Свидание со смертью

Бауэр перелез через большой валун и направился к высохшему ручью. Вдруг ботинок наступил на что-то упругое и в то же время податливое. Тут из-за рваных облаков показалась луна, и Бауэр смог хорошенько разглядеть окрестности. Он наступил на чей-то живот.

— Брикелл, — прошептал он, глядя на то, что осталось от человеческого лица.

Это был командир отряда. Нет, черт возьми, здесь лежал весь отряд. Изуродованные тела были сложены одно на другое, как сандвичи, оставшиеся после вечерники, на которую никто не пришел.

Майор опустился на камень.

— Господи, — выговорил он сдавленным шепотом, разглядев в нескольких шагах некий предмет.

Он подошел поближе, чтобы лучше его рассмотреть. Это была отрезанная голова, застрявшая в камнях — ее темные глазницы, казалось, смотрели прямо на него. Бауэр попытался вытащить ее, но голова выскользнула у него из рук и покатилась вниз по склону, остановившись у Брикелла в ногах.

Что здесь, черт возьми, произошло? Бауэр припомнил, что через полчаса после выхода отряда слышал одиночную автоматную очередь. Он тогда решил, что все трое нарушителей уничтожены, но все вышло как раз наоборот. Он пнул кучу покалеченных, изуродованных тел и тут только с ужасом осознал, что его солдат вовсе не застрелили. Их в буквальном смысле слова разорвали на куски.

Значит, трое гражданских у костра ни при чем. Если бы отряд был убит из огнестрельного оружия, он бы подумал на них, но ему было хорошо известно, что трое парней, как бы они ни были сильны, не в состоянии справиться с группой хорошо вооруженных и закаленных в бою солдат.

Что ж, ничего не поделаешь. Завтра на рассвете он вышлет похоронную команду. Зажав в руках автомат, Бауэр начал медленно и осторожно двигаться в сторону костра.

Через час Бауэр снял очки ночного видения. Оттого что он так долго просидел в одной позе, ноги затекли. В виске пульсировало, головная боль стала нестерпимой, подогреваемая бушевавшей в нем яростью. Он не понимал, что происходит, и это состояние он ненавидел больше всего. Двое молодых и старик-азиат. Как же им удалось уничтожить отряд из восьми вооруженных солдат, не выпустив при этом ни единой пули?

Но самое странное, что ему показалось, будто он узнал одного из этих троих. Парня с высокими скулами и каштановыми волосами. Было что-то очень знакомое в посадке головы и осанке, словно Бауэр хорошо его знал. И все же он никак не мог вспомнить, где его видел.

Бауэр постарался отогнать от себя эту раздражающую мысль. Вот уже час, как у него просто чесались руки просто спустить курок и уничтожить пришельцев парой очередей, но если бы все было так просто, Брикелл бы наверняка так и поступил. Во время войны не станешь майором, повторяя ошибки других. Особенно если этот другой уже мертвец.

Бауэр начал медленно подниматься в гору, отклонившись на время от тропы, чтобы обойти лагерь нарушителей стороной. Ему надо было подумать, разработать какой-нибудь план. Он чувствовал, что завтра они отправятся к монастырю. Возможно, уже с первыми лучами солнца. У него оставалось не так много времени.

Устроить засаду?

Нет. Он уже потерял восемь отличных бойцов и не может допустить новых потерь. Нужно придумать что-нибудь попроще, но гораздо более убийственное. На этот раз нельзя рисковать. Нельзя повторить ту же ошибку, недооценивая врага.

Он начал прокручивать в голове эту мысль. Сначала она была весьма смутной, но затем вдруг предстала перед ним с отчетливой ясностью.

То, что он задумал, должно получиться.

Иначе просто и быть не может.

Постепенно плотно сжатые губы майора начади раздвигаться. Это была одна из тех мыслей, которые неизменно вызывали у него улыбку.

Глава девятая

Лучи солнца разогнали туман и быстро согрели воздух. Между вершинами сосен сновали птицы, изредка слетая вниз к гроздьям черемухи и медвежьей ягоды. Дул легкий ветерок, приносящий прохладу и лесные ароматы. Утро обещало, что восхождение будет приятным.

Первым проснулся Чиун. Подойдя к костру, он бросил на догоравшие угли несколько сучьев и стал ждать, когда костер разгорится посильней. Старец хотел согреть воды и заварить чай. Минут через двадцать поднялся и Римо.

— Хорошо ли спалось? — поинтересовался он, опускаясь на землю рядом с корейцем.

— Разве это можно назвать сном? — с укоризной пробурчал кореец. — Даже мертвец не смог бы при таком шуме спокойно уснуть. То и дело тра-та-та-та.

— Это был вертолет, — спокойно ответил Римо. — Только не думаю, что он нас заметил.

С тяжелыми вздохами поднялся Сэм Уолфши и сразу направился к костру, причмокивая губами.

— Который час? — спросил он, зевая. Сдвинув назад свою соломенную шляпу, он убрал под нее волосы. — Вы говорили, что собираетесь рано выйти, но чтобы настолько... Просто нет слов! — Он присел к костру и налил себе чаю, который заварил Чиун. — Что это? — Индеец смотрел на дымящуюся зеленоватую жидкость с явным отвращением.

Чиун вырвал чашку у него из рук.

— Это не для тебя, — сварливо заметил он.

— Я просто хотел взять немного взаймы.

— Лучше займи какую-нибудь тряпку и заткни себе рот. Мы выходим через десять минут.

— Он что, всегда такой по утрам? — обратился Уолфши к Римо, когда кореец не мог его услышать.

— Только когда у него хорошее настроение, — объяснил Римо.

Они начали восхождение вместе: Римо впереди, Чиун с индейцем чуть позади. Больше всего на свете Римо любил утро. Было что-то особенное в воздухе и солнечных лучах; в еще не проснувшемся мире было разлито спокойствие — день еще не успел наполниться новыми впечатлениями и старыми обидами. Римо улыбался. Откуда-то издалека долетал голос Чиуна, декламировавшего поэму о мотыльке.

— Здесь тропа! — воскликнул вдруг Уолфши, перелезая через валун. — Видите, где заросли медвежьей ягоды.

Чиун перелез через камень вслед за ним.

— Чудны дела твои, Господи! — воскликнул он. — На этот раз ты действительно прав.

Сэм так и просиял.

И тут словно разверзлись небеса — их повалил на землю огромной силы взрыв. В горах грохотало и гремело. Еще мгновение, и солнце скрылось за обрушившейся на них двенадцатиметровой стеной камней и земли.

В воздухе висела пыль, она слепила и не давала дышать. Не смолкая, звучал страшный, оглушительный рев — это земля рушилась на троих путников. Римо изо всех сил старался удержаться на ногах, расслабляя тело, как учил Чиун. Затем он подпрыгнул, высоко оторвавшись от земли, пытаясь пробиться сквозь лавину почвы и камней.

На мгновение ему показалось, что эта жуткая, мешающая дышать полоса смертоносного дождя будет бесконечной, но в конце концов ему удалось подняться над водоворотом обломков. Он поморгал, чтобы освободить глаза от пыли, и повис на ветвях вывороченной с корнем сосны. Зловещий горный гул почти прекратился, но он все еще не мог видеть дальше, чем на пару футов перед собой.

Когда он наконец восстановил дыхание, в воздухе прояснилось. Последствия горного обвала были катастрофическими, словно чья-то гигантская рука сначала вырыла в горе огромную яму, а затем обрушила всю эту землю вниз. Поляна, где они расположились на ночлег, была погребена под слоем пепла в сто футов толщиной. Корабельные сосны сломались, как спички, и теперь их покореженные стволы торчали из земли под странным углом. Все, к чему они успели за ночь привыкнуть, было стерто с лица земли. Внизу простиралась серовато-коричневая почва, мертвая и немая, как в первый день творения.

В голове у Римо промелькнула лишь одна мысль: Чиун.

В последний раз он видел корейца, когда тот вместе с Сэмом пересекал овраг, длинной, извилистой линией прорезавший гору. Римо знал, что сплошная стена горных обломков заполнит овраг в течение считанных секунд. У Чиуна едва хватит времени, чтобы совершить спасительный прыжок в высоту, тем более что он обременен обществом индейца.

Римо почувствовал, что покрывается потом. Он попытался сделать медленный вдох, чтобы расслабиться, но это не помогло. В голову приходило такое, о чем просто нельзя было думать... что Чиун с Уолфши не успели спастись. Что они, отстав, оказались погребенными под тоннами камней и земли где-то далеко внизу.