Страница 4 из 60
— Ну, как же, как же… ой, я не могу. Бедный Стойков… Раньше, бывало, подаришь цветы, стихи почитаешь, и женщина твоя, а теперь…
Она отсмеялась, поправила каштановые волосы и стала серьезной.
— Да, дорогой мой, современные женщины узнали себе цену.
— Надо сказать, она несколько завышена, — пробормотал Борис. — А ты? Тоже знаешь свою стоимость?
Ирина погрустнела, подперла кулачком щеку и посмотрела на него.
— Нет, к сожалению. Я — пережиток, мне достаточно цветов. Только не дарит никто.
Инга позвонила на следующий день около двух и заявила, что позировать она сегодня не в настроении, поэтому Стойков может пригласить ее на обед. Не уловив связи, Борис тем не менее согласился. Инга предложила модный ресторан, предупредила, что ждать не будет, и повесила трубку.
«Ладно, сегодня отмучаемся, а завтра — все», — решил Борис. — Завтра вас, девушки, поведут другие. Не знаю, кто это будет, да и не мои это проблемы. Я свою работу сделал. Ну, почти сделал. Последний штрих — красиво расстаться! Тоже, между прочим, искусство».
Повязывая галстук, он подмигнул себе в зеркало. Опухоль на брови опала, и тонкий шрам был почти не виден.
К ресторану он подъехал загодя. Швейцар, весь в лампасах и позументах, приглашающе приоткрыл дверь, но Борис сказал, что ждет даму, и стал прогуливаться вдоль огромных зеркальных окон. Посетители ресторана угадывались за стеклами дымчатыми силуэтами.
— Борис! Как я рада тебя встретить. Я звонила, звонила, а тебя нет и нет… ах, как я люблю красивые рестораны!
«Пропал, — подумал Борис. Откуда тебя только принесло, радость моя?»
— Елена! — Он раскинул руки. — Я ждал-ждал твоего звонка — и вот, решил пообедать.
— Пойдем вместе. Я тоже проголодалась. А здесь есть устрицы? Я обожаю устрицы и шампанское!
— У нас есть все, — провозгласил швейцар, широко распахивая двери и одобрительно кивая. Мол, такую женщину стоило дожидаться.
Нервно улыбаясь, Борис подхватил Елену под локоток, спеша исчезнуть с улицы.
— Стойков, — лязгнувший металлом голос заставил его втянуть голову в плечи, — мне показалось, что мы обедаем вдвоем! Кто это?
— Это? Дорогая, видишь ли…
— Расплатись с водителем, — скомандовала Инга, выбираясь из «Мерседеса». — Так кто это?
— Милый, мы будем есть устриц, или нет? — воззвала от дверей Елена.
Инга смерила ее презрительным взглядом.
— Я не знаю, где ты собираешься есть устриц, милочка, а мы с Борисом идем обедать.
— Видишь ли, Елена, кх-м… — у Стойкова внезапно запершило в горле, — мы должны расстаться.
— Как — расстаться? Совсем? Как ты можешь? — на глазах Елены немедленно возникли слезы. — Я отдала тебе все: свое тело, свою душу…
— Про отдачу тела поподробней, пожалуйста, — заинтересовалась Инга.
— …ты только берешь, ничего не отдавая! Ты подлец и мерзавец! Я дрожала на холоде у тебя в студии…
— Не одна ты, милочка, вертела перед ним голой задницей, — продолжала комментировать Инга.
— А теперь ты уходишь с этой циничной стервой, — Лена простерла руки к небесам. — Господи, за что посылаешь мне муки такие?
Даже закатывая истерику, она не забывала думать, как выглядит со стороны. «Перед зеркалом упражнялась, что ли», — подумал Борис, наблюдая, как она расчетливо потряхивает головкой, заставляя волосы в продуманном порядке рассыпаться на порозовевших щеках.
— Ты что, жениться на ней обещал? — небрежно поинтересовалась Инга.
— Да ничего я не обещал…
— …обманом завлек меня в свою постель! О-о, теперь я понимаю: через нее прошли сотни женщин, которых ты бросил, надругавшись над самым святым!
— Сотни женщин, — пробормотала Инга, — однако, аппетиты у тебя.
— Да не слушай ты ее!
— Он и тебя бросит, кошелка крашеная, — на секунду выйдя из образа, сказала Лена и, внезапно упав на колени, поползла по асфальту, простирая руки. — Я не могу без тебя, любимый. Я покончу с собой!
Вокруг стал собираться народ. Расписной швейцар подошел поближе, готовясь пресечь скандал. Жалостливая бабка ткнула Бориса клюкой между лопаток:
— Что натворил, засранец! А? Чего молчишь? А если у ней ребенок будет?
Борис затравленно огляделся. Публики все прибывало. Женщины в толпе смотрели явно осуждающе. Мужчины кривились в усмешке.
— Да какой ребенок, что вы, в самом деле, с ума посходили! — отбиваясь от подбиравшейся к нему Лены, оправдывался Борис.
— А если будет ребенок, — Лена стала хватать его за руки, — наш малыш? Ты выбросишь нас с младенцем на улицу?
— Так ты что, и ее трахал, и меня одновременно? — приподняв бровь, спросила Инга.
— Дамы, дамы, поспокойней, — швейцар поднял руку, — что вы…
— Отвали, попугай облезлый, — отрезала Инга.
— Видишь ли, в чем дело… — забормотал Борис, — не одновременно… как бы тебе объяснить…
— А не надо объяснять, — сказала Инга и, развернувшись, врезала ему сумкой по голове.
Удар металлического замочка пришелся по незажившей брови. Из глаз посыпались искры, Борис потерял равновесие и сел на асфальт.
— Пойдем-ка отсюда, хранитель традиций, — кто-то поднял его и повел через толпу, придерживая под руку.
В голове шумело, голоса доносились, словно сквозь набитую в уши вату.
— …извращенец, — с завистью сказал мужской голос.
— …нет, алиментщика поймали! Обоих обрюхатил, — уверенно возразили ему.
— …молодец, парень, не растерялся!
Встряхнувшись, Борис посмотрел на провожатого.
— Ух, как она тебя, — Ирина приподняла ему голову за подбородок, — потерпи немного.
— Откуда ты появилась, избавительница?
Он оглянулся. Возле ресторана, вцепившись друг дружке в волосы, схватились будущие «мисс Россия» и «мисс Европа». Швейцар, уже без фуражки и с оторванным позументом, призывал охрану.
Вздыхая, Ирина погрузила Бориса в машину, достала из аптечки перекись водорода и, смочив ватку, передала ему. Стойков протер бровь, зашипел от боли и попытался открыть глаз.
— Эх ты, Казанова, — с досадой сказала Ирина, — Дон-Жуан недоделанный. — Она взглянула в зеркало заднего вида и открыла дверцу, — зачем тебе сразу две?
— Случайно встретились.
— Ну, и как тебе современные эмансипированные женщины? Ладно, посиди здесь, мне позвонить надо.
Выйдя из машины, она достала телефон.
— Это я. Все, подбирайте обеих, пока милиция не приехала.
Борис, привалившись головой к стеклу, бездумно смотрел вперед. Ирина уселась за руль, завела двигатель.
— Куда тебя отвезти?
— Не знаю, — промямлил он. — В студию?.. А если они туда придут?
— Ладно, поехали. Отлежишься у меня, а там видно будет.
Добрались быстро. Консьержка покосилась на гостя с заплывшим глазом, но промолчала. В квартире Ирина подтолкнула его к ванной.
— Иди, умойся.
Борис посмотрел в зеркало. Из-под набрякшего века виднелся глаз в красных прожилках, но кровь идти перестала. Он умылся холодной водой и прошел в комнату. Плюхнувшись на диван, обхватил голову руками.
— Почему я такой идиот, а? Почему у меня все не как у людей? Тридцатник миновал — и ни жены, ни семьи…
— На, выпей, — Ирина подала ему бокал с коньяком и присела рядом.
— Я понимаю, что вы выбрали усредненный тип ментальности, но неужели нынче все бабы такие? Существа, ведомые гормональным хаосом, остановившиеся в процессе эволюции на уровне каменного века! Кого-то ищешь, надеешься, а в итоге убеждаешься, что все одинаковые. С ничтожными вариациями. Все одно и то же: деньги, ревность, истерики… Сплошные инстинкты, единственный, который отсутствует, — материнский. Никаких мыслей, кроме как урвать еще, еще! Или сидишь под каблуком, или успевай только бабки отстегивать. Или интеллект ниже плинтуса, или давят своим превосходством… Ну, скажи, Ир, все такие?
Она взъерошила ему волосы, он поднял лицо и прижался к ее ладони подбитым глазом. Ладонь была прохладная, и боль сразу отступила.
— Что тебе сказать… Мне кажется, не все, — усмехнулась она.