Рота террора

Римо потягивал воду из стакана. Ребята за соседним столиком нашли еще более простой рецепт решения проблем человечества: «Каждый человек должен воспринимать себя как часть единой мировой семьи». Как ни странно, радетели о спасении мира считали, что начать нужно с уборки мусора в гимнастическом зале.

Римо закрыл глаза. Может быть, он ошибся, приехав в Пэттон-колледж? Что, если трое бандитов соврали? Он мысленно вернулся в самолет и попытался воссоздать в своей памяти эту сцену. Семьдесят до смерти перепуганных заложников. Четверо вооруженных террористов. Он мысленно оглядел салон. Ничего примечательного. Ряды сидений. Старое инвалидное кресло у задней стены. Усталые стюардессы. Надо было узнать, как они пронесли оружие на борт. И почему самолет отправился в Лос-Анджелес? Смит распорядился, чтобы Римо передал бандитам деньги. Но условия-то диктовали они. Они в любой момент могли сказать пилоту: «Приземляйся здесь, а не то вышибем тебе мозги», – и он бы их послушался. Почему же они согласились лететь в Лос-Анджелес? Такое впечатление, что это входило в их планы. Но почему? Он должен был спросить их об этом. Он должен был задать им массу вопросов. Но в одном Римо был уверен: говоря о Пэттон-колледже, они не врали. Страх – наилучшие «таблетки правды». Так где же, черт побери, находится эта тренировочная площадка? Пока Римо размышлял, задача достижения вселенского мира намного упростилась. Его соседи по столику решили, что для начала можно бросить яйцо в деканшу или что-то в этом роде. Вдруг Римо почувствовал, что кто-то подсел к нему.

– Сволочи! Ублюдки! – послышался взволнованный девичий голос.

Римо открыл глаза. Бойкая девица с огромной копной светлых волос сидела напротив него. Она плакала.

– Сволочи!

– Что случилось?

– Мерзавцы! Они не дают мне и слова сказать.

– Это ужасно, – сказал Римо без особого энтузиазма.

– Они не дают мне ничего сказать. Особенно когда у меня появляется хорошая идея. Роберт, Кэрол и Теодор говорят сами, а мне не дают. А мне было что сказать. Но никто не пожелал меня выслушать. Они даже не поинтересовались моим мнением, хотя и видели, что я хочу высказаться.

– Вот как? – сказал Римо.

– Да, – продолжала девушка, взяв бумажную салфетку с металлической подставки. – У меня был замечательный план. Для того чтобы совершить революцию, достаточно убить всех миллионеров и полицейских. Без полицейских не было бы насилия. Без миллионеров не было бы капитализма.

– Ну а кто будет убивать?

– Народ, – сказала девушка.

– Ясно. А кто конкретно?

– Я же говорю – народ, – сказала девушка, как будто всякому и без того понятно, что значит «народ». – Черные и бедняки.

– Вы имеете в виду Америку?

– Не только. Еще и весь «третий мир».

– Понятно. А что будете делать вы?

– Я помогу руководить ими, а потом уступлю лидерство. Я стану катализатором, который поможет все это осуществить.

– А что, если эти люди не дадут вам вставить слово?

– Нет. Они нормальные люди, не то что Роберт или Кэрол или Теодор.

– И вы думаете, что какой-нибудь вождь зулусов позволит вам решать его будущее?

– Вожди африканских племен – это всего лишь пережиток неоколониальной эксплуатации, мы должны их тоже убрать.

– Что вы изучаете в Пэттоне?

– Историю и политику. Но это неважно. Я просто зубрю к экзаменам, чтобы получить бумажку об окончании, которая даст мне право заниматься преподавательской деятельностью. Конечно, от бумажки я умнее не стану. Но вы же знаете наши порядки.

Римо покрутил стакан в руке.

– Должно быть, вы преклоняетесь перед воздушными пиратами… Я хотел сказать – революционерами, которых недавно убили.

– Вы из их организации? – спросила девушка, и ее круглые как пуговицы глаза возбужденно расширились.

Римо подмигнул ей.

– Вот уж не думала, что кто-то догадается, что они отсюда. Конечно, они не из студентов. А вы, случайно, не полицейский?

– Разве я похож на полицейского? – спросил бывший полицейский Римо Уильямс.

– Не знаю. Всякое может быть. У вас короткая стрижка.

Римо вдруг заинтересовался личностью девушки. Он спросил, как ее зовут. Ее звали Джоан. Джоан Хэкер. Но Римо сказал, что это имя ей не подходит. Ее должны были назвать Звездочкой. Римо дотронулся до ее руки и улыбнулся. Джоан понравилась его улыбка, но он вес равно мог оказаться полицейским. Римо улыбался и слушал девушку. Отец Звездочки был инженером-химиком. Настоящим шовинистом, свиньей и монстром. Он отобрал у нее карточку «Америкэн экспресс». Ему, видите ли, нужно было, чтобы она без конца выражала ему благодарность за то, что он заплатил за ее учебу в этом никчемном буржуазном заведении. Мать Звездочки – типичная носительница рабской психологии, не стремящаяся к раскрепощению, несмотря на все старания Звездочки.

Звездочкина соседка по комнате – любопытная, заносчивая тварь, озабоченная только одним: как привлечь к себе мужчин, этих свиней-шовинистов. Звездочкины профессора, за исключением преподавателя социологии, сплошь отсталые буржуазные ничтожества. Преподаватель социологии поставил ей высший балл за курсовую работу на тему: «Как добиться победы в революции». Сокровенное желание Звездочки – сражаться за Вьетконг, но так как отец аннулировал ее кредитную карточку, ей не на что купить туда авиабилет.

Звездочка была на стороне всех угнетенных и против всех угнетателей. Бюст у Звездочки – 95 сантиметров, четвертая полнота. Между прочим, она с шестнадцати лет принимает противозачаточные таблетки.

Звездочка знала, что необходимо Америке и всему миру для полного счастья, и не переставала говорить об этом и в общежитии, когда в объятиях Римо получила то, что требовалось ей самой для полного счастья. Получила три раза.

Римо прижал к себе ее юное обнаженное тело в ожидании слов благодарности. Вместо этого он почувствовал, как ее рука коснулась некой штуки, доставляющей удовольствие. Она хотела еще.

Она получила еще. Дважды.

– Для начала неплохо, – сказала Звездочка.

– Для начала? – удивился Римо.

– Это что же, все?! – спросила Звездочка.

– Нет, – сказал Римо, и к ночи Звездочка наконец поверила, что он не полицейский.

Она лежала в его объятиях, целуя его в плечо.

– Я верю в революцию, – прошептал Римо ей на ухо.

– В самом деле?

– Да, – сказал Римо. – Герои, погибшие в самолете ради освобождения угнетенных, есть величайший вклад вашего колледжа в цивилизацию.

– Вообще-то они здесь не учились, – сказала Джоан Хэкер. – Один, правда, ходил сюда на вечерние занятия, остальные же не были студентами.

– Продолжай, – сказал Римо в полном изумлении. – Ты их видела?

– Да. Я носила им кофе и еду. Я заплатила за завтрак.

– За завтрак?

– Да. Из стипендии. Но это было для меня честью. Я страдала за революцию.

– У них был только один завтрак?

– А сколько завтраков можно съесть за один день?

Римо сел на постели.

– Они тренировались где-то еще и провели здесь один день, так?

Джоан Хэкер покачала головой и потянулась к Римо, чтобы он обнял ее.

– Сначала ответь на мой вопрос, – сказал Римо.

– Нет. Они тренировались днем после завтрака и уехали той же ночью. Я и еще несколько студентов принесли им еду и ушли стоять на страже. Мы не слышали, что там у них происходило, но все равно было интересно! А потом мы узнали, что они совершили.

– Где вы стояли на страже?

– У канала. Никто из нас не видел инструктора. Мы не знали, что они собираются делать. Но вчера, когда нагрянули все эти люди и стали задавать вопросы, мы узнали, что следы ведут сюда. Что случилось? Я чувствую, как у тебя напряглись плечи.

– Ничего, – сказал Римо. – Ничего. Просто меня ошеломил твой революционный запал.

Римо в самом деле был ошеломлен. Мучительным подозрением относительно Смита.

– Кто были эти люди, задававшие вопросы? Полицейские? Из ФБР?

Джоан Хэкер покачала головой.

– Какие-то странные люди. Никто из них не представился как полицейский. Что с тобой?