Беовульф (Сборник)

Арбогаст, молодой, но весьма сообразительный и разумный военный вождь, получил от короля во владение древнюю Лютецию совсем недавно – четыре года минуло. Быстро отстроил крепостишку, раздал земли в округе своим воинам и их семьям, притом не обижая уцелевших после бесчисленных варварских завоеваний галлов, разрешил епископу построить церковь – большущую, из лучших сосновых бревен, прямо посреди самого большого острова.

Посвятили храм святой Деве Марии Парижской, а Ремигий назначил настоятеля из германцев-христиан. В миру этого здоровущего бородатого мужика звали Сигизвульфом, в крещении же Ионой. Вот и служил Сигизвульф-Иона, поучая малочисленную и нерадивую паству то Словом Божьим, то пудовым кулачищем, благо оба способа внушали трепетное уважение его духовным детям. Ремигий, однако, скрывал ухмылку под пышными седыми усами и говорил Северину, что без таких вот добрых пастырей в землях франков не обойдешься. Иона быстро научит любого забияку, как любить ближнего своего.

Северин только морщился. Все, что он видел в королевстве Хлодвига и при епископате, решительно не согласовывалось с прежними представлениями о миссионерском труде – звероподобный настоятель парижского кафедрала, редкие прихожане, идущие в церковь при мечах, а затем без зазрения отправляющиеся на языческую страву-тризну по умершему язычнику-сородичу? Где здесь истинные кафолики? Христиане?

Насмешка над Верой, вот что это такое!

Ремигий делал вид, будто так и надо. И периодически одергивал готового возмутиться картулярия – молчи, наблюдай, делай выводы и учись. Северин, следуя данному обещанию, старался. Через силу. Слишком противна была ему эта дикарская страна. Ну так противна, сил нет. Вместе с королем Хловисом и присными его.

Уютно гудел открытый очаг, в обширном доме дукса Гунтрамна приятно пахло сосновой смолой, дымком и жареным мясом. Северин, забравшийся под меховое одеяло, следил за пляской язычков пламени и вполуха слушал ненавязчивые поучения епископа – Ремигий уселся поодаль, на простом деревянном кресле возле стола.

– …Ты никогда не замечал, что счет времени у сикамбров и прочих варваров намного отличается от нашего? Напомни, какой сейчас год?

– Четыреста девяносто шестой по Пришествию Спасителя, – моментально отозвался картулярий. – Или тысяча двести сорок восьмой a

– Верно. Мы исчисляем время по годам, отталкиваясь от некоего известного события, будь то Рождение Христа или превращение Рима из Республики в Империю при Августе – возьми любую исходную дату и считай себе, когда именно родился Гораций, когда перешел Рубикон Цезарь или Нерон сжег Вечный город. Тебе и мне доступно понятие о течении времени и истории, мы способны в точности определить, насколько давно произошло то или иное событие. Но спроси у любого франка, когда родился его отец, и он ответит тебе нечто совершенно невразумительное.

– Например?

– Допустим, «он родился в год, когда лангобарды победили готского рикса Рикимера».

– Это когда?

– В тот год еще случился неурожай в землях бургундов, – пожал плечами епископ и отвернулся, чтобы Северин не заметил улыбки.

– Да у них там столько неурожаев было, что не поймешь, как с голоду не перемерли! – возмутился картулярий.

– Хорошо, тогда еще молния поразила дуб в священной роще на правом берегу реки Мез… Теперь понял?

– Нет, – обиделся Северин. – Откуда я могу знать о какой-то дурацкой роще?

– У варваров нет концептума времени, – спокойно ответил Ремигий. – Для германцев время циклично, считают по сезонам и урожаям. И по совокупности неких запоминающихся событий. Именно по совокупности, поскольку молнии могут одновременно поразить десяток священных дубов в полусотне рощ в округе, но если в этот же год лангобарды побили готов, у рикса франков родился сын, а в долине Рейна случилось наводнение, любой сикамбр поймет, какой именно отрезок времени имеется в виду. Римляне говорят: «сорок лет назад». Варвар же поведает тебе длинную историю о многочисленных интересных событиях, происшедших в год рождения его отца. Причем для сикамбров все будет абсолютно понятно, а ты начнешь хлопать глазами от удивления. Спроси Хловиса, когда и как появилось племя франков, и он расскажет интереснейшую и напрочь оторванную от реальности легенду, героический миф, однако с точными датами возникнут затруднения – это было «очень давно» или «когда боги еще не пришли в наш мир». Варвары всегда считают себя самыми первыми – мол, и Вотан тогда не родился, а мы уже славно бились с врагами!

– В целом понятно, – подумав, ответил Северин. – В прежнем Риме тоже было нечто похожее – считали по консульствам. Наподобие: «через три года после избрания консулом Марка Порция Катона».

– То есть сто девяносто пятый год до Рождества, – запросто высчитал епископ. – Вернемся к нашим варварам. Они мыслят совершенно другими категориями, нежели римляне, это ты должен был заметить.

– Еще бы! Расстояния меряются по дням пешего или конного хода, сказочные миры наподобие Асгарда или Скандзы сопряжены с нашим Универсумом и якобы туда можно проникнуть смертному. Нет никакого представления о географии, но любой франк запросто доберется отсюда до Константинополя или берегов Данубиса[8] – невероятное чутье на направление!

– Пространственное мышление, – заключил Ремигий и подбросил сосновых полешек в очаг. – Есть только пространство, но нет времени. Впрочем, я неверно выразился – нет представления о времени как о единой цепи, составленной из множества одинаковых звеньев. Счет ведется не по годам-звеньям, а по упомянутой совокупности событий, произошедших одновременно или почти одновременно. Единая отправная точка отсутствует. Знаешь, что сикамбры будут говорить про наступивший год?

– «Когда Хловис разбил алеманов при Стэнэ», – усмехнулся Северин. – И когда Бог Единый свершил Чудо.

– Вот именно, – кивнул епископ. – Причем понятия «Хловис», «Бог» и «Чудо» сольются воедино, а еще к ним добавится четвертое – «Крещение». Король дал клятву, теперь остается лишь определить время… Думаю ввести Хловиса и его войско в лоно Святой Церкви на Пасху – Воскресший Христос принимает воскресших из погибельного мрака язычества франков в руки Свои… Весьма символично, не находишь? Нас с тобой тоже вспомнят, будь уверен.

Северин помолчал, недоверчиво пожевал губами и хмуро взглянул на епископа:

– Дядя, вы сами говорили, что… что древность просто так не отпустит сикамбров и другие народы… Вы сами видели, что творилось сегодня во время битвы! Колдовство, могучее и опасное колдовство! Неужели не боитесь?

– Чего бояться, если на твоей стороне Господь Бог? – вполне резонно сказал Ремигий. – И куда оно подевалось, это колдовство, когда мы воззвали к вышним силам и узрели Длань Господню, осенившую Хловиса? Ничего не бойся, сын мой. Опасайся, но не бойся… Мы сильнее, хотя враг – коварнее. Мы обязательно победим, пусть и неизвестно, какой ценой. Зерна Истины посеяны среди бесконечных полей сорняка, нам придется взрастить их и уберечь. Сам-то не боишься?

– Опасаюсь, – невесело хмыкнул картулярий. – Я действительно начинаю верить в реальность германских легенд о богах, чудовищах и волшебстве…

– Это с чего? – вздернул бровь епископ. – Еще вчера кривился при одном упоминании о Вотане, а теперь вдруг уверовал?

– Слушать глупые россказни варваров и видеть своими глазами – это разное, – вздохнул Северин. – Одна гигантская птица в облаках чего стоила!

– Птица? – прищурился Ремигий. – А, ну да, я тоже заметил. Только не уверен, что это была именно птица… Не обращай внимания, мало ли чудесных существ обитает в Арденнах? Хочешь еще покушать?

– Нет, преосвященный, благодарю.

– Тогда помолись и ложись спать. А мне еще следует наведаться к Хловису и Гунтрамну, есть о чем поговорить…

7

«От основания города», то есть Рима.

8

Дунай.