Русские идут!

Они свернули к дому Эмили. Открывая входную дверь, она воскликнула:

— Бог мой, совсем забыла. У тебя мои животные разместятся?

— Смотря какие и сколько?

— Их осталось не так уж много. По-моему, двадцать, считая Бернарда. Это чайка, она не займет много места, потому что любит сидеть на крыше. А лягушки маленькие, их и считать не стоит.

— Знаешь, Эмили, — сказал Леверидж. — Честно говоря, живность лучше оставить там, где она есть. Если дождь пойдет или еще чего, у нас будет чертовски тесно.

— Хорошо, если нам придется остаться у тебя на ночь, я вернусь утром и покормлю их. А вам, — обернулась она к Золтину, — лучше войти в дом. С этой вешалкой вы привлекаете внимание.

Вместе с Левериджем они протащили вешалку сквозь дверь и опустили на пол в гостиной.

— Рано или поздно придется освободить от нее мальчика, — сказала Эмили. — Олин, у тебя дома есть напильник?

— Нет, но я найду. На свалке много чего валяется.

— Я пойду переоденусь и спущусь к вам. Это и минуты не займет.

Эмили поспешила наверх, за ней последовали колли и кошка. Леверидж осторожно уселся на обитый ситцем стул у окна. Из двери, ведущей на кухню, появилась чайка. Задрав голову, она критически осмотрела гостей и вперевалку прошествовала в гостиную.

— Привет, Бернард, — поздоровался Леверидж. — Прости, что не берем тебя с собой.

Чайка приблизилась, неожиданно клюнула Левериджа в лодыжку и поспешно заковыляла прочь, хлопая крыльями. Леверидж схватился за раненую ногу и с яростью посмотрел вслед убегающей птице.

— В жизни меня много клевали, но чтобы птицы — никогда. Ладно, Бернард, мерзкая тварь, слушай! Я рад, что мы не берем тебя с нами! Слышишь? Рад!

— Что ты расшумелся? — крикнула Эмили сверху. — Гризельда рожает.

— Извини, — ответил художник. — Не знал.

Эмили появилась на лестнице.

— Из-за родов нам придется, конечно, задержаться. Пока вы ждете, подумайте, как назвать новорожденных мышат.

Чарльз Палмер собрал оружие и патроны и возвратил их в магазин Артура Кэрью. Взбираясь на холм, чтобы вернуть старику ключи, он вспомнил прощальные слова Джонса о том, что он — самый лучший помощник командира. Он повторял их про себя на все лады, наслаждаясь каждым звуком этой фразы, и вдруг понял, что похвала Джонса — едва ли не самое приятное из того, что ему довелось слышать за многие годы. Он принялся вспоминать столь же яркие моменты своей жизни, и оказалось, что их было до обидного мало. Он смог вспомнить лишь удачный пас, который передал нападающему, играя в футбол в составе школьной команды, тузовый покер, однажды выпавший ему в партии, и женитьбу на Иде Свейси (женился он на ней после игры в фанты, где им выпало сидеть в темноте). Вот и все, остальное — тоска смертная. Потребовался шквал событий сегодняшнего утра, чтобы обнаружить в нем скрытую способность вести за собой людей, и вот Норм Джонс при всех сказал, что он самый лучший помощник командира. Такое признание, пожалуй, стоит всех остальных его воспоминаний, вместе взятых, и его он не забудет до самой смерти, сохранит как драгоценное сокровище.

Слова Джонса теперь послужат ему защитой от шпилек, которые подпускает Ида, дескать, он — пустое место. Если бы она только слышала! Нет, лучше не надо. Пусть это останется только для него.

Палмер взял дверной молоток и стукнул два раза. Потом принялся разглядывать ключи на ладони. До свидания, ключики, подумал он, привет от лучшего помощника командира. Может, еще встретимся.

Внутри дома царило молчание, и Палмер постучал опять. Потом шагнул к окну и, прищурившись, стал всматриваться через стекло. Сперва он не разобрал, что там маячит в окне, затем сообразил, что перед ним окуляр гигантской подзорной трубы, к которой припал престарелый отец миссис Кэрью. Палмер поднял ключи повыше и погремел ими, чтобы старый джентльмен наконец заметил гостя. Через секунду подзорная труба опустилась, раздались звуки шагов и лязг открываемых замков. На пороге появился хозяин, держа наперевес подзорную трубу в потертом кожаном футляре.

— Ты по делу, сынок? — спросил он. — Давай по-быстрому, потому что «Монитор»[17] уже вышел на боевую позицию, а что будет дальше, и дураку ясно. Вся ихняя шайка спятила, если хочешь знать мое мнение.

— «Монитор»? — переспросил Палмер. — Что это такое?

— Броненосец, дурачина! Тот самый, что вдребезги расколошматил «Мерримак» в 1862 году. И с тех пор им втемяшилось в башку, будто все, что плавает, нужно упаковывать в железо. Попомни мои слова, в один прекрасный день они доупаковываются — весь флот пойдет ко дну. И тогда поздно будет мне в жилетку плакаться, я их предупреждал. Раз сказал, а тысячу раз твердить не собираюсь. Ходите на парусах, говорил я, с парусами.

Издалека донесся глухой взрыв.

— Ага! — Старик поднял подзорную трубу. — Пошло, как я говорил. Ничего хорошего из этих железяк не получится, попомни мои слова.

— Что происходит? — спросил Палмер. — Куда вы смотрите?

Старик опустил трубу и уставился на гостя.

— Ну ты даешь! Как это — куда я смотрю? На девочек на пляже, что ли? О чем я тебе битый час толкую?

— Извините, я вас сразу не понял. Что делает «Монитор»?

— Только двое точно знают, что творится на корабле, — Бог и шкипер. Ни тот ни другой мне не докладывали. Я только вижу, что этой посудине закатили отменную встречу в гавани, там столько народу! Да посмотри сам, если хочешь.

Палмер схватил подзорную трубу и направил в сторону порта. Сначала он ничего не разглядел, кроме ряби на воде, потом окуляр затмила вспышка света — это был солнечный луч, отразившийся на длинном корпусе субмарины. Тут Палмер разглядел белые цифры на черной обшивке и людей у зенитных орудий. Кто-то, похожий на Джонса, стоял на пирсе, а люди, одетые в грубые матросские робы, прыгали на палубу подлодки. Больше Палмер не увидел ничего, но и этого было достаточно. Он отдал старику подзорную трубу, а ключи бросил в свой карман.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Я побегу посмотреть, что происходит.

— Мой тебе совет, — проворчал хозяин, — не суйся лучше туда. Если бы Господь хотел, чтобы железо плавало, он бы даровал ему плавники и хвост. Против природы не попрешь — все без толку выйдет.

Палмер повернулся и побежал в город. Его первой мыслью было вернуться в магазин за друзьями, но это, решил он, отнимет много времени. Лучше двинуть прямиком к Джонсу и выяснить, что случилось. По пути ему попадались навстречу бегущие люди, но он не стал их расспрашивать. Одни спешили в гавань, другие — из гавани. И те и другие были охвачены странным возбуждением, сильно смахивавшим на панику. Палмер вышел на дорогу, ведущую в порт, и чуть не столкнулся с Джонсом.

— Норм, в чем дело? — выдохнул он. — Куда ты?

— Пошли со мной, — отвечал Джонс.

Оба добежали до Главной улицы и услышали сирену полицейского автомобиля.

— Проклятье! — крикнул Джонс. — Надо их остановить.

Вой сирены приближался. Машина с полицейскими вылетела из-за угла и понеслась прямо на них. Шагнув на мостовую, оба замахали руками. Тормоза взвизгнули, Фрэнк высунулся из окна.

— Какого черта ты здесь? Ты ведь должен охранять русских.

— Приплыла их подлодка, — отвечал Джонс. — Они разнесут город, если вы не отпустите того парня. Они дали мне три минуты.

Фрэнк, казалось, ничуть не смутился.

— Сколько их?

— Точно не могу сказать. Пятьдесят или шестьдесят.

Фрэнк переглянулся с Гарри.

— Хорошего мало. — Немного подумав, он спросил Джонса: — Как они вооружены?

— Всего понемножку. Пистолеты, автоматы, ножи, винтовки. И на борту — две пушки.

— Боже мой, этак мы с ними не сладим. Вот что, Гарри, надо отдать им парня.

Гарри ответил не сразу.

— Все не так просто. Парень не желает возвращаться к своим, а хочет остаться здесь и получить американское гражданство.

— Кто это тебе сказал?

17

«Монитор» и «Мерримак» — броненосцы Севера и Юга времен Гражданской войны.