торговли. (Этот дом и сейчас стоит на Крещатике и является ценным памятником архитектуры, как сказал мне папа. Ведь не случайно архитекторы его забрали для своего проектного управления.)
Дальше театр-аттракцион А. Мянковского анонсирует гастроли знаменитой Бархатной маски (известной в России оперной певицы). Сверх программы – гастроли любимца зрителей известного комика Живого Дурашкина.
О магазинах мануфактуры, колбас, ювелирных изделий, дамских причиндалов разных я уже и не говорю, они были понатыканы на Крещатике на каждом шагу.
Мы повернули на улицу Николаевскую[12], и здесь почти на каждом доме были вывески страховых контор.
«Страховое общество «Волга».
«Страховое общество «Якорь».
«Высочайше утверждённое генеральное страховое общество».
«Русский Ллойд. Страховое общество, основанное в 1870 году».
«Страховое общество «Саламандра» и так далее и тому подобное.
И вот за гостиницей «Континенталь», там, где сейчас кинотеатр «Украина», я увидел наконец цирк, или «Гиппо-Палас», как назвал его известный киевский дрессировщик лошадей П. С. Крутиков, который его и построил («гиппос» – по-гречески лошадь).
Полукругом возвышался фасад с шестью огромными окнами и несколькими дверьми.
Ещё когда, идя по Крещатику, мы проходили улицу Фундуклеевскую, Стороженко вздохнул и, указав на дом, расположенный приблизительно в метрах ста от угла, сказал:
– Тут я начинал свою цирковую жизнь. Акробатом. В цирке Соббота. Теперь здесь театр Бергонье.
Я с интересом взглянул на невзрачный дом и вспомнил, что сейчас на этом месте театр русской драмы имени Леси Украинки.
– Сколько я пережил здесь счастливых минут, – рассказывал Стороженко. – Первые успехи, первые аплодисменты, первое признание публики… И первые цирковые приключения. Помню, у фокусника Маргаретти испортился реквизит: в шкафу, где должна была исчезать ассистентка, задняя стенка отвалилась – и все увидели, как там сидит, согнувшись, бедная девушка… А впрочем, в «Гиппо-Паласе» тоже недавно, недели три назад, случилось происшествие во время гастролей Владимира Дурова, когда он показывал большое цирковое представление «Война гусей, уток, петухов и обезьян со свиньями», в котором участвовали свыше четырёхсот животных. Там был штурм и бомбардировка крепости, взрыв поезда и многое другое. Так вот, во время репетиции в пять часов дня обезьяны сбежали с арены в коридор, по лестнице спустились на первый этаж, где был кондитерский отдел Ферахзаде. Приказчик, испугавшись, убежал, а обезьяны начали такое вытворять в кондитерской, что трудно передать: разбросали все пирожные, печенье, а потом принялись бить бутылки с лимонадом. Дуров еле-еле их утихомирил.
Всё это Стороженко весело рассказывал Чаку по дороге, а теперь, подойдя к «Гиппо-Паласу», вдруг помрачнел, растерялся, стал нерешительно топтаться на месте.
Мне показалось, что он почему-то не осмеливается зайти в цирк, почему-то колеблется.
– О! – вдруг сказал он, как будто ему неожиданно пришла в голову гениальная идея. – Вы знаете, друг мой дорогой, мы с вами сейчас зайдём ещё к одному мастеру. Потрясающему мастеру. На минуту. Если уже показывать номер, то надо, чтобы было эффектно. Правда?
– Правда, – охотно согласился Чак. Он понимал волнение бывшего клоуна и сочувствовал ему.
– Это совсем близко. На Анненковской[13], внизу. Пройдём немного по Меринговской, и всё, – Стороженко как будто оправдывался перед Чаком.
Они свернули на улицу напротив цирка.
Я её сразу узнал. Это же улица Марии Заньковецкой! Почти все дома те же, которые были и тогда. Кроме одного, разве что, в глубине, напротив улочки, которая ведёт к бывшему театру Соловцова (теперь – театр имени Ивана Франко).
Именно на этот дом и указал Стороженко Чаку, когда они проходили его.
11
Сейчас гостиница «Премьер Палас».
12
Сейчас улица Архитектора Городецкого.
13
Сейчас улица Лютеранская.