Страница 7 из 70
Сомнения были суммированы в концепции французского ученого А. Мазона. Его монография, вышедшая в Париже в 1940 году{6}, была первой попыткой доказать подложность поэмы на академических основаниях. Мазон исходил из гипотезы своего соотечественника Л. Леже, что «Слово» не являлось источником «Задонщины», а было создано на ее основе в Московской Руси. Однако Мазон полностью отверг возможность появления «Слова» в Средние века. Наблюдения над эволюцией «Задонщины» и более позднего памятника Куликовского цикла — «Сказания о Мамаевом побоище» — привели его к выводу, что «Слово» является подделкой XVIII века. Подделка, по мнению Мазона, была создана человеком образованным, интересующимся древнерусской литературой и фольклором, не сумевшим, однако, при подлоге избежать «галлицизмов». Первоначально Мазон склонялся к тому, что фальсификатором являлся сам А. И. Мусин-Пушкин, но в итоге предпочел Н. Н. Бантыш-Каменского. Поскольку эти концепции авторства не получили поддержки, в поздних работах 1960-х годов Мазон согласился с гипотезой А. А. Зимина об авторстве Иоиля (Быковского).
Теория подлога нашла отклик у французских ученых, хотя и не получила развития, а уже в первые послевоенные годы встретила жесткий отпор и в русской эмигрантской, и в советской науке. Первое время оппоненты не уходили от политических упреков — свежа была память о Второй мировой войне, и разгоралась война холодная. Профессор Колумбийского университета, филолог-эмигрант Р. О. Якобсон подробно разобрал лингвистическую и литературную составляющие «Слова». Исходя из языка поэмы, он обосновал точку зрения на нее как на памятник домонгольской эпохи, сохраненный списком XV или XVI столетия. Якобсон и поддержавшие его американские коллеги сформулировали ключевой аргумент в пользу подлинности «Слова»: предполагаемому фальсификатору XVIII века следовало обладать современными по знаниями в области языка, фольклора и древнерусской словесности{7}. Выступление Якобсона в защиту «Слова» вызвало обвинения его в «коммунизме», и он был вынужден в 1949 году покинуть университет.
Ю. М. Лотман в специальной работе показал невероятность помещения «Слова» в литературный контекст XVIII века. Многие присутствующие в поэме образы и темы вошли в обиход несколько позже, уже под ее влиянием. В литературе XVIII столетия «Слово» явиться не могло — даже в начале XIX столетия оно оставалось явлением совершенно чуждым и изолированным{8}.
Большое значение для исследования «Слова» имело открытие и изучение новых памятников древнерусской литературы и особенно новгородских берестяных грамот, чрезвычайно расширивших представления о живой древнерусской речи. Они дали сторонникам «Слова» в России и за рубежом дополнительную лингвистическую аргументацию. Мнение филологов о «Слове» с этого времени более или менее солидарно. А. Мазон до Дж. Феннела оставался единственным крупным специалистом среди сторонников теории подлога.
Когда на Западе дискуссия о «Слове» на время прекратилась — или в связи с потеплением международной обстановки из нее ушло идейное ожесточение, — в СССР с критикой «Слова» выступил видный историк-источниковед А. А. Зимин, крупный специалист по истории XIV—XVI веков. Размышляя вслед за Мазоном над соотношением «Слова» и «Задонщины», а также версий «Задонщины» между собой, он пришел к выводу, что первое создано на основе второй в XVIII столетии, среди других его источников были Ипатьевская летопись и «История Российская» В. Н. Татищева, а также народная поэзия. Автором же слова был Иоиль (Быковский); А. И. Мусин-Пушкин внес свой вклад в работу над текстом, в частности — цитату из выходной записи псковского «Апостола». Свои выводы Зимин подкрепил, как ему представлялось, текстологическим анализом, но не смог квалифицированно опровергнуть уже достаточно развитую со времен книги Мазона лингвистическую аргументацию в пользу подлинности памятника. Создание поэмы, по мнению Зимина, было связано с историческими событиями 1760—1780-х годов, в частности с Русско-турецкими войнами в Северном Причерноморье{9}.
Дискуссия по первому варианту книги Зимина о «Слове» прошла в отделении истории Академии наук СССР в 1964 году. Выступления многих его коллег-оппонентов (а оппонентами выступили практически все ведущие историки и филологи) были выдержаны в научном ключе, но общие обстоятельства и последствия дискуссии придали ей характер «проработки». Работа Зимина не была опубликована до начала XXI века. Впрочем, отдельные ее части он затем издавал в виде статей и его точка зрения на «Слово» получила широкую известность. Зимин продолжал работать в Московском государственном историко-архивном институте, где под его руководством сложилась крупная научная школа, но большая часть подготовленных им монографий вышла лишь посмертно (как было сказано, двумя десятилетиями ранее в США спор о «Слове» стоил Якобсону кафедры, но с публикацией своих трудов он проблем не испытывал).
Выступление А. А. Зимина придало актуальность новым исследованиям «Слова» в советской и мировой науке. Среди специалистов, приводивших доказательства в пользу средневековой принадлежности памятника, были крупнейшие исследователи древнерусской истории и литературы В. П. Адрианова-Перетц, Д. С. Лихачев, Б. А. Рыбаков, О. В. Творогов.
Г. Н. Моисеева рассмотрела историю псковского «Апостола» 1307 года и установила, что А. И. Мусин-Пушкин не имел возможности ознакомиться с текстом «Апостола» в начале 1790-х годов, как утверждал Зимин. Вместе с тем в теории последнего этот вывод имел важное значение, поскольку позволял объяснить уникальную параллель «Слова» с записью Домида{10}.
Советские лингвисты также внесли лепту в поддержку подлинности «Слова». В течение 1940— 1970-х годов особое внимание уделялось тюркским элементам в поэме. Обобщающее исследование на эту тему принадлежит Н. А. Баскакову, пришедшему к выводу, что «Слово» — памятник домонгольской эпохи{11}.
Исследованием соотношения «Задонщины» и «Слова», а также текстуальной историей самой «Задонщины» занимались в 1960-х годах Р. О. Якобсон совместно с американским ученым Д. Уортом{12}, а также многие советские ученые. Итогом работы последних стали несколько коллективных исследований и статей{13}с выводами: соотношение редакций «Задонщины» не свидетельствует против «Слова»; кирилло-белозерский список «Задонщины» не содержит древнейшую редакцию (противоположное утверждение лежало в основе гипотез Мазона и Зимина); зависимость от «Слова» ощутима во всех версиях «Задонщины», ее вторичность не подлежит сомнению.
Немалый вклад в раскрытие «темных мест» «Слова» внесли исследования в области древнеславянской культуры и мифологии. Виднейшие специалисты в этой области В. В. Иванов и В. Н. Топоров использовали «Слово» как источник для реконструкции славянских мировоззренческих представлений и мифов, демонстрируя его согласие с другими данными, в том числе лингвистическими{14}.
Выступление А. А. Зимина способствовало также оживлению дискуссии и изучения «Слова» за рубежом. В поддержку Зимина выступили английский филолог Дж. Феннел и его итальянский коллега А. Данти. Первый, в частности, попытался доказать, что название реки «Каяла» в «Задонщине» — ошибочное написание «Калки», однако не сумел убедительно объяснить странного совпадения этой описки с Ипатьевской летописью. С другой стороны, подлинность «Слова», помимо Якобсона и Уорта, признавали и другие западные историки и филологи, в том числе итальянский лингвист Р. Пиккио{15}.