Страница 8 из 133
7. Не случайно, словно в поддержку русичей, произошел неожиданный поход в Орду войска из Литвы. Подобного рода смелые действия по отношению к грозному Востоку вполне могли воодушевлять для принятия смелых же решений. В Рогожском летописце событие отнесено к 1374 году.
8. Именно с 1374 года русские князья стали действовать не разрозненно, а сообща. Они объединили свои силы вокруг Москвы, что позволило им затем победить вновь взбунтовавшегося великого князя Тверского Михаила, стремившегося с помощью Мамая захватить великое княжение Владимирское, а затем совершить через пару лет поход в Волжскую Булгарию, одержать величайшую победу над ордынцами в битве на реке Воже и уже в 1380-м — разгромить самого Мамая и его войско на поле Куликовом.
Все вышеперечисленное произошло или началось тогда, в 1374-м.
Как мы говорили, бывают даты обычные, а бывают — великие.
Запомним сию, многоуважаемый читатель. Она того достойна.
Княжеский съезд и братский пир
Снем был назначен всем воем воевальным.
Из летописца Рогожского: «Ноября в 26 день… родися сынъ князь Юрьи.., И бяше съезд велик в Переяславли, отовсюду съехашася князи и бояре и бысть радость велика в граде Переяславле, и радовахуся о рожении отрочяти».
Нет ничего интереснее, как попасть, хотя бы мысленно, на княжеский съезд и пир средневековой эпохи. События такого рода происходили крайне редко, хотя в представлении наших современников государственные деятели только и делали, что «веселились и пировали». Отчасти этому способствовали многочисленные былины, которые рассказывали, к примеру, о временах князя Владимира Красное Солнышко. Там что ни былина, так все пир да пир.
Но княжеский съезд как таковой был событием не столько незаурядным, сколько весьма выверенным по своей структуре и обычаям. Такие съезды собирались в периоды, когда требовалось принятие важнейших решений или даже когда решалась судьба отдельных уделов, а быть может, и всего государства. Они имели особые традиции и отличались от обычных переговоров или собраний. Вплоть до некоторого церемониала, повторяющегося столетиями.
О наиболее древних русских обычаях, связанных со съездами, повествуют, например, Лаврентьевская или Ипатьевская летописи. Они же показывают нам некоторую последовательность таких княжеских встреч.
Если не было назначено определенного города для общего собрания, то князья съезжались в каком-то месте, происходило нечто вроде «стояния на конях», предварительные переговоры. Затем, когда эти начальные процедуры с участием послов заканчивались, переходили к главному моменту встречи, к самому съезду.
Собственно, такая встреча еще с Киевских времен носила еще одно странное для наших современников название — «снем».
Что это такое?
По старинному слово это писалось так — «съньмъ» или «сънемъ». А его синонимом или даже этимологическим прародителем является слово «сонм» (по-древнерусски — «соньмъ»).
Помните, у Марины Цветаевой?
Сонм означает — собрание или скопление людей. Так же, как и снем. Этим словом обозначается какой-то сбор, большой собор и даже просто — народ или община. А понятие «княжеский снем» было обычным в русском летописании. «Яже се вадить ны Святополк на снем», — рассказывает «Повесть временных лет». Или: «Учиниша снем у Дмитрова и взяша мир межю собою», — фиксируется в летописи Лаврентьевской.
Где происходили съезды-снемы? Оказывается, место имело самое главное значение. И символическое, и политическое.
Возможны были варианты встреч в поле, вне поселений. Тогда устанавливались большие шатры, где располагались хозяева и гости. Чаще же важные переговоры организовывали в селах или городах. А наиболее значимые — в столицах тех или иных княжеств. Мы знаем о некоторых съездах в Древней и Средневековой Руси — в Киеве, во Владимире, Чернигове, Ростове и в том же Переяславле.
Для большого съезда выбирался город «со смыслом». Представителям особо чтимых княжеских родов важно было, чтобы съезд проходил на их землях или в граде, связанном с их великими предками, дабы показать гостям всю мощь своих семейных связей и владений.
Переговоры происходили часто не за столом, а «на ковре». То была не просто дань какой-то восточной или иной традиции. Ковер выступал символом единства и братства, мирного ведения беседы. Такую «формулу» встреч определил как-то князь Владимир Мономах (что зафиксировали летописи), когда предлагал во время одного из съездов гостям «сесть с братьями на едином ковре». Единый ковер становился единым сакральным пространством, он уничтожал преграды и временно роднил или даже уравнивал тех, кто пришел на снем. Отказаться сесть или возлечь на общем ковре означало — несогласие или недоброжелательность.
Чем обычно завершались переговоры? Как правило, составлением какого-то документа, возможно даже, определенной грамоты — докончальной или иной (о чем мы поговорим позднее). Этот документ скреплялся подписями, иногда печатями, при этом действе присутствовали «послы» или «послухи», то есть — свидетели (как правило — очень именитые и приближенные к князьям люди, скорее всего бояре).
А в самом завершении, в знак более серьезного подтверждения правды происходящего, — целовали крест. Личное целование креста каждым князем после удачных переговоров было важнее, нежели подписание договора. «А на том крест целовали» — формула сия никак не могла быть нарушена. Хоть и сказано в Писании — «не клянитесь», но именно целование креста становилось заменой бывшей языческой клятвы, включая известные когда-то клятвы на крови, вроде ритуальных жертвоприношений.
Нарушение письменных договоров было делом частым и, можно сказать, вполне понятным (менялась ситуация или время — менялись и условия договоренностей). Но поступить против крестного целования — означало совершить настоящее предательство. И оно — крестное целование — было гораздо серьезнее любых бумаг, пергаменов или печатей, становилось поводом долгих распрей и даже войн, вплоть до уничтожения (подчинения) княжеств.
Известно, что договор можно было просто прервать или даже физически уничтожить, например, порвать (что довольно редко, но происходило), но, для того чтобы «снять крестное целование», иногда приходилось прибегать к вмешательству главного церковного иерарха — митрополита, который подписывал в связи с этим специальные грамоты. Яркий пример этому (один из многих) — более поздняя, начала XV века «грамота Псковичам о снятии с них крестного целования и об отмене уставной грамоты князя Константина Дмитриевича» (младшего брата князя Юрия Звенигородского), подписанная митрополитом Фотием.
Итак, после всех вышеприведенных процедур завершалась официальная часть княжеского снема. И наступала другая его «половина», едва ли не самая известная в истории.
Пир.
Важный и только что подписанный договор, а также крестное целование надо было как-то отметить. Потому и начинался настоящий праздник, сродни большому загулу. Вот откуда появились те самые былинные рассказы, которые сформировали у наших современников представление о княжеских собраниях как о больших торжествах, где столы ломились от снеди, а вино и мед текли рекой, в основном — «по усам, в рот не попадая».
На самом деле это не далеко от исторической правды. Если уж пиры «закатывались», то весьма внушительные. Иногда они длились днями, даже неделями. Вручались взаимные подарки (вплоть до лучших коней и оружия), произносились здравицы, бояре или известные ратники соревновались в количестве съеденного или выпитого. Качество праздника должно было соответствовать важности съезда.