Страница 46 из 101
Недавние страхи Сталина перед возможным упреждающим ударом фюрера сменились еще большим страхом – перед надвигавшимся концом его империи. В этой ситуации он, конечно же, не мог не вспомнить 1918 год, когда в таком же катастрофическом положении оказалась молодая Советская республика. И тогда немецкие войска могли вот‑вот захватить всю европейскую часть России, включая Москву и Петроград. Тогда наш Западный фронт, державшийся четыре года первой мировой войны, был развален изнутри, в стране царил хаос, большевики едва удерживали только центральные районы. В этих условиях Ленин пошел на позорнейший Брестский мир с немцами, по которому новая Россия была поставлена на колени и просто‑напросто ограблена, но Ленин сохранил власть над тем, что осталось от великой когда‑то Российской державы. Брестский мир был настолько унизительным и тяжким, что даже ближайшие сподвижники Ленина взбунтовались против его подписания, но их сопротивление удалось сломить. От губительных последствий этого мира нас спасла разразившаяся в Германии революция. К мировой революции она не привела, хотя наши большевики тогда очень на это рассчитывали, но помогла Ленину выжить.
Летом 1941 года Сталин не увидел для себя иного выхода, как пойти с немцами на свой «брестский мир». Он хотел предложить его Гитлеру примерно на тех же условиях, на которые пошел Ленин в 1918 году. В этом направлении были предприняты конкретные шаги, через зарубежных посредников Гитлеру дали понять, что Сталин готов на такое замирение. Но фюрер был непреклонен, фантастические успехи первых месяцев войны не могли не вскружить ему голову, и он не пошел на переговоры со Сталиным. Как и Сталин, он считал себя непобедимым и, главное, непогрешимым. Это их общее свойство определяло всю их жизнь и деятельность. Многие их поступки и высказывания в ходе войны, как, разумеется, и до нее, сделаны словно под копирку. Так, Гитлер заявил: «Кто угодно может выполнить небольшую работу по руководству операциями на войне. Задача главнокомандующего – воспитать армию в национал‑социалистическом духе. Я не знаю ни одного армейского генерала, который может делать это так, как я хочу. Поэтому я решил взять на себя командование армией». Если в этой цитате заменить «национал‑социалистический дух» на «коммунистический», то ее вполне можно приписать и Сталину.
При таком самомнении Гитлера и Сталина их руководство военными действиями дорого обошлось как Германии, так и Советскому Союзу. Маршал Василевский пишет в своих мемуарах: «Действия Сталина страдали просчетами, порой весьма серьезными. Он был неоправданно самоуверен, упрям и не желал никого слушать. Он переоценил свои знания и способность руководить непосредственно ведением войны. Он очень мало полагался на Генеральный штаб, мало использовал умение и опыт его сотрудников. Часто без всякой причины он мог произвести поспешные замены в высшем военном руководстве». Примерно в таких же словах оценивали немецкие генералы Гитлера. Надо признать, что у обоих диктаторов были способные полководцы, но они недостаточно ценили их, мешали зачастую им проявить себя, поскольку видели в них соперников своей славы. Наш генералиссимус, например, в конце своей жизни больше всего гордился созданным им самим мифом о «Сталине – величайшем полководце всех времен и народов».
Если в ходе войны Сталин чему‑то и обучился, то он обязан этим нескольким военачальникам из своего ближайшего окружения. Примечательно, что ни один из них не приобрел широкой известности (как скажем, Жуков или Рокоссовский) и всенародного признания, поскольку это нисколько не устраивало самого Сталина, наводило бы тень на мифические заслуги «величайшего полководца». Имена немецких генералов, выполнявших при фюрере ту же роль учителей и наставников, широко известны благодаря богатой исторической литературе, издаваемой на Западе о второй мировой войне. У нас же и через полвека после нее таких источников мало, поэтому несколько слов на эту тему.
Самым главным наставником Сталина в военных делах был маршал Б. Шапошников, бывший царский полковник, большой знаток военного искусства, которого Сталин постоянно держал при себе. Именно этот маршал был генератором многих идей, которые потом воплощались в жизнь как планы Сталина. Маршал Жуков вспоминает, как Сталин относился к Шапошникову: «Он называл его только по имени и отчеству и в разговоре с ним никогда не повышал голоса, даже если не был согласен с его докладом. Шапошников был единственным человеком, которому Сталин разрешал курить в своем рабочем кабинете».
Также постоянно находился при Сталине и генерал А. Антонов. Как и Шапошников, он был человеком высокой культуры, выдающимся штабным работником. Даже при таком непростом, капризном и своенравном человеке, как Сталин, ему удалось наладить четкую службу высшего руководства нашей огромной армии (за всю военную историю человечества таких армий еще не было!). Несомненно, Антонов, также как и Шапошников, сыграл решающую роль в нашей победе. Не случайно его судьба схожа с судьбой Шапошникова: оба были по‑настоящему оценены только в своем узком профессиональном кругу. К концу войны Шапошников был уже старым и болезненным человеком и тихо отошел в тень, когда главное дело было уже сделано – наши войска бесповоротно шли на Запад. То же самое произошло и с Антоновым. Показательно, что он даже не стал маршалом (при их изобилии у нас в конце войны), остался генералом армии. Правда, он оказался единственным из всех генералов армии, кого Сталин наградил орденом Победы. Нет, Сталин ни с кем не хотел делиться славой! Даже с теми, кто того действительно заслуживал. Слава Богу, что он их вообще не уничтожил. Выше уже упоминалось о судьбе философа Яна Стэна, который долго обучал Сталина этой науке и имел представление о необразованности вождя, за что и был расстрелян.
Выше всех советских военачальников при Сталине поднялся маршал Жуков. Сталин заметил его еще в 1939 году во время боев с японцами на Халхин‑Голе в Монголии. Там японцы были разбиты нашими войсками под руководством Жукова. Тогда он привлек внимание вождя беспощадностью и жестокостью не только к врагу, но и к своим подчиненным. С жертвами он никогда не считался, что не раз подтверждалось в ходе Великой Отечественной войны. После Монголии Сталин вызвал его в Москву и приблизил к себе, назначив начальником Генерального штаба. Жуков был типичным для того времени боевым командиром. В отличие от таких профессионалов, какими были Шапошников и Антонов, он не имел никакого отношения ни к военной науке, ни к штабной работе и на своем новом посту наломал немало дров. За плечами у него были… курсы кавалерийских унтер‑офицеров еще при царском режиме. Многие специалисты считают, что именно Жуков (вместе со Сталиным, разумеется) повинен в нашей военной катастрофе в начале войны, поскольку лично отвечал тогда за мозг армии – ее Генеральный штаб. Похоже, Сталин понял его непригодность к штабной работе и затем использовал на фронте. Поскольку настоящая история Великой Отечественной войны у нас еще не создана, то и подлинная роль Жукова в ней тоже еще не обрисована. Это не входит в нашу задачу ни в малейшей степени, но все же можно вспомнить только два факта из его биографии, которые к тому же говорят и о его непосредственном начальнике – Сталине.
В 1945 году при взятии Берлина Жуков погнал пехоту через минные поля, поскольку Сталин очень спешил первым войти в германскую столицу. Похоже, что сам Жуков считал этот факт абсолютно нормальным, одним из многих таких же в жестокой войне, и даже похвастался той атакой перед американским командующим генералом Д. Эйзенхауэром, который, понятное дело, был поражен таким откровением и впоследствии написал: «Мне даже трудно себе представить, что могло бы произойти в нашей армии с генералом, если бы ему пришло в голову отдать подобный приказ». Эйзенхауэра понять можно. Но Жуков его изумления не понял бы! В сентябре 1954 года (то есть после смерти Сталина) Жуков приказал нашей пехоте идти не через минные поля, а через эпицентр атомного взрыва на Тоцком полигоне под Оренбургом. В таких случаях принято говорить, что комментарии излишни…