Страница 71 из 75
‑ А Хизуран?
‑ Ты никогда не увидишь ее. Руководить может только тот, кто готов к жертве, сразу и без колебаний.
‑ Я должна передать тебе это, – сказала Сайда. Орландо узнал кольцо Хизуран.
‑ Ее кольцо? Что мне с ним делать? С ней что‑то случилось?
‑ Прошлой ночью меня позвали в сад. Они обе лежали в ванной, тесно прижавшись друг к другу, как заблудившиеся дети. Они зажгли сотни свечей, будто хотели еще раз забрать с собой весь свет земли, прежде чем великая тьма заберет их. Они надели на голову венки из жасмина и якаранды. Яд сделал свое дело. Им нельзя было помочь. Орландо спрятал лицо в руках.
‑ Аиша была мертва. Хизуран еще дышала. Улыбка блуждала по ее бледным устам. Я сняла с ее пальца кольцо и обещала ей передать его тебе. Она поблагодарила меня, едва заметно закрыв веки. Вскоре она умерла
Плечи Орландо затряслись. Сайда обняла его,
‑ Где она? – спросил он.
‑ В Большом дворце воды.
‑Я хочу ее видеть. Я должен пойти к ней.
‑Ты знаешь, что сад закрыт для тебя.
Орландо пропустил возражение мимо ушей.
Впервые он увидел сад при дневном свете, без наркотиков.
Неужели это действительно был его рай?
Парк зарос сорняками. Крапивы здесь было больше, чем цветов. В фонтанах и на скамьях росли мох и лишайник. Постройки были просто дешевыми декорациями из гипса и неоструганных досок. За роскошными фасадами скрывалась ужасающая халтура.
Орландо дошел до конца сада. Ограда преграждала ему путь. Он нашел ворота, забранные решеткой, но незакрытые, и прошмыгнул вовнутрь. Перед ним стояла пара полуразрушенных жалких глиняных лачуг. Белье сушилось рядом с чесноком и початками кукурузы. Кто же обитает здесь? Садовники, слуги или небесные гурии?
Орландо не стал выяснять это.
Он увидел оленей, которые так восхитили его под гранатовым деревом в первую ночь с аль‑Хади. Вот они лежат, тучные и постоянно жующие. Их облезлые шкуры были покрыты мухами. Достоинство диких животных в плену исчезло.
Как убог, как ничтожно беден оказался сад пророчества без кимийа ас‑са ады!
Орландо подумал: «Не эликсир блаженства ли вся эта религия? Как бедно наше земное существование без наркотика!»
Орландо с ужасом открывал, что ничто из всего прекрасного, что он пережил здесь, не было реальным. Рай, прекрасный свет – такая же фата‑моргана, как счастье, как любовь.
Какой мечтой, каким сонным видением окажется, в конце концов, Хизуран? И существовала ли она здесь? Какой она была в действительности, если она существовала?
Мертвые лежали на ковре из цветов – бамбуковые стволы, сломанные бурей. Женщины из сада украсили их, как невест. Хизуран была одета в платье, в котором Орландо увидел ее впервые. В большом зеркале львиного двора стояла она, невеста, которая ожидала возлюбленного и обнимала чужого. Какой печальный обман!
Орландо подумал о страстных разговорах их тел. Он гладил ее кожу.
‑ Прости меня, – сказал он, – я обманул тебя. Прощай, Хизуран.
Он склонился над Аишей.
Прощай, маленькая жемчужина
В конце радуги
Расцветет сад,
Где мы споем вместе.
Сайда велела оседлать двух коней. Она ожидала Орландо у выхода из туннеля смерти. Они скакали, пока бока лошадей не задрожали от усталости. В роще красного кипариса Сайда слезла с седла:
‑ Мы побудем здесь. Отсюда открывается вид на всю долину. Это освобождает.
Они бежали рядом по траве по колено. Орландо говорил о Хирузан. Сайда слушала его.
‑ Выразительнее любых слов были ее глаза, ее руки, все ее тело. Взмах ее ресниц на моей щеке, легкое как дыхание прикосновение ее волос.
А потом она бросалась на меня, дико и шаловливо, точно молодой охотничий пес, она осыпала меня поцелуями и любовными покусываниями. Острые, будто кончик иглы и все же бесконечно осторожные, впивались ее зубы в мое тело. Она зализывала раны как кошка, высасывая кровь, как вампир. Смотри!
Он снял шелковый платок с шеи. Цепочка иссиня‑черных укусов украшали его шею. Сайда рассмотрела их.
‑Tauq el‑hamama, – проговорила она. Это звучало бесконечно грустно.
В долинах Даилам
Находят по весне
Мертвых голубей,
Белых как снег.
Они убивают
Друг друга из любви.
На горле у них Рубиновая цепь –
То капли жаркой крови.
Tauq al – hatnama,
Ожерелье голубки.
‑ Она предчувствовала свой конец, – сказал Орландо. – В наш последний вечер она написала на коже Аиши. «Чтобы страсть не погасла, любимый, позволь нам сделать так, будто нам принадлежат только эта ночь».
Орландо остановился. Воспоминания захлестнули его.
‑ Она велела сказать Аише:
Я принадлежу мужчине
И страшусь лишь одного:
Того дня, когда он меня
Вернет мне обратно.
‑Она была, как… – Орландо тщетно искал подходящее слово. – Она была такой невероятно живой.
‑ Смертно лишь то, что живо. Орландо поглядел на кольцо Хизуран:
‑ Больше мне ничего не досталось.
‑ Здесь есть еще кое‑что, – сказала Сайда. – Вместе с кольцом она передала мне это письмо.
Орландо прочитал свое имя, написанное почерком Адриана.
Письмо упало на землю.
Он поднял его и спрятал за пазуху.
Сайда глянула на него:
‑ Хизуран умела писать? Ты знал это?
И снова ее глаза приняли уже знакомое ему заговорщическое выражение.
Позже в своей комнате он с облегчением установил, что печать письма не тронута. Он хотел его распечатать, но не отважился.
Он спрятал письмо в своей одежде. Там он носил его, как амулет. Порой он доставал его и вертел в руках, не открывая.
‑ Мы потеряли ее, – сказал Орландо на перепутье сознания.
‑ Я потерял ее, – возразил брат. – Разве ты не молился: «Боже, избавь меня от решения!» Он отобрал у тебя решение. Что же ты жалуешься? Ты сам не способен на жертву. Ты никогда ее не любил. Теперь ты свободен для своей миссии. Свободен как птица!
Орландо нашел Сайду в саду. Она шла от голубятни.
‑ Посмотри‑ка, – сказала она и протянула ему птицу. – Посмотри только, ожерелье голубки! У нее на шее шерстяная нитка, красная, как кровь. Она совершила долгий перелет. Смотри, как она устала. Что это должно означать? Ожерелье голубки.
‑ Возможно, она заблудилась.
‑ Нет, она из наших голубей. Это злой знак. Я чувствую это.
Орландо лишился сна.
Тамплиер в Багдаде сказал: «Если в Аламут прилетит голубь с кроваво‑красным ожерельем, спасай свою жизнь».
* * *
Вечером Орландо был в Тадж аль‑Алам. Казалось, Старец ожидал его. Он сказал:
‑ Вожделение, религия и власть неразделимы, как пальцы на одной руке. Вера в Бога придает жизни смысл, а обществу – порядок. Половое влечение держит человека в зависимости, как вода – рыбу.
В древних религиях Бог и сексуальность сливались в единое целое. Осирис и Ваал были фаллическими божествами. Существовали храмовые проститутки для мужчин и мистические культы для удовлетворения женской сексуальности.
Лишь великие религии Книги довели сексуальность до совершенства путем запрета и представления греха в самых черных красках. Тем самым они сделали религию и секс средством абсолютной власти. Рецепт прост: лишь мужчина является подобием Бога. Женщина, созданная из ребра Адама, – человек второго сорта. Она, которая в природном порядке обладает эротической властью над мужчиной, утеснена священниками. Только мужчине, только священнику дозволено быть посредником между Богом и человеком.
Мухаммед оставил радость сексуальности за мужчиной и поработил женщину. Христиане заклеймили позором сексуальность для обоих полов.
Нет лучшего средства распространить власть над верующими, потому что никакой другой орган не имеет над человеком большой власти, чем его половые железы. Яйца определяют телесные и духовные задатки мужчины. Все повелители, святые и полководцы, ученые были сверхъестественно сильны в сексуальном отношении. Великие художники и поэты также были великими любовниками. Никогда евнух не становился пророком или завоевателем.