Страница 9 из 13
Ароматный «Казбек» закурю
И все то, что обдумал заране,
Слово в слово родным повторю.
Расскажу им про белые ночи,
Не про те, что полны вдохновенья,
А про те, что минуты короче,
Если утром идти в наступленье.
Ночи белые чуду подобны!
Но бойцы тех ночей не любили:
В эти ночи особенно злобно
Нас на Волховском фронте бомбили.
Вспомню стужу и Малую Влою,
Где к рукам прилипали винтовки,
Где дружок мой, рискнув головою,
Бросил немцам в окопы листовки.
Не сработал «моральный заряд»,
Немцы, видно, листков не читали.
Девять раз мы в атаку вставали,
Девять раз отползали назад.
Только взяли мы Малую Влою,
Взяли кровью, упорством, штыками,
Взяли вместе с германской мукою,
Складом мин и «трофейными» вшами.
Расскажу, как убит был в сраженье
Мой дружок возле Волхов-реки,
Как неделю я был в окруженье
И в ладонь шелушил колоски.
Я настолько был полон войною,
Что, казалось, вернись я живым,
Я, пожалуй, и рта не закрою —
И своим расскажу и чужим.
Переправы, походы, метели…
Разве вправе о них я забыть?!
Если даже крючки на шинели —
Дай язык им – начнут говорить!
Так я думал в холодной землянке,
Рукавом протирая прицел,
На разбитом глухом полустанке,
Что на подступах к городу Л.
Только вышло, что мы опоздали.
И пока мы шагали вперед,
Про войну, про суровый поход
Здесь немало уже рассказали.
Даже то, как мы бились за Влою,
Описали в стихах и романе
Те, кто, может быть, был под Уфою
Или дома сидел на диване.
Только нам ли, друзья, обижаться,
Если первыми тут не успели?
Все же нам доводилось сражаться,
Все же наши походы воспели!
Значит, мы не в убытке в итоге,
И спасибо за добрые книжки.
Еще долго любому мальчишке
Будут грезиться наши дороги…
А рассказы? И мы не отстанем,
И расскажем, и песню затянем.
А к тому же нашивки и раны —
Это тоже стихи и романы!
Снова песни звенят по стране.
Рожь встает, блиндажи закрывая.
Это тоже рассказ о войне,
Наше счастье и слава живая!
1955
Я поэт сугубо молодежный
Друзья мои! Понять совсем не сложно,
Зачем я больше лирику пишу,
Затем, что быть сухим мне просто тошно,
А я – поэт сугубо молодежный,
И вы об этом помните. Прошу!
Я рассказал бы, как цеха дымятся,
Познал бы все, увидел, превзошел,
Когда б в свои мальчишеских семнадцать
Я на войну с винтовкой не ушел.
Да вышло так, что юность трудовая
В судьбу мою не вписана была.
Она была другая – боевая,
Она в аду горела, не сгорая,
И победила. Даром не прошла!
Я всей судьбою с комсомолом слился,
Когда учился и когда мечтал.
Я им почти что даже не гордился,
Я просто им, как воздухом, дышал!
Я взял шинель. Я понимал в те годы,
Что комсомол, испытанный в огне,
Хоть до зарезу нужен на заводе,
Но все же трижды нужен на войне.
Над лесом орудийные зарницы,
А до атаки – несколько часов.
Гудит метель на сорок голосов,
Видать, и ей в такую ночь не спится.
А мой напарник приподнимет бровь
И скажет вдруг: – Не посчитай за службу,
Давай, комсорг, прочти-ка нам про дружбу! —
И улыбнется: – Ну и про любовь…
И я под вздохи тяжкие орудий,
Сквозь треск печурки и табачный дым
Читал стихи моим пристрастным судьям
И самым первым критикам моим.
К чему хитрить, что все в них было зрело,
И крепок слог, и рифма хороша.
Но если в них хоть что-нибудь да пело,
Так то моя мальчишечья душа.
Давно с шинелей спороты погоны
И напрочь перечеркнута война.
Давно в чехлах походные знамена,
И мир давно, и труд, и тишина.
Цветет сирень, в зенит летят ракеты,
Гудит земля от зерен налитых.
Но многих нету, очень многих нету
Моих друзей, товарищей моих…
Горячие ребята, добровольцы,
Мечтатели, безусые юнцы,
Не ведавшие страха комсомольцы,
Не знавшие уныния бойцы!
Могилы хлопцев вдалеке от близких,
В полях, лесах и в скверах городов,
Фанерные дощечки, обелиски
И просто – без дощечек и цветов.
Но смерти нет и никогда не будет!
И если ухо приложить к любой —
Почудится далекий гул орудий
И отголосок песни фронтовой.
И я их слышу, слышу! И едва ли
В душе моей затихнет этот гром.
Мне свято все, о чем они мечтали,
За что дрались и думали о чем.
Всего не скажешь – тут и жизни мало.
Есть тьма имен и множество томов.
Мне часто ночью грезятся привалы
И тихие беседы у костров.
А мой напарник приподнимет бровь
И вдруг промолвит: – Не сочти за службу,
А ну, дружище, прочитай про дружбу! —
И улыбнется: – Ну и про любовь…
И я, навек той верою согрет,
Пишу о дружбе в память о друживших
И о любви – за них, недолюбивших,
За них, за тех, кого сегодня нет.
Горячие ребята, добровольцы,
Мечтатели, безусые юнцы,
Не ведавшие страха комсомольцы,
Не знавшие уныния бойцы!
Итак, друзья, понять совсем не сложно,
Зачем я больше лирику пишу.
Затем, что быть сухим мне просто тошно,
А я – поэт сугубо молодежный,
И вы об этом помните. Прошу!
1964
Велики ль богатства у солдата?..
Велики ль богатства у солдата?
Скатка, автомат, да вещмешок,
Да лопатка сбоку, да граната,
Да простой походный котелок.
А еще родимая земля —
От границ до самого Кремля.
1966
Статистика войны
О, сколько прошло уже светлых лет,
А все не кончается горький след.
И ныне для каждой десятой женщины
Нет ни цветов, ни фаты невесты.
И ей будто злою судьбой завещано
Рядом навечно пустое место…
Но пусть же простит нас она, десятая.
Мужчины пред ней – без вины виноватые:
Ведь в тяжкие годы в моей стране
Каждый десятый погиб на войне.
Безмолвье – ему. Безнадежность – ей.
Только бы все это не забылось!
Только бы люди стали мудрей
И все это снова не повторилось!
1974
Неприметные герои
Я часто слышу яростные споры,
Кому из поколений повезло.
А то вдруг раздаются разговоры,
Что, дескать, время подвигов прошло.