Потрошитель мозгов

Доктор дернул за выключатель, и три голые лампочки под потолком озарили комнату желтым светом, от которого резало глаза. В комнате не было ничего, кроме холодильника, рабочего стола и учебников. Все было готово к сегодняшней встрече. Доктор захлопнул за собой дверь и подошел к холодильнику. Внутри стояли четыре лотка, и на каждом лежала серовато-беловатая масса, напоминающая сдувшийся мячик с какими-то наростами. Когда он переносил их к столу возле стены, они блестели под резким светом ламп. Заказчик снабдил каждый образчик ярлыком, но доктор Колдуэлл их перепутал. Впрочем, разве это имеет значение? Какая разница между мозгами певца, художника, скульптора или танцора?

Хорошо бы немного выпить, прежде чем приниматься за работу. В конце концов, он только что оставил в кабаке недопитый стакан. А в комнатушке стояли целых три ящика ржаного виски.

Если бы доктор Колдуэлл был алкоголиком, он бы ни за что не променял эти бутылки на какой-то кабак, а остался бы у себя на чердаке и напился бы до беспамятства. Но он все же пошел в кабак, как серьезный человек, и даже умудрился не допить свое виски.

Он достал из холодильника стакан и вымыл его в стоявшем здесь же огромном тазу. А алкоголик выпил бы прямо из бутылки.

Когда появился заказчик, он уже чувствовал себя вполне комфортно. Под мышкой клиент держал форму медсестры. Доктор Колдуэлл предложил ему выпить, но тот отказался. Это был суровый человек лет тридцати с небольшим; у него были очень голубые глаза и каштановые волосы, уложенные с необычайной аккуратностью.

— Что ж, рад, что вы на это способны, мистер Гордонс, — произнес доктор Колдуэлл. — А знаете, вашим именем назван джин, хе-хе.

— Неверно, — ответил мистер Гордонс. — Это меня назвали в честь джина. Нас всех так назвали, но моя система оказалась наиболее приспособленной к жизни.

— Да, порой родители наносят детям непоправимый ущерб.

— Мои родители — все вы. Вся человеческая наука.

— Весьма благородное суждение, — заметил доктор Колдуэлл. — Не хотите ли выпить?

— Нет. Я хочу получить оплаченную мною работу.

— И довольно щедро оплаченную, — подхватил Колдуэлл, поднимая стакан. — Отлично оплаченную! За вашу щедрость, сэр. За мистера Гордонса!

— Вы сделали, что я просил?

— В целом, я получил необходимые ориентиры, но мог бы получить и более точные характеристики.

— Какого рода?

— Конкретно то, что вы хотите от этих мозгов.

— Но я уже все сказал вам в прошлый раз!

— А еще вы сказали — я это хорошо помню, — что это, возможно, не понадобится. Я точно помню, — повторил доктор Колдуэлл и подлил себе еще немного виски. Что он действительно ненавидел, так это когда люди часто меняют свое решение. Ненавидел. С такими без выпивки не разберешься.

— Я лишь сказал, что ваши услуги не будут играть столь решающего значения, если удастся некий задуманный много план. Но он не удался. Провалился.

— Господи! Вам лучше выпить. Я знаю, как это бывает. Но от виски вам станет легче.

— Нет, спасибо. Вы сделали то, о чем я просил?

— Боюсь, в прошлый раз вы не все так четко сформулировали, — заявил доктор Колдуэлл. Ему становилось все труднее стоять. Неужели мистер Гордонс никогда не устает? Доктор уселся на стол, опершись на левую руку.

Вот несчастье-то — он попал в один из лотков с мозгами! Ничего, все в порядке. Мозги не пострадали. Он заверил Мистера Гордонса, что мозги гораздо крепче, чем может подумать не разбирающийся в этом деле человек.

Хотя чертовски липкие, не так ли?

— Я дал вам четыре образца мозгов, и тогда затылочные, теменные, височные и передние доли были абсолютно целы.

— Точно, — ответил доктор Колдуэлл. Ему нужны лекции этого шута, как рыбке зонтик.

— И я особенно осторожно обращался с затылочными долями, которые, как известно, являются местом возникновения мысли.

— Прекрасно, — воскликнул доктор Колдуэлл. — Просто прекрасно! Вы так хорошо знаете медицинскую терминологию. Неужели у вас нет медицинского образования?

— В меня ввели курс медицины.

— Хе-хе, вы говорите, как компьютер.

— В некотором роде. Но не такой жизнеспособный, как мне бы хотелось.

— Мы все испытываем сходные чувства! — воскликнул доктор Колдуэлл и выпил за это.

— Так вам удалось выделить ту часть мозга, которая обладает наибольшим творческим потенциалом? Когда мы ее выделим, то сможем перевести электрохимический сигнал человеческого тела в электронные сигналы, воспринимаемые мною. Но нам понадобятся для этого живые люди.

— Блестяще, — обрадовался доктор Колдуэлл. — Позвольте выпить за ваш талант!

— Вы это сделали?

— Нет, — признался доктор Колдуэлл.

— Почему?

— Боюсь, у нас недостаточно научный подход.

— Я готов выслушать ваши предложения.

— Давайте пойдем в бар и обсудим это за стаканчиком виски.

— Я не уподобляю спиртного, а вам уже хватит.

— Хорошо, буду с вами откровенен. Я согласился взяться за дело, поскольку думал, что смогу вам помочь. Но вы сами не оказали мне достаточного содействия.

— В каком смысле? — поинтересовался мистер Гордонс.

— Мне нужна более подробная информация. Вы были со мною недостаточно откровенны.

— При нормальных условиях я не способен на ложь.

— В таком случае вам нужен психоаналитик. Психоаналитик! Человек не в состоянии говорить только правду! Это невозможно. Благодарю, что пришли, но ваш случай безнадежен, и, честно говоря, мне сейчас нужен стакан виски гораздо больше, чем неизлечимый больной. Мне всегда достаются безнадежные случаи. Они уже, считай, на том свете — так отдайте их старине Колдуэллу. Не удивительно, что я вынужден пить. Знаете ли вы, скольких родственников я известил, что их близкие не перенесли операции?

— Нет, не знаю.

— Целую кучу. По моим подсчетам, я проинформировал о смерти родных больше, чем все остальные врачи в больнице, вместе взятые. Больше, чем все остальные врачи. Даже чем те, что имеют дело с раком. А знаете почему?

— Догадываюсь.

— Так я вам скажу. Больные у меня хреновые. И опухоли у них оказываются совсем не такими, какие показывает рентген. И мне всегда попадались мозги, которые только с виду казались нормальными, а на самом деле были совсем не нормальные, а тем временем сестры то и дело подло наговаривали на меня, будто я пью. Мазкие твари. Из-за этого мне и стали подсовывать безнадежных больных. Скидывать самые тяжелые случаи. А вот теперь еще один — вы.

— Я сказал, что обычно не способен на ложь, но в моем случае это не психическая болезнь, а научный факт. Чтобы быть хорошим лгуном, требуется большая изобретательность. Вот я и ищу изобретательность, или способность к творчеству.

— Вы желаете стать творческой личностью, — произнес доктор Колдуэлл, мрачно наполняя стакан. И как можно не пить, когда тебя окружают одни идиоты! — Тогда вам надо в Голливуд. А ко мне стоит обращаться, только если вам потребуется самый лучший на свете нейрохирург. Так что вам, черт побери, от меня надо?

— Я надеялся, что вы сможете выделить ту часть головного мозга, которая является источником творческих способностей.

— Это действительно затылочная доля. Но творческие волны не передаются на расстояние. Только импульсы, не связанные с творчеством. — Доктор Колдуэлл сполз со стола. В одной руке он сжимал бутылку ржаного виски, в другой — стакан. — Вам нужна безупречная нейрохирургия? Тогда вот он я! Но только не приставайте ко мне с этой вашей чепухой относительно творчества! Я всего лишь нейрохирург.

Пол почему-то оказался скользким, и доктор Колдуэлл потерял равновесие. Оказавшись внизу, он попытался разглядеть, на чем же это он поскользнулся, но так и не смог ничего найти. Он снова встал на ноги, причем довольно легко. Правда, ему помог мистер Гордонс. Сильный, черт! Хотя сумасшедшие всегда отличаются недюжинной силой.

И почему ему всегда попадаются какие-то чудаки? Этот даже начал рассказывать историю своей жизни. Оказывается, мистер Гордонс родился два года назад. Два года назад? Да. Отлично. За это следует выпить. Парень двух лет от роду, который выглядит на все тридцать пять и, словно перышко, поднимает блестящих нейрохирургов.