Страница 148 из 151
И даже спешащие сюда гонцы императора, сообщение о которых вчера вечером получили от колдующего вокруг своего странного артефакта Олега, стали уже по-своему понятны и не особенно страшны. Ведь всегда были императоры и всегда были чародеи…
Робкая улыбка, скользнувшая по расцвеченному бликами костра лицу лисы-оборотня Сю из уже давно исчезнувшего в пахнущих пылью и плесенью свитках истории клана Ва как будто бы говорила: «Веселье? Веселье только начинается…»
Глава 26САМАЯ СКУЧНАЯ ГЛАВА
Дипломатия — это искусство говорить «хороший песик», до тех пор пока не нащупаешь рукой хороший булыжник.
Некто
28.08.1941 г. Подземный зал Дома Риллинтар
Расцвеченная подвешенными под потолком светляками полутьма главного зала, многочисленные блики острых стеклянных кромок, вплетающиеся в общую чуть мрачную, но вместе с тем все равно торжественную атмосферу. Две застывшие друг перед другом группы: группа гостей, в рядах которой маячила надоевшая Ссешесу до оскомины на зубах физиономия Иванова.
Во главе группы гостей нечто… Без улыбки не описать. Хуманс типичной рязанской наружности — нос картошкой, торчащие в сторону уши и довольное, даже можно сказать, самодовольное выражение лица. Добавьте к этому приличную приталенную тройку в английском стиле, лакированные туфли и папку с документами. Типичный дипломат. Во всяком случае, необходимые на дипломатической работе выдержка и стальные нервы в наличии. Приветливую улыбку дроу выдержал, даже не вздрогнул. Все же не зря ему руководство перед отправкой все фотоматериалы, имеющие отношение к делу, показало. Да и беседа с небезызвестным Ивановым прошла не зря.
Чуть более трех суток назад. Москва
— Добрый день, Андрей Андреевич!
Приветливая улыбка выскочившего на порог как чертик из табакерки уже давно ожидаемого офицера из ведомства Судоплатова заставила хозяина кабинета подобраться.
— И вам добрый день… Э-э-э…
— Простите, совсем вылетело из головы. Позвольте представиться — Иванов! — Неожиданно крепкое рукопожатие для немного расплывшейся, выглядящей совершенно обыденно фигуры, облаченной в галифе и гимнастерку безо всяких знаков различия. Совершенно не запоминающееся лицо и сияющая на нем улыбка, затеняющая все остальное. Во всяком случае, уже через полчаса после окончания разговора единственное, что обитатель этого кабинета мог вспомнить о внешности посетителя, — это форма и маячащая перед лицом улыбка.
— Иванов Николай Антонович! Вас обо мне должен был предупредить Вячеслав Михайлович.
— Да-да, конечно! Присаживайтесь! — Любезно показав на расположившееся возле стола кресло, служащий Народного комиссариата по иностранным делам, еще буквально неделю назад советник полпредства СССР в США, внезапно отозванный на родину, заново воспроизвел в памяти кусочек разговора со своим непосредственным начальником: «И запомни, Андрей! Аккуратно… Очень аккуратно… Если что пойдет не так, тут тебя не прикрою даже я. Дело это на контроле у Самого! Впрочем, ты не дурак — поймешь. А по фигуранту сегодня в четырнадцать тридцать к тебе зайдет человек из четвертого управления. И расскажет, с кем или с чем придется иметь дело. Расписки с тебя в особом отделе уже взяли. Так что не подведи, Андрюша!»
Хозяин кабинета был человеком большой выдержки и внутренней дисциплины. Свои чувства и переживания умел держать при себе, внешне сохраняя невозмутимость. Сторонний наблюдатель мог заключить, что перед ним суховатый, застегнутый на все пуговицы человек. Для тех же, кто хорошо его знал, часто общался с ним в кругу семьи или на работе, он представал иным — живым в общении, замечательным рассказчиком, внимательным слушателем, умным наставником. В нем деловая чопорность профессионального дипломата и политика хорошо уживались с отзывчивостью, заботливостью и доброжелательностью. Именно поэтому, зацепив взглядом покоящийся в нагрудном кармане гостя портсигар и включив свою самую общительную и отзывчивую маску, не переносящий на дух табачный дым служащий радушно предложил, придвигая поближе стоящую в углу стола пепельницу, чаще всего используемую при заточке карандашей:
— Желаете закурить? Пожалуйста, не стесняйтесь.
Ответный цепкий взгляд Иванова сопровождался еще более радушной улыбкой, после которой гость откинулся в кресле и продолжил беседу странной фразой:
— Думаю, мы с вами сработаемся, Андрей, сын Андрея…
28.08.1941 г. Подземный зал Дома Риллинтар
Напротив гостей, в самой глубине причудливо сплетающихся теней, наполняющих своим танцем полумрак зала, живописным таким уступчиком расположилась группа хозяев… Впереди — его темноэльфийское величество, по правую руку на полшага сзади — Ва Сю, по левую — анима Духа Чащи. Ну а за ними фоном — шеренга облаченных в тяжелую броню красноармейцев, буквально поедающих любопытными взглядами сквозь наполненные тьмой прорези шлемов происходящее. Самых любопытных членов Дома Риллинтар еще с раннего утра отправили на рыбалку, если это так можно назвать. Просто методы драконьего рыбного лова совсем не совпадают с человеческими, — после того как в воду со всей дури шлепнутся три чешуйчатые тушки, о тихом слежении за поплавком можно забыть. Но и среди оставшихся любопытство цвело крупным цветом. В общем, в головах собравшихся было много разных мыслей, зачастую совсем не связанных с прибывшими гостями. Совсем.
Например, если взять кусочек воспоминаний дроу, вспышкой молнии пронесшихся в его ушастой голове при вроде бы случайном прикосновении тонкой, изящной женской ладони Ва Сю к его руке…
«Вот что означает женщина! Все больше и больше убеждаюсь, что в любой женщине скрывается темноэльфийская Матрона, только вот наружу редко выплывает. Умудриться за столь короткое время построить окружающих — это надо уметь. Причем, судя по реакции хумансов, она все это проделала незаметно — исподволь. Во всяком случае, если бы не мое отсутствие и не возможность сравнивать ситуацию до и после, тоже бы не обратил внимания. А так в ее мягкие лапки попали все, и даже не дергаются. Настоящая хозяйка! Это я от восхищения после беседы с Сергеичем отойти не могу. А он от беседы с Ва Сю… Той самой, шесть дней назад…
Я-то тогда по-быстрому слинял: и так с запуском дополнительного источника затянул до невозможности из-за гостей этих чертовых, именно поэтому свидетелем столь замечательной беседы мне стать не удалось. Хотя… хотелось до невозможности. Вон старшина до сих пор в себя так и не пришел. Да и некогда ему было. Уж чем их всех занять, у Ва Сю нашлось.
— Ну что, Сергеич, как вы тут без меня?
Ответный проверочный взгляд старшины как будто рентгеном просветил меня насквозь. В его глазах словно светилось: „Издевается?“ Через пару секунд, так и не найдя на моем абсолютно серьезном лице признаков издевки или предательской улыбки, Сергеич недовольно хмыкнул и с легкой хитринкой в голосе ответил:
— Попал ты, командир.
Тут уже у меня на сердце немного неспокойно стало. Да что там неспокойно — адреналином плеснуло так, что еще чуть-чуть — и задымился бы. Принялся перебирать в голове всевозможные сценарии. Буквально за несколько мгновений, скорее всего, переплюнул в производительности шахматный суперкомпьютер. Анализ объекта, его моторики и голоса и, самое главное, состояния ауры говорил о крайней мере усталости, но никаких следов психического надлома или признаков явной опасности не было. Небольшое раздражение, но, в общем, объект оставался стабильным и адекватным. Легкий тремор, следы кровоизлияний в белках глаз и другие вторичные следы пыток или иных воздействий не наблюдались. Но вот тон… Слишком уж мне тон собеседника не понравился — таким тоном разговаривают с приговоренным к смертной казни… Ласковый, успокаивающий… Именно таким, чуточку отстраненным, интимным тоном лучше всего шептать на ухо жертве, проворачивая лезвие в ране и придерживая содрогающееся в конвульсиях тело, из которого медленно, по капле, вытекает жизнь, превращая последние мгновения жертвы в изощренную пытку… Пытку сожалением и сопереживанием…