Страница 20 из 101
Врачи признали ее вменяемой и тем самым подписали ей страшный приговор. Следствие и судебный процесс над Матреной показали всю абсурдность обвинения ее в контрреволюционной деятельности. Вот еще выдержка из дела, из ее диалога с прокурором Шадриным:
«– Скажите обв. Чучалина кто на вас имеет серца издопрошенных по вашему делу свидетелей назовите ихние фамилии?
– Издопрошенных свидетелей както Иванову Пономареву Монахову Мельникову и Сарину эти свидетели на меня злые ни когда не были, но этих свидетелей подговорила чтобы они показали на меня что занимаюсь к‑р агитацией Чучалина Мария Афанасьевна.
– Откудова вам известно, что ваша сношейница Чучалина М. А. выше перечисленных свидетелей подговорила, чтобы они ложно показали на вас, что вы вели к‑р агитацию?
– Это мне известно из того, когда меня следователь у нас в колхозе допросил я пошла домой и спросила Чучалину Марию, что? наверно утопили меня, то Чучалина мне ответила да мы оговорили и показали одно».
Думаю, что по большому счету это дело пострашнее документов о процессах, скажем, над Бухариным, Зиновьевым и другими лидерами. Не Матрену судили, а всю Россию распинали на сталинском кресте! Корреспонденты «Огонька» нашли в архиве рядом с ее делом множество аналогичных: на откатчицу Ульяну Ерохину, кузнеца Митрофана Артамонова, молотобойца Даниила Полушкина… Артамонов, например, получил десять лет лагерей без конфискации имущества «за неимением такового» и поражение в правах на пять лет. За что же? За то, что сказал во время перекура (цитата из дела дается с сохранением написания и стиля оригинала): «Сталин без головы зря называют мудрым и возьмите пример из него доклада что вы найдете мудрава вот Рыков был человек действительно мутрым…» Матрена Чучалина Сталина не оскорбляла и получила «всего» шесть лет лагерей (сущий пустяк по тем временам!) и поражение в правах на пять лет.
Судьбы миллионов таких же страдальцев, как Матрена Чучалина, жертв сталинской диктатуры сведены, словно сфокусированы, в известном теперь на весь мир так называемом Смоленском архиве. Во время Великой Отечественной войны немцы захватили и вывезли партийный архив Смоленской области, потом он попал в руки к американцам. В нем, как в зеркале, отражена многострадальная история нашей страны после Октября 1917 года. Тысячи и тысячи документов – от доносов малограмотных деревенских стукачей до переписки местных партийных князьков с политбюро и самим Сталиным. Американские ученые за двести лет своей демократии узнали цену историческим документам, архивам, научились с ними работать (в отличие от нас, поскольку до сих пор у нас за словом «архив» прежде всего следует слово «запрет»). На основании Смоленского архива создано много ценнейших научных трудов. Чем дальше уходит время, отраженное в нем, тем громче взывают к нам его страшные документы. Вот, например, что рассказывают они об одном из районов области – Усмынском. По ним мы видим, как начался после Октябрьской революции произвол местных партийных прощелыг, как уничтожали трудовое крестьянство. И самое главное – как центр железной рукой направлял эту преступную политику. Когда знакомишься со Смоленским архивом, то поражаешься малочисленности деревенских негодяев, которые по воле Сталина задавили крестьянство. В Усмынском районе было 69 коммунистов, по одному на три деревни! Все они не имели никакого отношения к сельскому труду – милиционеры, продавцы, кладовщики, конторщики, фининспекторы, сторожа… Все что угодно, лишь бы не работать в поле, но командовать. Жестокость невиданная (объясняется «классовой борьбой»), разврат, пьянство и невежество руководящей верхушки, чудовищный симбиоз беспрекословного раба перед центром и всесильного хозяина в своей деревне – обо всем этом просто кричат архивные документы. Мы публиковали их в «Огоньке» и так характеризовали их партийных «героев»: «Их учили не щадить ни отца с матерью, ни друзей, ни соседей, доносить о настроениях, слухах (волна доносов показала, как умело они пользовались этим оружием), отнимать в интересах класса имущество, а если надо, и жизнь. Конечно, то были обыкновенные малограмотные парни, с трудом владевшие политической терминологией, развращенные властью, которая давала им возможность попить, покуражиться, погулять. По‑настоящему научились они одному – готовности выполнять любые указания».
Смоленский архив показывает, в какое общество уходил своими корнями сталинский ГУЛАГ. А. Солженицын поведал о нем с такой болью и силой, что о нем узнал весь мир. Потом вышло много книг на ту же тему, они дополняли и подтверждали правду Солженицына. Но вот появилась проза С. Довлатова, она выходит из ряда всех тех произведений, авторы которых, будучи жертвами, описывали ГУЛАГ изнутри. Довлатов, служивший в лагере охранником, рассказал, как все это выглядит с другой стороны колючей проволоки и как лагерь влияет на тюремщиков и на ту часть страны, которая официально считается волей. Довлатов писал: «Лагерь представляет собой довольно точную модель государства. Причем именно советского государства… Советская власть уже давно не является формой правления, которую можно изменить. Советская власть есть образ жизни нашего государства… Я перехожу к основному. К тому, что выражает сущность лагерной жизни… К чертам подозрительного сходства между охранниками и заключенными. А если говорить шире – между „лагерем“ и „волей“. Это главное в лагерной жизни».
Довлатов подчеркивал, что он в своей прозе «решил пренебречь самыми дикими и чудовищными эпизодами лагерной жизни». После этого признания он подходит к своему главному выводу: «Я не сулил читателям эффектных зрелищ. Мне хотелось подвести их к зеркалу». Но мы до сих отказываемся взглянуть на себя в зеркало. В этом наша беда и трагедия.
От Бреста до Магадана, от Норильска до Казахстана раскинулась чудовищная империя насилия – ГУЛАГ. За 70 лет массового террора репрессиям подверглись десятки миллионов советских граждан, а другие миллионы соотечественников арестовывали их, допрашивали, пытали, судили, охраняли, расстреливали… И у жертв, и у палачей были семьи, родные и близкие люди, то есть судьбы и деяния всех без исключения были переплетены друг с другом одной бедой, не делающей различия между людьми.
Сотрудники КГБ, отвечавшие за поддержание в стране постоянной атмосферы террора и страха, оценивались начальством еще и по тому, сколько за каждым из них числилось сексотов, то есть сколько было ими завербовано так называемых секретных сотрудников. Они имелись в обязательном порядке на каждом предприятии, в каждом учреждении, учебном заведении, воинской части и т. п. Сотрудники КГБ вербовали сексотов с помощью угроз, запугивания, шантажа, а то и обещали оказывать помощь в случае необходимости, иногда даже деньгами снабжали. Сколько же миллионов несчастных смогли они завербовать таким образом, сколько сломали судеб?! Кстати, у Гитлера действовала точно такая же система тотальной слежки и доносительства, об этом тоже немало написано. У нас эта тема до сих пор стыдливо замалчивается, потому что нет никаких доказательств, что она ушла в прошлое с распадом СССР.
В годы перестройки в журнале «Огонек» был опубликован «Дневник стукача», написанный А. Экштейном. Это страшная исповедь. Автор прошел путь от стукача, работавшего среди уголовников, то есть на Министерство внутренних дел, до стукача КГБ. Вот что он пишет о Главном управлении исправительно‑трудовых учреждений при МВД (ГУИТУ): «ГУИТУ является не исправителем преступников, а размножителем их методов в жизни. Там уже давно произошло слияние мыслей и целей. Я видел! Я знаю!!! Вся администрация исправительно‑трудовых учреждений содержится за счет преступности и кровно заинтересована в большом количестве заключенных. Будьте осторожны, обратите внимание на глубинную суть системы ГУИТУ! Вы что, не видите, что это законсервированный на время ГУЛАГ?.. По телевидению как‑то задавали вопрос одному эксперту в соответствующей этому вопросу передаче: „Нужен ли штат осведомителей?“ Он ответил: „Видимо, все‑таки нужен“… Штат?! – Армия!!! Огромная, многомиллионная, страшная по своей разрушительной силе армия. Безобразная и ядовитая бородавка органов».