Последний оплот

— Не первый, — признал Чиун. — За все эти годы он отказывал мне в самых разных вещах. О каком бы маленьком удовольствии я ни попросил, от него следует тотчас же отказ. Помнишь, как на прошлое Рождество я спросил тебя, легко ли достать Барбару Стрейзанд?

— Мы берем двойной номер, — сказал Римо.

— То-то же! — воскликнул Шломо, снимая со стены ключ. Тотчас же Чиун снова стал давать инструкции прислуге.

Когда Римо расписывался в регистрационной книге, Шломо предупредил его:

— Советую вам вести себя как следует, молодой человек. Если в нашем отеле вы будете проявлять неуважение к вашему отцу, то я добьюсь, чтобы вас арестовали без промедления.

Римо расписался как «Норман Лир-старший» и «Норман Лир-младший», после чего заметил Артову:

— Если вас это интересует, то мой отец предпочитает, чтобы его называли полным именем.

Не успел Артов ответить, как Римо забрал Чиуна и носильщиков с сундуками и все двинулись наверх.

— Ты мелок, мелок, мелок, мелок! — повторил Римо.

— Четырежды спасибо, — откликнулся Чиун. — Это самые приятные слова, которые я услышал от тебя, Римо, за время нашего пребывания здесь.

— О чем ты говоришь? — удивленно спросил Римо, переодеваясь в голубую рубашку с короткими рукавами и коричневые брюки, которые он украдкой провез между кимоно Чиуна.

— Я все понял, — спокойно отвечал Чиун, — Ты сравнил меня с тем великим американцем, который описывает круги, чтобы уничтожить страшные, загрязняющие воздух машины. Это, конечно, не бог весть какой комплимент, но для американца, у которого есть мало чего достойного, это тоже неплохо.

У Римо голова пошла кругом.

— У меня для тебя новость и очень важная, папочка, — сказал он. — Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Это как раз вовсе не новость, Римо. Далеко не новость. Хи-хи-хи! Но я тебе благодарен, потому как тоже борюсь за чистоту окружающей среды. Я выливаю на пол воду, если она содержит опасные количества магния, меди, ртути, йода и прочих токсичных соединений...

Только сейчас Римо понял, что подразумевал Чиун.

— Ах, вот ты кого имел в виду! Но я вовсе не хотел сказать, что ты — Ричард Меллок, знаменитый автогонщик. Я просто намеревался довести до твоего сведения, что ты мелок, то есть мелочен, придирчив, неглубок, придираешься к пустякам.

— Я пытаюсь делать то, что правильно, а ты за это обзываешь меня всякими словами. Когда рядом с тобой оказывается женщина, тебе становится все равно, грязная или чистая вода проникает в твой организм. Когда же ты оценишь мои старания? Когда мои усилия будут оценены по достоинству?

— Не волнуйся, — сказал Римо, надевая легкие коричневые туфли, в которых приехал в Израиль. — Я уверен, что о них теперь знает весь отель!

— Хорошо, это меня вполне устраивает, — сказал Чиун, садясь на коврик и включая имевшийся в номере телевизор.

— И у меня есть еще для тебя новости, — заметил Римо, подходя к двери. — Эта девица на самом деле — израильский агент.

— Такая же, какую мы когда-то встретили в Голливуде? — обернулся к Римо Чиун. — Она не сможет достать мне хорошей, настоящей воды?

— Нет, нет, она агент, но секретный. Из здешних спецслужб. Примерно как я, только работает на Израиль.

— В таком случае, — сказал Чиун, — от нее мне будет мало толку.

Римо открыл дверь и с порога сказал:

— Мне надо выйти позвонить. Телефон в номере явно прослушивается. Что-нибудь тебе нужно?

— Конечно, — сказал Чиун. — Мне очень хотелось бы стакан хорошей воды и сына, который оценил бы мои постоянные старания...

— Хорошо, — сказал Римо. — Воды я постараюсь достать.

Римо медленно шел по аллее, которая одновременно служила связующим звеном между всеми отелями Тель-Авива, выходившими на Средиземное море.

В этот весенний день тысячи людей высыпали на пляжи «израильского Майами», а потому Римо медленно шел и смотрел на туристов, тащивших на пляж шезлонги, подростков, носившихся с досками для серфинга, и на продавцов мороженого и сладостей. Неподалеку от дощатого настила волейболисты лупили по резиновому мячу.

Римо интересовало совсем другое: где находится телефон? Он не повысил температуру тела, чтобы соответствовать тридцатиградусной жаре вокруг. Ему хотелось немножко попотеть. Если Чиун и в самом деле говорил правду насчет воды, лучше поскорее вывести из организма ядовитые вещества. Римо вытер влагу со лба, проходя по запруженной Хагаркон-роуд, после чего вышел на главную приморскую улицу — Бен Йегуда.

Телефона видно не было. Римо прошел с квартал, потом спросил старика прохожего:

— Где телефон?

Старик махнул своей немощной рукой дальше по Бен Йегуда, давая понять, что до телефона путь неблизкий, и сказал:

— Шамма.

Римо двинулся дальше, с удовольствием поглядывая на загорелых прохожих и уличные кафе, с их разноцветными зонтиками над столами. Вернее, он смотрел с удовольствием кварталов пять, а потом ему это несколько приелось.

Римо остановил встречного туриста:

— Вы не знаете, где тут Шамма?

— Шамма? — переспросил тот. Этот пахнувший мясом толстяк был и впрямь туристом, потому что с его шеи свешивались два фотоаппарата, футляр для бинокля и мексиканский медальон.

— Сейчас поглядим, где эта Шамма, — продолжал толстяк, обдавая Римо запахом вчерашнего «фалафеля» — пирожка с начинкой из молотого и жареного мяса с турецким горохом.

Он расстегнул молнию на футляре для бинокля и извлек карту, лежавшую между бутылкой водки и бутылкой апельсинового сока. Он развернул карту, прижал ее к груди Римо и начал громко читать:

— Иудея, Самария, Газа, Синай, Голан, Сафед, Афула, Тибсрия, Гедера, Натания... ну прямо перекличка членов клуба Микки-Мауса, верно? Рамлех, Лидда, Регебот, Беер-Шеба. Нет, дружище, никакой Шаммы что-то не вижу. Может, посмотреть но арабской карте?

— Спасибо, не надо, — отозвался Римо, отделяясь от карты, прижатой к его груди.

— Все в порядке, друг, — сказал турист, снова складывая карту. — Всегда готов помочь.

Римо перешел через Алленби-стрит и там, на площади Мограби, заметил телефонную будку.

Аппарат выглядел примерно так же, как и телефоны на американской земле, но только над диском имелась наклонная стеклянная трубочка, в которую Римо попытался засунуть монету. У него ничего не вышло. Тогда Римо попытался запихать в прорезь долларовую бумажку. Снова неудача. Он подумал: нельзя ли позвонить в кредит? Вряд ли. Ну а как насчет чека? По чеку телефон позволит ему сделать хотя бы один-единственный звоночек? Вряд ли.

Когда-то давно, в Ньюарке, когда Римо и его дружкам нужно было позвонить, а платить было нечем, Ву-Ву-Вудфилд умел стукнуть по аппарату так, что тотчас же появлялся гудок. Римо попытался припомнить, как и куда ударял его приятель. Надо ли бить в пространство под диском или, напротив, над диском? Римо залепил аппарату легкую затрещину, отчего услышал вопль — но не телефона, а маленького арабского мальчика, который возник возле будки.

«Плохо дело», — подумал Римо. Впрочем, ему никогда и ни в чем не удавалось превзойти Ву-Ву. Арабский мальчик смотрел на Римо и качал головой, говоря при этом что-то, похожее на «нет-нет-нет».

Римо посмотрел на мальчишку. «Нет, приятель, тут нужен Ву-Ву-Вудфилд».

Мальчика звали не Ву-Ву-Вудфилд, а Арзу Рамбан Раши и, подобно Ву-Ву, он был непревзойденный мастер на разные хитрые штучки.

Кто-то из арабов пытался стать великим воином, другие делались проповедниками и последователями Аллаха. Третьи, напротив, пытались мирно уживаться с евреями на оккупированных арабских землях, но никто не мог сравниться с Арзу в том, что умел делать тот. Рамбан Раши в свои десять лет был самым великим специалистом по одурачиванию туристов в Израиле.

Мальчик с лицом смуглого арабского ангела шнырял по побережью, выжидая такую верную жертву, как незагорелый американец в будке телефона-автомата. Свою трудовую карьеру Арзу начал, продавая туристам собственноручно изготовленные им карты Израиля, на самом деле ничего общего с настоящим Израилем не имевшего. Добившись того, что его бизнес привел к самым невероятным казусам на дорогах, он двинулся дальше: стал продавать мороженое в чашках — в которых, при ближайшем рассмотрении никакого мороженого и в помине не было. Освоив этот полезный навык, Рамбан Раши занялся валютными операциями.