Проклятие вождя

— Вы ведь даже не переносили центра тяжести, не делали замаха, — восхищенно произнесла Бобби.

— Я пришел помочь, — сказал Римо.

— Заткнись, — ответила девушка.

— Пойду достану подвески, — сказал дворецкий.

— Заткнись, — последовал ответ.

— Забудь обо всем, чему тебя учили, — сказал Чиун. Ведь ты бьешь не ногами, а вот этим инструментом. Я берусь всему тебя научить, но прежде ты должна помочь мне.

— Говори как.

— Делай так, как велит мой ученик.

— А что ему нужно?

— Не могу тебе объяснить. Мне кажется, он и сам не знает, чего хочет.

Первым делом Римо обследовал кабинет миссис Делфин. Чиун наблюдал за ним, а Бобби сидела в кресле и от скуки барабанила пальцами по столу.

— Значит, здесь была убита твоя мать? — спросил Римо.

— Да, здесь, — и Бобби фыркнула, надув щечки. — Полицейские говорят, что здесь ничего нельзя трогать.

Кровь на письменном столе и на полу уже высохла. Вдруг Римо заметил какой-то окровавленный предмет с острой верхушкой и взял его в руки, повредив запекшуюся коричневатую пленку. Пресс-папье в форме пирамиды. Его края глубоко отпечатались на столе из твердого дерева. Очевидно, кто-то сильно оперся об него. Или кто-то на нем лежал. Затем Римо заметил в чернильнице желтое перо. Комната была выдержана в строгих тонах — коричневое полированное дерево, темные рамы, темная обивка, но это перо было ярко-желтым. Римо поднял его и заметил, что у него нет острия.

— До убийства твоей матери это перо было здесь? — спросил Римо.

— Не знаю. Это ведь ее кабинет. Я никогда сюда не входила. — И она, махнув ракеткой, посмотрела на Чиуна.

— Потом, — произнес он.

— А теперь я хочу поговорить с полицейскими и взглянуть на тело, — сказал Римо.

Лейтенант из отдела по расследованию убийств встретил скорбящую дочь Бобби Делфин и двух ее друзей в городском морге, который напоминал огромную больничную палату в белых тонах с большими стальными ящиками, установленными в ряд с одной стороны.

— Послушайте, — сказал лейтенант — в углу его губ прилипла незажженная и растрепанная сигара, — из-за вас я нарушил все свои планы. Но я тоже нуждаюсь в помощи. Надеюсь, мисс, вы уже в состоянии ответить на некоторые вопросы.

Бобби взглянула на Римо. Он кивнул.

— Мы не думаем, что убийство совершено по личным мотивам, но все же, мисс Делфин, не можете ли вы назвать кого-нибудь, кто имел зуб на вашу мать? Кто мог желать ее смерти? — спросил лейтенант.

— Да любой, кто ее близко знал, — ответила Бобби и снова изобразила рукой движение ракетки.

«Потом», — сделал ей знак Чиун.

— Включая и вас?

— Нет. Я же говорю: кто близко ее знал. Что полностью исключает меня и пять ее мужей.

— Значит, она была человеком холодным?

— Только с родственниками. С остальными она держалась враждебно и заносчиво.

— А не занималась ли ваша мать какой-либо рискованной деятельностью?

— Назовите любые шесть вариантов. Она была членом многих организации и заседала в таком количестве комитетов, что тому убитому конгрессмену и не снилось.

— Мы уже нашли человека, который работал с ней в одном из таких комитетов. В комитете по сохранению музейных ценностей. Это вам о чем-нибудь говорит?

— Нет, — ответила Бобби, и Чиуну вновь пришлось сделать ей знак, что теннис придется отложить на потом.

— Как на ваш взгляд, у вас хватит выдержки взглянуть на останки? Завтра будет произведено вскрытие.

— А мне сказали, что у нее вырвали сердце. Какой же смысл тогда проводить вскрытие? — удивилась Бобби. — Ведь она скорее всего умерла из-за этого.

— Было совершено убийство. Таков порядок.

Лейтенант выдвинул стальной ящик, который снаружи походил на ящик картотеки. Белая простыня в коричневых пятнах покрывала что-то, состоявшее из возвышенностей и углублений, словно предгорья Вайоминга в миниатюре.

— А теперь возьмите себя в руки, — и с этими словами лейтенант откинул простыню.

Лицо миссис Делфин представляло собой замороженный, воскового цвета, искаженный кусок плоти. Рот был приоткрыт, и морщины, успешно скрытые при жизни, теперь выступили наружу, испещрив все лицо. Дряблые груди обвисли, словно растаявший зефир в целлофановых пакетах. А там, где когда-то была грудная клетка, теперь зияла темная дыра с запекшейся кровью по краям.

— Мы считаем, что убийцы использовали какой-то примитивный нож и клещи, объяснил детектив. — Тщательный анализ дал те же результаты, что и по делу об убийстве конгрессмена. Большую помощь в расследовании оказало ФБР. Они даже пригласили кардиологов и хирургов.

— Что такое клещи? — тихо поинтересовался Чиун.

— Это такая штука, с помощью которых тянут, что-то вроде щипцов, — ответил лейтенант.

Чиун мотнул головой. Тонкая бородка взлетела вверх и замерла.

— Нет, — произнес он. — Ваши эксперты ошибаются. Рана нанесена каменным ножом.

— Откуда вы знаете, черт возьми? — недоверчиво воскликнул лейтенант.

— Просто смотрю. Если вы присмотритесь хорошенько, то увидите, что здесь нет разрывов, которые возникают, когда тело в ярости рвут руками. А есть маленькие горизонтальные надрезы вдоль артерий, которые сделаны каменным ножом. Вы когда-нибудь мастерили каменный нож?

Детектив ответил отрицательно.

— Для изготовления каменного ножа, — принялся объяснять Чиун, — камень обтесывают, заостряя края, а не точат, как металлический нож. Поэтому такие ножи в каких-то местах остры, а в каких-то тупы. Обычно их используют, подобно пиле, предварительно вонзив во что-то. Понимаете?

— Вы не шутите? — спросил детектив. Он наклонился над трупом, и пепел с незажженной сигары упал в грудную полость. — Извините, — пробормотал он. С минуту он напряженно размышлял. — А не сможете ли вы нам еще кое в чем помочь? — произнес наконец он. Из нагрудного кармана своего до блеска начищенного мундира он достал свернутый в трубочку листок.

Он был восьми дюймов в ширину и двадцати четырех дюймов в длину. Когда его развернули, все увидели двенадцать темных полосок с текстом.

— Что это такое? — спросил детектив, протягивая бумагу Чиуну. И пояснил: — Это ксерокопия. Оригинал был найден под головой трупа.

Чиун внимательно посмотрел на листок. Тщательно изучил края. Пощупал бумагу, затем с умным видом кивнул.

— Это копия документа, сделанная американской машиной для производства подобных копий.

— Да, нам известно, что это ксерокопия, но что означают эти надписи?

— Написано на двенадцати языках. Один из них мне не известен, я никогда не видел подобной письменности. Китайский я знаю, французский и арабский знаю, иврит и русский — тоже. А вот та же надпись на настоящем языке — по-корейски. Санскрит и арамейский я знаю. Суахили, урду и испанский знаю. Но язык первой надписи мне не известен.

— Мы считаем, что это ритуальное убийство, и записка — часть ритуала. Убийство ради удовольствия или что-то в этом роде, — сказал детектив.

Римо через плечо Чиуна заглянул в послание.

— А каково твое мнение, Римо? — поинтересовался Чиун.

— Он что, эксперт? — спросил детектив.

— Он только учится, — ответил Чиун.

— Точно не знаю, — сказал Римо, — но мне кажется, что на всех языках сообщается одно и то же.

Чиун кивнул.

— А что означает этот символ? — Римо указал на грубый рисунок прямоугольной формы, расположенный посреди текста на неизвестном языке.

— В послании на других языках это называется Уктут, — ответил Чиун.

— А что такое Уктут? — снова спросил Римо.

— Не ясно. А что такое Джой-172? — задал Чиун свой вопрос.

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Об этом тоже говорится в послании.

— Что все это значит? — вмешался детектив. — Мы никак не можем в этом разобраться.

Чиун поднял вверх свои тонкие руки в жесте, изображающем незнание.

Вновь оказавшись на душных и грязных нью-йоркских улицах, где непрерывно гудели зажатые в чудовищных пробках машины, Чиун все объяснил.